Миллион и один день каникул. Гум-Гам

— Пожалуйста. — Гум-гам сохранял полное спокойствие.

В следующее мгновение любой лев показался бы котенком в сравнении с клыкастым, взъерошенным чудовищем. Великан смотрел на ребят зелеными, круглыми, как тазы, глазами, смотрел долго и вдруг зарычал. Это был даже не львиный рык — свист, рев, грохот пронеслись по двору, ударили в окна домов: ШШШ — НИИ — ГР-Р-Р! Кто знает, что подумали просыпавшиеся жильцы?

— Пусть он будет маленьким! — закричал Максим, заткнув пальцами уши.

Зверь исчез. Они стояли вдвоем на асфальтовой дорожке.

— Тоже мне чудовище! — презрительно сказал Гум-гам. — Просто здоровенный кот. Для такого кота нужны очень большие мыши.

— Так я его и испугался! — отозвался Максим. — Обыкновенный Рич, только дикий… Пожалуй, он мог бы побороть и тигра, — добавил Максим. Пожалуй, и льва.

— Я ухожу, Максим. — Гум-гам помахал бумажным змеем. — Видишь, я уже привык к твоему имени. Я говорю: Максим!

— До свиданья, Гум-гам!

— В моей стране не говорят «до свиданья» или «здравствуй», усмехнулся звездный мальчик и шутливо погрозил пальцем, как бы напоминая о договоренности: ничего не спрашивать. — У нас вместо «прощай» говорят «не скучай»… Не скучай, Максим!

— Не скучай, Гум-гам, — сказал Максим. — Как только заскучаю, я тебя позову.

— Играть — не скучать! — озорно подхватил Гум-гам, вынул синий камень путешествий, подбросил его над головой и очутился в ярком пузыре.

Максим проводил Гум-гама взглядом. Он нисколько не сомневался, что его новый друг попал на далекую планету, в загадочную страну, где люди не здороваются и не прощаются. Максим взвалил на плечо подаренную лестницу, донес ее до подъезда и, оглядываясь и шепча заветное «р-раз!», заставил лестницу стоять. А потом, пыхтя, неуклюже переворачиваясь вместе с лестницей, долез до своего балкона на третьем этаже, изо всех сил стараясь не думать, почему лестница не падает.

КАРУСЕЛЬНАЯ КАРУСЕЛЬ

После завтрака папа предложил Максиму:

— Погуляем во дворе или поедем в парк — как ты хочешь?

Максим, конечно, хотел выйти во двор, найти Мишку и Сергея, показать им свою лестницу (он спрятал ее под диван). Потом они втроем заберутся в укромный уголок, р-раз — вызовут Гум-гама, и… кто знает, что будет дальше!

Но гулять с отцом во дворе было опасно. Там бродил старик Митин с заклеенной щекой и приставал ко всем с вопросом: кто видел утром на газоне заросшего рыжей шерстью мамонта? Странный звук слышали многие, но мамонта не видел ни один жилец, кроме Митина, который в тот момент брился у окна и от испуга порезался. Митин повторял свой рассказ каждому соседу, показывал яму на клумбе — след ноги мамонта, а потом доставал из кармана крохотного желтого котенка, спрашивал: «Не ваш?

Я его нашел в траве».

Максим представил, как они гуляют во дворе и встречают Митина. Отец, как и все, улыбнется сказке про какого-то мамонта: мало ли отчего бывают на клумбе ямы, а порезаться человек может и без всякой причины. Но как только отец увидит котенка, он сразу узнает Рича. И тогда раскроется вся история, в которой виноват только он, Максим. Ведь он сам, испугавшись огромного Рича, попросил сделать его маленьким.

— Знаешь, папа, поедем в парк! — сказал Максим. — Прокатимся на карусели, и на летающих лодках, и еще на чем-нибудь. — А про себя добавил:

«Бедный Рич, потерпи еще немного. Как только я увижу Гум-гама, ты станешь обычным котом. И тогда уж я покажу ребятам, как надо лазить по деревянной лестнице».

