Милицейская сага

– То есть жируют те, кого ты сам еще в восемьдесят девятом сажал?

– Да, именно. Это теперь и есть власть. Единая и неделимая. Плоха ли, хороша. Плоха, конечно! Но то, что у тебя в голове, это, поверь, бессмыслица.

– Ну, отчего же? Если я выну бумаги, подтверждающие, что и Кравец, и Панина твоя разлюбезная - не только ворье с многолетним стажем и взяточники, но и убийцы...

– Стало быть, Панина права, и документы сохранились. От Добрыни получил?

– В настоящее время это не имеет никакого полового значения.

– Пожалуй. Только - чего добиваешься? От меня, в частности?

– Чтоб определился.

– То есть намекаешь, что я с ними завязан?

– Ваши формулировки по-прежнему безупречны, - Виталий слегка поклонился.

– В принципе - правильно намекаешь. Да, завязан. Так же, впрочем, как все нынешние со всеми нынешними. И не потому даже, что жаден. А потому, что иначе в кресле бы своем давно не сидел. Поскольку переплетение интересов, о которых сказал, это и есть признак становления новой власти.

– Бандюки в законе?

– Именно. Но - обрати внимание на вторую часть насмешливой своей фразы - в законе. Страна поделена. И те, кто ее поделил, в том числе вчерашние бандиты, теперь хотят жить по правилам.

– По своим правилам.

– Они для всех установлены. Для правых и для виноватых. Собственник хочет быть уверен, что то, что он нахапал, у него не отнимут. Так было в Штатах в период первоначального накопления. Так теперь и у нас.

– Плевать мне на Штаты. По мне наисущественнейшая разница в том, что не там, а здесь живут и жируют госпожа Панина и твой тестюшка - господин Кравец.

– Гляжу, эдаким Монте-Кристо себя ощущаешь. Так я тебя, братец, расстрою. Все, кто составляет основу нынешнего общества, сплетены меж собой в огромную паутину. И у каждого из них похожее прошлое. Ты что, всерьез полагаешь, что, выбросив свой компромат, вызовешь бурю страстей? Вопли негодования?!.. Только в том случае, если кто-то зацепится за него, чтоб скинуть Кравца и отобрать пару лакомых кусков у Паниной. Кстати, наверняка зацепятся. Но что далее? На месте обоих окажутся точно такие же ухари со своим темным прошлым. И - все! Круги на воде.

– Тебя послушать, так на Руси и честных людей не осталось.

– Отчего же? Есть, и немало. Только - они не становятся губернаторами и президентами банков. Хотя, знаешь, Виташа, о чем я сейчас подумал: пожалуй, что и нет. Проблема-то еще глубже. Те честные, на которых ты тут уповаешь, они ведь теперь тоже по-другому честные. Не потому, что принципами замучены, а просто - не свезло, понимаешь, губернаторами стать или, скажем, банчок отхватить. А дай возможность украсть, так и не упустят. А это уже иная категория. Резерв завистников. Так-то вот.

Виталий слушал, опершись локтями о хрупкий столик и опустив подбородок на побелевшие от напряжения кулаки.

– Вот ты как заговорил. Стало быть, Котовцев тот же, Коля Лисицкий, Марешко сломанный... - Марешко два года назад повесился втихую.

– Не знал. Что ж, плюсую. Чекин спившийся, Рябоконь, где-то сейчас догнивающий. Все это теперь не в счет? Все это было между прочим? Шлак?! Так что ли, гражданин начальник?

– Так!
– жестко отрубил генерал, стремясь жесткостью тона сбить нарастающую в собеседнике неуправляемую волну.
– Такое на изломах истории встречается сплошь и рядом. Шанс был - в девяносто первом. Но не мы с тобой сделали со страной то, чем она стала. Не мы! И мстить сейчас за тех, кого просто перемололо в этих жерновах! С таким же успехом ты можешь мстить, я не знаю, потомкам опричников, уничтоживших старые боярские роды.

– Эк как приспособился!

– Я вжился в это. И пытаюсь сейчас достучаться до прежнего, верившего мне Виталия. Обстоятельства нынче другие. Жизнь, пока ты сидел, стала много сложней. Не такой, как хотелось. Но у нас-то с тобой другой жизни тоже не будет. Либо вживляемся в эту, либо...

– В никакую. С опричниками мне дружиться не довелось. А Кравца и Панину премного не уважаю. И твердо знаю: каждому должно воздасться. И что могу, то воздам! Может, только для этого судьбина меня и протащила через эти пять лет. Замороженный, говоришь? Морозили и впрямь крепко. Меня, между прочим, по всем земным законам быть здесь не должно. Потому что выжить я не должен был. Дубили, дубили, да не доубили.

Мороз закашлялся. - Получается, вернулся мстителем, - подвел нехитрый итог генерал.
– И в руках - перст судьбы. Бывает. Тогда зачем все-таки ко мне пришел? Документы у тебя в загашнике. От моих ты лихо отрываешься. Где чьи избирательные штабы расположены, известно. Так что флаг в руки.

– Эк, сколько теперь в тебе намешано. Похлеще моего. И что повязали тебя накрепко, тоже понимаю. Поэтому, если выстрелю компрой, по касательной обязательно в тебя попаду. Так?
– всмотрелся.
– Та-ак. Но ведь разве мало между нами доброго было? Потому и предлагаю - вместе.

– То есть?

– Вместе топим. Ты! С моей помощью. Но - ты!

– Зачем тебе это?

– Считай, трезвый расчет. Целесообразней, если компра через тебя пойдет. Сам же говоришь, другой полетный эшелон. Иные слои атмосферы. Соответственно - лучше слышно. А тебе шанс. Ну, ты меня понял.

– Чего не понять?
– генерал с сожалением покрутил опустошенную бутылку.
– Приходишь из ниоткуда и так, между прочим, предлагаешь пустить всю сложившуюся жизнь под откос. Просто - как друг! А чего в самом деле не подухарить?

– Не настаиваю.

– Думаешь, самому не хочется? Еще как. Особенно ночью бывает. Встанешь отлить. И если хоть одной мыслью шалой струю спугнешь, все - дальше без стакана не уснуть. И вот примешь, бывает, стакан этот и так сладко возмечтается! У!... Куда там твои нехитрые планы. Только в отличие от тебя к утру понимаю, что, как бы ты ни перевернулся, кроме шума и вони, ничего другого не будет...

– В разные мы с тобой сортиры ходили.

Андрей прервался, с некоторым удивлением усваивая услышанную фразу, и - захохотал.

Улыбнулся невольно и Мороз. Это был прежний завораживающий хохот молодого Тальвинского, не откликнуться на который было невозможно.

– А что? Положим, и соглашусь, - Тальвинский оборвал смех - будто на кнопку нажал.
– Тестюшка мой, конечно, зажрался. И второй его срок - этого область и впрямь не перенесет. Тут можно подумать.

Он предугадал движение Мороза.