Миллениум. Тетралогия.

Зло надо изгонять злом.

После тренировки Лисбет в полном изнеможении сидела в раздевалке, будучи почти не в силах думать. Зажужжал мобильный телефон, но она не обратила на него внимания. Вошла в душ и встала под струи горячей воды, и только тут мысли стали постепенно проясняться. В ее сознании опять всплыл рисунок Августа. Правда, на этот раз Саландер занимало не само изображение убийцы, а написанное в самом низу листа.

Законченную работу Лисбет видела в доме на Ингарё лишь несколько мгновений и была тогда полностью сосредоточена на отправке рисунка Бублански и Мудиг; а если бы даже и задумалась над ним, то, как и все остальные, восхитилась бы точностью изображения деталей. Но теперь, когда она с помощью своего фотографического взгляда восстанавливала рисунок в памяти, ее гораздо больше интересовало написанное под изображением уравнение. В состоянии глубокой концентрации Лисбет вышла из душа. Однако она почти не слышала собственных мыслей, поскольку около раздевалки бушевал Обинце.

– Заткнись! – крикнула она ему. – Я думаю!

Но это не особенно помогло. Тренер разошелся не на шутку, и любой другой человек, кроме Лисбет, его, вероятно, понял бы. Обинце удивило то, насколько устало и посредственно она била по мешку с песком, а вскоре, когда она начала опускать голову и кривиться от боли, он заволновался и под конец, совершив неожиданный маневр, подскочил к ней, задрал ей рукав футболки, обнаружил рану и совершенно обезумел. Судя по всему, он все еще не пришел в себя.

– Знаешь, ты идиотка! Сумасшедшая! – кричал тренер.

Лисбет была не в силах отвечать. Силы полностью оставили ее, увиденное на рисунке постепенно стиралось из мыслей, и она в полном изнеможении опустилась на скамейку в раздевалке. Рядом с ней сидела Джамиля Ачебе, крутая девушка, с которой она обычно боксировала и занималась любовью – как правило, именно в таком порядке, – поскольку, когда они бились особенно отчаянно, это часто ощущалось как некая дикая прелюдия. Несколько раз они вели себя в душе не совсем прилично. Ни одну из них правила этикета особенно не волновали.

– Вообще-то я согласна с этим крикуном. У тебя не все в порядке с головой, – сказала Джамиля.

– Возможно, – ответила Лисбет.

– Твоя рана выглядит отвратительно.

– Она заживает.

– Но тебе незачем боксировать.

– Явно.

– Пойдем ко мне домой?

Лисбет не ответила. Ее телефон снова зажужжал, она достала его из черной сумки и посмотрела, что там. Ей пришли три сообщения с тем же содержанием, с засекреченного номера. Прочитав их, она сжала кулаки и приобрела такой яростный вид, что Джамиля почувствовала, что лучше заняться любовью с Лисбет Саландер в какой-нибудь другой день.

Микаэль проснулся уже в шесть часов утра, с парочкой отличных формулировок в голове, и по пути на работу статья сама собой вырастала у него в мыслях. В редакции он работал с полной отдачей, едва замечая происходящее вокруг; правда, иногда он отключался от статьи и вспоминал об Андрее.

Хотя он по-прежнему надеялся на лучшее, но подозревал, что Андрею пришлось пожертвовать ради материала жизнью, и старался в каждом предложении воздать коллеге должное. С одной стороны, репортаж задумывался как история убийства Франса Бальдера и рассказ об Августе Бальдере – восьмилетнем мальчике-аутисте, который видел убийство отца и, невзирая на отставание в развитии, нашел способ нанести ответный удар. Но Микаэлю хотелось, чтобы на другом уровне это была поучительная история о новом мире слежки и шпионажа, где стерты границы между легальным и преступным, и писалось ему действительно легко. Часто слова просто лились сами собой. Но это не означало полное отсутствие проблем.

Благодаря давнему контакту в полиции Блумквист раздобыл материалы расследования нераскрытого убийства Кайсы Фальк из Броммы, молодой женщины, когда-то являвшейся подругой одного из главных персонажей в «Свавельшё МК». Хотя преступника не нашли и никто из допрошенных в ходе расследования особой разговорчивостью не отличался, Микаэль все же смог заключить, что мотоклуб раздирали сильнейшие разногласия и что среди членов компании распространилась какая-то новая неуверенность, подспудная боязнь, вызванная тем, что один из свидетелей назвал «Леди Зала».