Он все думал про бедного Рича, пока шел рядом с отцом к трамвайной остановке. И вот, сверкающий и нарядный, подлетел к ним трамвай, прозвонил:

«Трень-брень». Хотя этот желто-красный трамвай и казался беззаботным, катил себе по рельсам, на самом деле у него было много хлопот: пассажиры, светофоры, пешеходы, автомобили. Трамвай довез Максима до парка и умчался. Папа нажал пальцем Максимкин нос: «Трень…» И где-то вдалеке тотчас отозвался трамвай: «Брень…»

Шумела над головой листва, каждое дерево в парке вырядилось в новые одежды. Максим смотрел на деревья и думал: «Когда-нибудь, когда их никто не видит, они бегают, и машут ветвями, и говорят на своем языке. И этот могучий дуб — может, тот самый, из сказки, бродит тихонько по ночам…»

— Вот так повеселились, — грустно сказал отец. — Все закрыто.

И верно: карусели на замке, и летающие лодки, и качели, и гигантские шаги — все, все на замке. Но разве могут замки и заборы остановить родителей, если они пришли катать своих детей!.. И вот папы лезут через высоченный забор, а потом, словно подъемные краны, поднимают и перетягивают к себе ребят. А за ними лезут самые храбрые, самые отчаянные мамы.

— Пап, раскрути карусель, — громко сказал Максим.

И все ребята подхватили:

— Давайте кататься! Толкай ее! Крути!..

Карусель со скрипом дрогнула: это отцы взялись за металлические прутья. И деревянные, прибитые к кругу кони дрогнули: это дети влезли к ним на спины. Каждый на своем коне, а Максим — на белом.

— Пошли! — крикнул отец Максима.

Сначала папы пошли шагом, раскручивая карусель, и кони двинулись шагом. А всадники хотели скакать, они нетерпеливо покрикивали на своих лошадей.

Карусель завертелась веселее: взрослые побежали, высоко поднимая ноги, держась одной рукой за прутья. Они бежали круг за кругом, круг за кругом, все быстрее и быстрее. Дети были довольны, кричали:

— Эй! А ну еще! Скачите за мной!..

Но карусель остановилась. Папы больше не могли скакать галопом. Они вытирали пот со лба и тяжело дышали.

Какой тут раздался писк, какие понеслись вопли! Дети хотели скакать, скакать и скакать. И не хотели больше ничего. Ни конфет, ни воздушных шаров, ни мороженого. Только скакать! Если бы деревянные лошади умели плакать, они бы прослезились от такой преданности!

Отец Максима сказал, обращаясь к другим родителям:

— По команде «раз-два!» — раскачиваем. «Три!» — вскакиваем на круг и отдыхаем. Ну! Взялись!

«Молодец папка, командует! — подумал Максим и вдруг вспомнил Гум-гама. Если бы он оказался здесь, тогда никому бы не надо бегать. «Р-раз!» — и все».

Снова тронулись кони, притихли седоки, но это была уже не та скорость. Пока взрослые бежали, колесо легко крутилось, но после команды «три» карусель быстро останавливалась. Так она и вертелась рывками: быстро, медленно, остановка. Снова разбег и снова стоп.

И вот случилось неожиданное: родители вскочили на круг, а карусель не затормозила. Наоборот, она пошла и пошла крутиться. Сначала все умолкли, потом кто-то ахнул, и всадники завопили хором «ура!». Папы влезли на свободных лошадей.

Мамы махали им из-за ограды.

Один только человек остался стоять возле карусели, не вскочил на круг — маленький спокойный милиционер. Все кричали ему: «Залезайте! Прокатитесь!..» Но он не отвечал. Видно, очень устал на дежурстве; даже щеки посинели от бессонной ночи.