Милитариум. Мир на грани (сборник)

– В этом смысле у нас с вами ничего не выйдет, – сказал я не без сожаления. – Увы. Но знакомство со мной, уверяю вас, может оказаться весьма полезным. Вам не надоели поручики?

– Смертельно надоели. Вы можете предложить что-нибудь получше?

Я снисходительно улыбнулся.

– Естественно. Государя императора не обещаю, но какого-нибудь генерала от инфантерии не из самых задрипанных – почему бы нет.

– Звучит заманчиво, – Кларисса Андреевна облизнула чувственные полные губы. – И что мне нужно для этого сделать?

– Ровным счетом ничего. Разве что сказать мне «да». И, возможно, немного посодействовать в моих начинаниях.

* * *

На следующий день я выиграл у Хранителя в лото восемь рядовых, уступив лишь однажды. Он отбил двух канониров и ефрейтора в фараон, но в железку я снова взял верх – мне достались сразу три унтера и штаб-ротмистр.

– Довольно, – на этот раз игру прервал я.

– Как вам будет угодно.

Я изобразил нерешительность.

– Мы могли бы разыграть дюжину-другую унтеров в вист, – предложил я. – Или в белот, если пожелаете.

Хранитель презрительно скривил губы.

– За кого вы меня держите, сударь?

Я развел руками.

– Не хотел вас задеть. Думал, возможно, за полсотни последних лет вы приобрели необходимый навык.

Хранитель не ответил, и я из Георгиевского зала ретировался.

– Как вам это понравилось? – осведомился я тем же вечером у княгини Ромодановской.

Мы неспешно фланировали по Невскому. Вернее, фланировала она, а я, как и подобает наставнику, держался в двух шагах по левую руку.

– Вы были великолепны, Валерьян Валерьянович. Особенно когда подменили тот бочонок в лото.

– Вы заметили? – изумился я.

– Я следила очень внимательно. Скажите, а вы не опасаетесь, что вас, так сказать, обнаружат?

Я укоризненно покачал головой. Людишки всё-таки скудоумны, даже самые лучшие из них. Не к вам, благородные господа, относится, а впрочем, к вам тоже. Ангела смерти видят лишь те, кому он предстает, а не любой, кому приспичит. Почему-то эту элементарную, в общем-то, истину людишкам удается усвоить с превеликим трудом, да и то далеко не всем.

– Будьте покойны, дорогая Кларисса, – уверил я свою спутницу. – Что-что, а конфиденциальность я гарантирую.

Она внезапно остановилась.

– Валерьян Валерьянович, зачем я вам?

Этого вопроса я ждал, в ее положении его задают все. Я мог бы ответить честно – что каждая завербованная душа зачисляется на мой счет и приближает меня к новой ступени. Что мне осточертела полевая работа, что пробиться наверх крайне нелегко, и поэтому… Я не стал говорить правду. Во-первых, потому что отвечать правдиво – моветон и редко когда бывает целесообразно. А во-вторых, потому что была еще одна причина, и тоже правдивая.

– Вы мне нравитесь, – не стал я эту причину скрывать. – Чертовски нравитесь.

– Вот как? Мне лестно. И что со мной станется, когда я умру?

– Я буду ходатайствовать о зачислении вас в штат. Вы наверняка догадываетесь, какие блага эта должность предоставляет.

Следующие десять минут мы шли молча. Моя Кларисса пыталась свыкнуться с новостью. Я не мешал. Одно дело, когда «чертовкой» тебя людишки зовут за глаза, и совсем другое, когда это звание соответствует сути вещей.

– Что ж, – нарушила наконец паузу Кларисса. – Я согласна.

– И вы не пожалеете, – с пылом заверил я. – Мудрое и правильное решение.

– Скажите, сударь… Почему ваш противник отказался играть в вист или во что вы ему там предлагали?

– Он не просто отказался, – краями губ улыбнулся я. – Он принял это за насмешку. Видите ли, дело в том, что…

Дело было в том, что в коммерческих играх господину ханже у меня нипочем не выиграть. Вист это не штос, где весьма непросто сшулеровать. Вист – это где смошенничать можно на каждом ходу, а поймать за руку, когда сдаешь себе козырной онёр из рукава, чрезвычайно трудно, если не сказать «невозможно».

– Он попросту трус, – скрыл правду я. – И проиграть там, где требуются сообразительность и острота ума, боится до чертиков.

* * *

На следующий день прибыла новая партия раненых – голов в триста. По этому поводу ходячих в спешном порядке принялись передислоцировать в лазареты попроще. Еще теплые от их тел койки наскоро перестилались, чтобы принять новых постояльцев.

– Нам предстоит немалая работа, сударь, – приветствовал я Хранителя. – Вы, надеюсь, в форме?

Он досадливо фыркнул, и мы уселись на ставшее уже привычным место в Георгиевском зале.

– Что здесь делает эта женщина? – надменно кивнув в сторону Клариссы, осведомился Михаил Назарьевич. – Я видел ее здесь и вчера.

– Моя протеже, – небрежно ответил я. – В свободное от дежурства время обучается ремеслу. Вы имеете что-то против?

Хранитель с минуту молчал.

– Вы всё же отвратительное существо, сударь, – сказал он наконец. – Взгляните: молодая, красивая женщина. Занималась богоугодным делом, у нее была возможность спасти свою бессмертную душу. До тех пор, пока не явились вы. Как же…

– Ближе к делу, – оборвал я. – Не лезьте, куда вам не следует.

Хранитель крякнул, молча стасовал колоду и дал мне подснять.

– Казак Онищенко, – объявил он. – Пять партий в баккара.

Я легко выиграл все пять. Вслед за ними с той же легкостью заполучил еще двух казаков и вахмистра.

– Достаточно? – с издевкой спросил я. – Вы явно сегодня не в форме. Впрочем, мы можем сменить игру. Как насчет партии в белот?

Хранитель посмотрел мне в глаза.

– Идет, – выдохнул он. – Сдавайте.

– Я не ослышался? – изумился я. – Вы согласны сыграть в белот? На кого же?

– На всех.

– В каком смысле? – оторопел я. – Что значит «на всех»?

Белесые крылья за спиной Хранителя трепыхнулись.

– Это значит – на всех разом. Вы надоели мне, господин чертов служка. Смертельно надоели. Вы, такие, как вы, и эта работа. Давайте покончим с этим. Вы будете играть?

– Конечно, – я наскоро, пока он не передумал, перетасовал колоду. – Извольте подснять.

Я набрал девятьсот шестьдесят очков, когда у него не было еще и шестисот.