Милфа

Отчаяние.

Но мне так больно сейчас, что я не готова оценить. Не хочу. Не стану.

— Я…. я влюбился в тебя, — шепчет он. — И не смог сделать то, что должен был. Для чего меня к тебе подослали.

— Ты…. Ты… — я не могу даже сказать ничего в ответ.

Я в таком шоке сейчас, что внутри горит всё. Пылает в огне боли. Выжигает.

Он наклоняется ниже. Губы почти касаются моих.

И я чувствую… страх.

Этот человек… этот мужчина… только что предал меня. Лгал мне. Использовал меня. И теперь… теперь он хочет снова запутать меня.

Я резко отворачиваю голову.

— Нет, — выдыхаю.

Но его руки всё еще на мне.

— Ты не понимаешь… — голос его хриплый, сбитый. Он сжимает меня крепче, шепчет, словно одержимый. — Ты не понимаешь, как я схожу с ума от тебя. Повернулся, Лиля. Свихнулся. Потому что против Белого никто не пойдёт в своём уме. А я больше не в своём.…

Я чувствую, как его пальцы соскальзывают на мою шею, затем на плечи.

— Я не могу… Я не могу остановиться…

И тогда он целует меня снова.

Сильно, жадно, как утопающий хватается за последний шанс.

Я чувствую, как его руки опускаются ниже, как он впивается пальцами в бёдра. Как его тело прижимается крепче.

— Отпусти, Илья, отпусти меня!

— Я не могу, Лиля. Не могу. Не отдам тебя никому, я им не позволю… никому.

И тогда я осознаю…

Он не просто не может меня отпустить.

Он готов забрать меня силой. Выпотрошить не только душу своим предательством, но и тело сломать.

Меня охватывает паника. Я начинаю биться в его руках, дёргаться, царапать его, пытаться отстраниться.

— НЕ ТРОГАЙ! — я вырываюсь, и наконец он замедляется.

Отшатывается.

Медленно отступает, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Потом моргает несколько раз и сглатывает, будто только очнулся.

— Лиля.… — его голос едва слышен, на лбу быстро пульсирует жилка.

Он осознаёт.

— Чёрт… — он сжимает пальцы в кулаки, его грудь вздымается в тяжелом дыхании. — Прости. Адреналин шпарит.

Я молчу.

Громкий стук в моей голове.

В висках.

В груди.

Он….

Я больше не могу здесь оставаться.

Я делаю шаг назад. Потом еще один.

Он не двигается.

Просто смотрит.

— Лиля….

Я бросаюсь к двери, дергаю ручку.

— Прости меня…. — снова повторяет он, но голос его уже глухой, разбитый.

Я открываю дверь. Плевать, кто там за ней. Рядом с Ильёй я находиться больше не могу не минуты.

И убегаю.

Я бегу.

Я выбегаю на улицу, тёмный подъезд сменяется ночным воздухом. Я даже не чувствую холода, только удары сердца, только свою боль, которая пронзает каждую клетку тела.

Я спотыкаюсь, ноги подкашиваются, и я оседаю прямо на асфальт. Колени обдираю, но даже не чувствую боли.

Рыдания рвут грудь.

Не просто плачу — меня выворачивает наизнанку. Я не могу дышать, воздух будто сдавливает грудь. Всё рушится. Всё. Моя жизнь, мой мир. Муж, который ломает меня, как хочет. Сын, которому плевать на всё, что я сделала для него. Любовник, который оказался предателем. Бандиты, которые хотят использовать меня в своих играх. Я…

Кто я теперь?

Я задыхаюсь. Меня выворачивает. Я наклоняюсь, желудок сходит с ума, и меня рвет прямо на мокрый асфальт.

Тело дрожит. Я прижимаю ладони к лицу, пытаюсь успокоиться, но не могу. Голова кружится, уши заложены. Паника накрывает волной.

Нельзя сидеть. Нельзя оставаться здесь.

Я вытираю рот дрожащей рукой, всхлипываю и заставляю себя встать. Колени подгибаются, но я опираюсь на стену дома и делаю несколько глубоких вдохов.

Домой.

Мне нужно вернуться домой.

Я не знаю, как. Не знаю, что буду говорить. Но мне нужно туда. Мне нужно хотя бы что-то, за что я смогу зацепиться.

Я выпрямляюсь, собирая в кулак последние силы, и шаг за шагом двигаюсь в сторону дороги.

Ощущение, что жизнь кончена. Но я ещё дышу.

39

Я возвращаюсь домой как во сне. В каком-то плотном, молочном тумане, как Николь Кидман в фильме “Другие”.

Кажется, что я плыву, а не иду, будто воздух сгустился, превратился в вязкую, липкую массу, которая мешает дышать. Мешает думать.

Да и не хочется думать вовсе. Не получается. Мысли словно трясина. Огромное болото боли.

Я никогда не ездила на попутках. Тем более ночью. Безумной ведь надо быть, чтобы сесть к кому-то в машину среди ночи.

Но, наверное, у меня такой вид, что эти двое парней, чью машину я тормознула возле круглосуточного супермаркета, даже вопросов не задавали. Да и было ощущение, что мне плевать. Я вся онемела. Застыла.

Они высаживают меня напротив парка, и я иду домой. Даже думать не хочу, что там может сейчас произойти. Мне уже все равно сейчас. После такого позора и кошмара.…

Я открываю калитку и поднимаюсь по лестнице на автопилоте, механически вставляю ключ в замок, поворачиваю, вхожу внутрь.

Тишина. В доме так же темно.

Я иду в спальню. Роман спит, его ровное дыхание заполняет комнату.

Я замираю на пороге, пытаясь осознать, что мне теперь делать, но голова совершенно пустая. Меня словно выпотрошили. Всё внутри выжжено, только пепел, только раскаленные угли в грудной клетке.

Я переодеваюсь, скидываю одежду, которая теперь кажется чужой и грязной. Кожа ноет от воспоминаний прикосновений рук Ильи, покрывается мурашками, стоит лишь вспомнить его обезумевшие глаза.

Влезаю под одеяло, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить мужа. Свернувшись калачиком, прячу лицо в подушку.

Тело содрогается от беззвучных рыданий. В животе сводит спазмом.

Я раздавлена. Я предана. Кажется, что сердце разорвалось на части, а из осколков вытекает какая-то холодная, липкая пустота. Меня затягивает в неё, я тону.

Больно. Господи, как больно.

Я не знаю, сколько так лежу, но в какой-то момент слёзы высыхают, оставляя после себя сухую, болезненную пустоту. Тьма накрывает меня с головой.