Милфа

Тишина после пяти часов программы в клубе кажется оглушительной. Я люблю свою работу, но и контраст с тишиной тоже.

Поворачиваюсь и иду к столу, оставив окно открытым. Беру в руки плотный конверт, держу его пальцами, как сигарету, а потом зачем-то открываю.

Фотографии выпадают веером. Я не тороплюсь их поднимать. Несколько секунд просто смотрю, как они разбросаны по поверхности стола.

Беру одну и переворачиваю лицевой стороной вверх. Провожу пальцем по гладкому покрытию.

На снимке — она. Лиля.

Весь вечер в клубе я видел ее разной. Смущённой, дрожащей, возбужденной, покорной. Я взял ее жёстко, полностью подчинил себе. Она отдалась без остатка.

А теперь смотрю на этот снимок и чувствую… что-то не то.

Какого хера я вообще что-то чувствую? Зачем пялюсь на фотки?

Лиля на коленях, пальцы обхватывают мой член, направляя его в свой пухлый рот. Глаза закрыты, бёдра чуть расставлены. Фото сделано с такого ракурса, что меня не узнать. Это только она — обнажённая, униженная, горящая.

Блять.

Я поддеваю следующую фотографию. Здесь я держу её за волосы, её губы приоткрыты, её тело напряжено от сладкой пытки. Эти кадры могут уничтожить её полностью, разрушить её брак, её семью, её жизнь. Прокурор, узнав об этом, не простит, хоть и сам совсем небезгрешен.

Лиля либо исчезнет, либо ее сотрут в порошок.

Я провожу языком по зубам, собираю фото и засовываю обратно в конверт.

Она мне даже понравилась. Вкусная штучка эта милфа. Как будто и не тридцать пять ей. Нежная, податливая. В первый раз дрожала, вцепившись в меня, но потом… потом уже сама извивалась, сама просила.

Было чертовски приятно сломать ее.

Я чувствую легкий укол сожаления, но тут же отбрасываю его. В мире, в котором я живу, слабость — смертельная ошибка. Я сделал то, что должен был. Что мне поручила семья.

Только не та семья, где батя бросил меня ещё в детстве, а потом вдруг вспомнил. Не та, где дядька прокурор даже не вступился, когда я, ещё буду сопляком, накосячил. По мелочи, но ответил по полной.

А мать ведь просила. Но на её просьбы болт положили.

А Белый, батя моего друга, откликнулся. И да, теперь я с ним. Вот уже десять лет как. И сделал то, о чём он попросил — внедрился, собрал материал, поймал прокурора на крючок. Теперь его либо снесут, либо будут дёргать за ниточки, и он будет плясать под нужную дудку.

Дядюшка слишком сильно насолил нашему сообществу. Белый такое не спускает.

Я запечатываю конверт, запихиваю в куртку и направляюсь к выходу. Щёлкает замок, дверь закрывается за мной. Я спускаюсь по лестнице, выхожу на улицу. Холодный воздух врывается в легкие. Снова хочется курить.

Машина уже ждет. Я подхожу, открываю дверь, сажусь на заднее сиденье.

— Есть? — водитель не оборачивается, но я чувствую его взгляд в зеркале заднего вида.

Я хлопаю ладонью по нагрудному карману.

— Всё здесь.

— Поехали.

Машина плавно трогается с места. Город остаётся за окном, огни мелькают, как сигналы тревоги.

Через десять минут я передам эти снимки и поставлю точку в этой игре.

Лиля….

Она просто пешка. Такая же, как и все.

36

— Белый будет тобой доволен, — хлопает по плечу меня Смагин, личный курьер Белого, и убирает конверт во внутренний карман куртки. — Тебе позвонят, Илья.

— Окей.

Я выхожу из здания, накидываю капюшон на голову и глубоко вдыхаю холодный ночной воздух. Внутри все ещё пульсирует напряжение, будто сжимает рёбра изнутри, не давая дышать. Неприятное, липкое чувство застряло где-то в груди. От него хочется избавиться, но оно не уходит. Я списываю его на усталость, на напряжение последних недель, но внутри понимаю, что дело не в этом.

Проклятая баба.

Я поворачиваю в переулок и решаю пройтись пешком. Машина бы увезла меня за считанные минуты, но мне нужно успокоиться. Очистить голову. Сделать так, чтобы голос Лили, ее стоны, ее срывающееся дыхание не звучали у меня в ушах, когда я закрываю глаза.

Но, чёрт возьми, не получается.

Зажигаю сигарету, делаю глубокую затяжку. Никотин слегка отрезвляет, но этого недостаточно.

И тут звонок.

Я вытаскиваю телефон, даже не глядя на экран, и принимаю вызов.

— Да? — голос сухой, отстранённый, но когда я слышу в трубке её шёпот, мне будто в лёгкие загоняют ледяной воздух.

— Илья….

Я замираю. Тело мгновенно напрягается.

— Что случилось? — голос выходит резче, чем планировал.

— Не знаю.… — пауза, шум в трубке. Кажется, она где-то в ванной или на балконе. Её дыхание слишком близко. — Мне… мне не по себе. Роман ведёт себя странно. Смотрит как-то.… будто знает.

Внутри у меня всё холодеет.

— Ты ему ничего не сказала? — спрашиваю ровно, но в груди всё стягивается.

— Конечно, нет! — ее голос дрожит. — Но он смотрит… я не могу это объяснить. Мне просто страшно, понимаешь?

Понимаю.

Голова вдруг начинает работать совершенно по-другому. Как в драке, когда чувствуешь, что следующий удар может оказаться решающим. Мозг мгновенно перестраивается, адреналин выбрасывается в кровь.

— Всё будет нормально, Лиля, — говорю я. — Просто не выдавай себя. Будь… будь, как всегда.

— Но….

Я обрываю её.

— Я позвоню позже.

И сбрасываю.

Рука сжимает телефон, а в голове уже звучит только одна мысль.

Фотографии.

Они еще не в руках Белого. Это курьер, он должен сначала заехать в один из местных отелей, чтобы забрать долю хозяина, а только потом двинуться к точке встречи. Значит, у меня есть время.

Чёрт. Я что, правда собираюсь это делать?

Секунда — и телефон снова в руке. Я звоню Белому.

— Чего? — его голос ленивый, как всегда.

— Отбой. Не используй фотографии. Я найду другой способ прижать прокурора.

Молчание. Потом короткий смешок.

— Ты издеваешься? — Белый явно развлекается. — Какая тебе разница? Баба понравилась? Ну так потом мы тебе ее отдадим. После того, как размажем этого слизня. А пока всё пойдет по плану.

Я сжимаю кулак. Я знал, что он так ответит. И всё же попытался.

— Я разберусь сам, — твёрдо говорю я.

— Ты сделаешь то, что должен, — Белый усмехается. — Ты ведь знаешь, что бывает с теми, кто нарушает наши договорённости?