Милфа

Я выхожу из зала и сажусь в машину. Как только двери такси закрываются, я выдыхаю. Но даже это не приносит облегчения. Я смотрю в окно, и в отражении бокового стекла ловлю себя на мысли, что я сейчас напоминаю человека, балансирующего на самом краю обрыва. Одно неосторожное движение, один рваный вдох — и я упаду и разобьюсь насмерть.

Мои пальцы машинально сжимают подол платья. Я снова ощущаю его запах, вкус, прикосновения. Это безумие. Это разрушение. Это моя жизнь, которая теперь никогда не будет прежней.

Я вхожу в дом, закрываю за собой дверь, и первая мысль — тишина. Тишина, в которой я слышу своё собственное дыхание, биение крови в висках. Но её нарушает голос сына:

— Мам, ты уже дома?

Я едва успеваю шагнуть в коридор, как вижу его. Костя стоит у порога кухни, рядом с ним девушка. Молодая, хрупкая, с тёмными волосами, собранными в небрежный хвост. Глаза большие, темные, напряжённые.

Она смущена. Очень. Бледные пальцы нервно комкают край рукава свитера.

— Это.… это Лиза, — произносит Костя, явно избегая встретиться со мной взглядом. — Мам, познакомься.

Лиза.

Но Костя встречается с другой. С Дашей.

Я медленно поднимаю на сына взгляд, и он тут же нервно отворачивается.

— Лиза, — киваю я, будто ничего странного не замечаю. — Приятно познакомиться.

Она кивает в ответ, даже чуть склоняет голову, будто благодарна мне за то, что я не спрашиваю лишнего. Но я и не собиралась.

Всё, что должно меня сейчас волновать, — это поведение сына, но моя голова занята совсем другим. Там, глубоко внутри, всё ещё пульсирует эхо случившегося.

— Мам, всё хорошо? — Костя смотрит на меня уже пристальнее. — Ты какая-то.… странная.

— Просто устала, — отвечаю спокойно. — Пойду приму душ.

Я поднимаюсь в ванную, закрываю за собой дверь и опираюсь на нее спиной.

Тело ломит. Оно ноет от воспоминаний, каждый сантиметр пульсирует.

Я смотрю на своё отражение в зеркале. Щёки еще горят, глаза блестят. Уголки губ чуть приподняты, но я быстро их опускаю. Раздеваюсь медленно, наблюдая за тем, как одежда скользит с кожи, как открываются плечи, как становятся видны бедра.

И мне впервые за долгие годы нравится это зрелище. Я не выгляжу уставшей, не выгляжу постаревшей. Я не просто женщина, у которой есть муж и взрослый сын. Я женщина, которая желанна. Которая только что стала причиной того, как мужчина терял над собой контроль.

Я захожу в кабинку и включаю воду. Горячие капли падают на кожу, и я задерживаю дыхание. Жар. Ощущение, будто Илья снова касается меня.

Ох…

Я прикрываю глаза, позволяя воде смыть с меня груз дня, тревогу, воспоминания. Или, наоборот, впитаться в них.

Я мою кожу тщательно, но не потому что хочу очиститься, а потому что чувствую… наслаждение. Я чувствую своё тело. Не просто инструмент для выполнения бытовых задач. Оно живое. Оно жадное. Оно помнит.

Выхожу из душа, заворачиваюсь в полотенце, вытираю волосы. Накидываю халат, иду на кухню. Завариваю себе чай.

Зелёный. С медом.

Осторожно беру кружку в ладони, чувствую ладонями тепло и глубоко вдыхаю тёрпкий аромат. Сжимаю чашку крепче, пытаясь согреть холодные пальцы, и иду на балкон.

Я вдыхаю ночной воздух, позволяя ему наполнить лёгкие, очистить мозг от застоявшихся мыслей.

Там вдали — город. Огоньки окон, шум машин.

Мне страшно. По-настоящему страшно. Но не только из-за Романа.

Страшно, что я чувствую что-то.… живое. Что-то, что тянет меня к Илье, к запрету, к страсти.

Я должна бояться. Я должна сожалеть.

Возможно это какая-то гормональная эйфория, но… Но вместо этого я стою, обхватив ладонями тёплую кружку, смотрю вдаль… и улыбаюсь.

31

Я стою у зеркала в коридоре, поправляю волосы, веду ладонями по длине, разглаживая пряди. Макияж скрыл остатки сна, взгляд решительный. Глубоко дышу, настраиваясь на день.

Сзади раздаётся звук шуршащей бумаги.

— Это что еще такое? — голос Романа, низкий, чуть хриплый после сна. Он только-только сварил себе кофе.

Я поворачиваюсь. В его руках буклет школы художеств.

— Это?... — он переворачивает его в пальцах, хмурится. — Ты что, решила вдруг стать художницей?

Я ловлю своё отражение в зеркале, пока подбираю слова. Глубокий вдох, медленный выдох.

За семнадцать лет брака он даже не узнал, что я люблю рисовать.

— Да. Хочу пойти учиться, — спокойно говорю я.

Он приподнимает бровь, будто не расслышал.

— Что?

— Хочу поступить в школу художеств, — повторяю твёрже.

Роман усмехается, качает головой.

— Лиль, тебе делать нечего? Какая еще школа? Что за блажь?

Я поворачиваюсь к нему полностью, сцепляю пальцы перед собой. Роман уже настраивается на привычную тираду — что это бесполезная трата времени, что мне нужно думать о доме, а не о глупостях, но я перебиваю его, сделав шаг вперед.

— А мне кажется, это очень красиво. Представь: главный прокурор города и его жена — художница, — я улыбаюсь, наклоняю голову, наблюдая, как в его глазах мелькает непонимание.

Роман зависает. Он привык к моему послушанию, к поникшему взгляду, к тихому согласию. А теперь я стою перед ним с улыбкой.

Он хмурится, прищуривается, будто пытается понять, что со мной не так.

Пока Роман думает, я беру сумочку, целую его в щеку и выскальзываю за дверь.

Когда закрываю ее за собой, сердце гулко бьётся в груди. Я выхожу во двор, морщусь от яркого солнца, на ходу достаю ключи из сумки.

Руки чуть дрожат. Завожу машину, чувствую, как по венам разливается адреналин.

Я только что осмелилась пойти против слова мужа.

Горло пересыхает. Я не знаю, что будет вечером, не знаю, устроит ли он мне скандал, но впервые за долгое время я чувствую не только страх.

Я чувствую себя живой. Хочу дышать полной грудью.

Сжимаю руль, переводя дыхание, и нажимаю на газ.

Я больше не призрак в этом доме. Я больше не тень.

У меня есть мечта, и я не позволю ее отнять.