Несмотря на значительные усилия, полицейские так и не сумели понять, что подразумевается под этим именем. Но у Микаэля не было никаких сомнений в том, что «Леди Зала» – это Камилла и что она стоит за целым рядом других преступлений, как в Швеции, так и за границей. Однако добыть доказательства было трудно, и это его раздражало. Пока что она фигурировала в статье под кодовым именем Танос.

Впрочем, самая большая проблема заключалась не в Камилле и даже не в ее неясных связях с русской Думой. Больше всего Микаэля волновало сознание того, что Эд Нидхэм ни за что не поехал бы в Швецию и не сдал в высшей степени секретную информацию, если б не хотел скрыть нечто более крупное. Глупостью Эд не отличался и понимал, что Микаэль тоже не дурак. Поэтому его рассказ не был приукрашен ни в одном пункте. Напротив, Эд изображал АНБ в довольно жутких красках. И тем не менее… Присмотревшись к его сведениям поближе, Микаэль увидел, что он все-таки описывал шпионскую организацию, которая хорошо функционировала и вела себя вполне достойно, если не считать гнойника из закоренелых преступников в отделе «Надзора за стратегическими технологиями» – по случайному стечению обстоятельств того самого отдела, который помешал Эду прищучить хакера.

Американец явно хотел серьезно навредить нескольким отдельным сотрудникам, но скорее не потопить всю организацию, а смягчить ей удар при уже неизбежном крахе, поэтому Микаэля не слишком удивило или даже разозлило, когда у него за спиной возникла Эрика и с озабоченным выражением лица протянула ему телеграмму Телеграфного агентства.

– Наш материал лопнул? – спросила она.

Переведенная телеграмма агентства Ассошиэйтед пресс начиналась так:

Два высоких начальника АНБ, Джоаким Баркли и Брайан Эббот, задержаны по подозрению в тяжких экономических преступлениях и незамедлительно уволены в ожидании суда.

«Для нашей организации это позорное пятно, и мы не пожалели сил, чтобы разобраться с проблемами и привлечь виновных к ответственности. Тот, кто работает для АНБ, должен обладать высокими моральными принципами, и мы обещаем во время судебного процесса проявить максимальную прозрачность, какую только позволяют интересы нашей национальной безопасности», – говорит руководитель АНБ адмирал Чарльз О’Коннор агентству Ассошиэйтед пресс.

Помимо длинной цитаты из речи адмирала О’Коннора, телеграмма была не особенно содержательной; в ней не упоминалось об убийстве Бальдера или о чем-либо, связанном с развитием событий в Стокгольме. Но Микаэль, естественно, все равно понял, что имела в виду Эрика. Теперь, когда новость вышла наружу, на эту историю набросятся «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс» и вся свора крупных американских журналистов, и невозможно предсказать, что они откопают.

– Плохо дело, – сдержанно сказал Блумквист. – Но этого следовало ожидать.

– Неужели?

– Это часть той же стратегии, из-за которой они обратились ко мне. Это damage control [83]. Они хотят вернуть инициативу себе.

– Что ты хочешь сказать?

– У них имелась причина выдать эту информацию мне. Я сразу понял, что это неспроста. Зачем Эд так настаивал на встрече со мной здесь, в Стокгольме, да еще в пять часов утра?

Эрика, как обычно, под строжайшим секретом получила информацию об источниках и сведениях Микаэля.

– Значит, ты считаешь, что его действия были санкционированы свыше?

– Я подозревал это с первой же минуты. Однако поначалу не понимал, чем он занимается. Просто чувствовал: что-то нечисто. Но потом я поговорил с Лисбет.

– И тогда ты понял?

– Я сообразил, что Эд точно знает, что именно она выкопала во время своего хакерского вторжения и что у него есть все основания опасаться того, что я узнаю все до единого слова. Он изо всех сил старался смягчить вред.

– Тем не менее он рассказал тебе не самую радужную историю.