Миллион миллионов, или За колёсиком
Шрифт:
На пороге стоит пожилой человек лет, наверное, 70-ти, одетый в домашние шлёпанцы, просторные спортивные штаны с двумя продольными полосами и плотную фуфайку, на которой красуется логотип известной американской бейсбольной команды «Yankees». Человек этот среднего роста, средней упитанности, с неприметным лицом и маленькими невыразительными глазками. Лишь обритая наголо голова и излишне оттопыренные хрящеватые уши несколько разнообразят его облик. Ещё он как-то странно, всем телом, дёргается вправо, словно борется с некой силой, не видной за полуоткрытой дверью.
— Добрый день, я Мхов, Кирилл, — неуверенно
Хозяин, не переставая дёргаться, смотрит куда-то мимо, мелко кивает головой.
— Вы Бруно Брунович? Я от Срамного, Петра Арсеньича, — продолжает объяснять Мхов.
— Да знаю я, знаю. Амба, — вдруг глухо, как в бочку произносит человек на пороге.
— Что? — ошарашенный Мхов пятится в сторону лифта.
— Амба, ну тихо, не балуй, — успокаивающе, с лёгким прибалтийским акцентом, говорит хозяин и, освобождая проход, делает приглашающий жест. — Да вы проходите. Не бойтесь. Не тронет.
Мхов с опаской пробирается в прихожую мимо хозяина; тот правой рукой притягивает к себе за ошейник огромную, чёрную, как антрацит, немецкую овчарку.
— Туда, туда, — хозяин приглашает следовать дальше.
Пройдя, Мхов оказывается в небольшой комнате, аккуратно обставленной хорошо сохранившейся мебелью советского образца. Вот только телевизор и видеомагнитофон из нового времени — оба «Панасоники», встроенные в добротную металлическую стойку. Там же, за стеклом, десятка полтора-два кассет: Джармуш, Линч, Тарантино, Фассбиндер, Хичкок, Китано, несколько выпусков «Тома и Джерри». Из книг — битком набитый небольшой стеллаж, половина на половину мировая классика и разномастные детективы. Большая фотография на стене — Лубянская площадь, ещё с памятником Дзержинскому посредине. Дверь, наверное, в спальню, завешена плотной шторой.
— Амба, место, лежать, — хозяин показывает успокоившейся овчарке в сторону кухни. Собака послушно отправляется туда, разваливается посредине, занимая собой всё пространство между столом из ДСП и газовой плитой.
Хозяин тем временем усаживает Мхова на диван, сам опускается на стул рядом.
— Чай, кофе? — предлагает он.
— Нет, нет, спасибо, — отказывается Мхов.
Он ощутимо разочарован, не так представлял он себе магов и их быт. С другой стороны, не таков Срамной, чтобы подсовывать ему всякую туфту.
— Тогда скажите мне, что вас интересует, — просит Бруно Брунович, (его труднопроизносимая фамилия вылетела у Мхова из головы).
Мхов заранее подготовил ответ на подобный вопрос. Он достаёт из кармана паспорт Позарезского, протягивает собеседнику:
— Я хочу знать об этом человеке всё, что только можно.
Хозяин принимает от Мхова паспорт, внимательно пролистывает, задумчиво вглядывается в фото. Вдруг он как будто цепенеет, его пальцы начинают мелко дрожать, глаза затуманиваются.
— Вот же как, но кто… откуда… — бормочет старик, в его глазах недоумение и, похоже страх.
— Что? — наклоняется к нему Мхов.
Бруно Брунович шарит в кармане штанов, достаёт большой носовой платок, утирает лицо, шумно высмаркивается. Он закрывает паспорт, но не возвращает Мхову, а цепко держит в руке. Потом встаёт, подходит к серванту, достаёт из шкафчика кусочек сахара и тёмный пузырёк с какой-то жидкостью. Открывает пузырёк, капает жидкость на сахар. По комнате распространяется
резкий запах корвалола. Хозяин кладёт сахар на язык, садится на диван рядом с Мховым, которого этот спектакль начинает уже раздражать.— Вы знаете, — монотонно начинает Бруно Брунович, — я очень уважаю генерала Срамного Петра Арсеньича. Он для меня сделал много, даже больше …
Наступает недолгая пауза, во время которой старик качает головой, будто в чём-то с самим собой соглашаясь. Потом спохватывается и так же без всякого выражения продолжает:
— Но я старый человек, поймите… Мне уже скоро…
Он показывает пальцем в потолок.
— Поэтому я не могу себе позволить заниматься, проникать в такие, брать на себя… такое. Это слишком, да что там, это вообще недопустимо, потому что… понимаете?
Взбешённый всей этой нелепицей Мхов, еле сдерживаясь, протягивает ладонь.
— Верните паспорт, пожалуйста.
Старик, как кажется Мхову, пугается.
— Нет, нет, подождите! Подождите… хотя… это, пожалуй, можно. Сейчас я вам покажу.
С этими словами Бруно Брунович встаёт и, не выпуская паспорт из рук, уходит в другую комнату, ту, что за плотной шторой. Спустя полминуты он возвращается, неся с собой две толстые металлические цепи (каждая из них скована в сплошную окружность) и какое-то стекло в круглом металлическом корпусе на подставке, что-то вроде настольного зеркала.
Последний предмет он ставит на стол. Потом надевает одну цепь себе на шею, другую — обеими руками протягивает Мхову.
— Наденьте это, — говорит он.
— Зачем? — Мхов чувствует тупую, смертельную усталость. — Отдайте мне паспорт, я ухожу.
— Прошу вас, наденьте, — настаивает хозяин. — Это защитит, если что.
Мхов понимает, что оказался в цепких лапах свихнувшегося гэбиста, и чем больше он будет сопротивляться, тем дольше продлится эта чушь. «Не драться же с ним, — думает Мхов. — Опять же пёс. Не стрелять же в него». Перед его глазами, как живой, встаёт несчастный Дорсет и Мхов сдаётся. Но Срамному, решает он, эта магия будет стоить дорого.
Он встаёт с дивана и, нагнув шею, позволяет старику повесить на себя идиотскую цепь; она оказывается намного тяжелее, чем он думал.
— Вот так хорошо, — облегчённо вздыхает Бруно Брунович. — Теперь смотрите.
Он поворачивает штуковину в круглом корпусе лицевой стороной к Мхову.
— Это — Зеркало Вторичной Визуализации, или, как мы его в шутку называем, Зеркало Заднего Вида. Что вы в нём видите?
Мхов видит блестящую поверхность, по фактуре похожую на зеркальную, но в ней, в отличие от зеркала, не отражается ничего. На всякий случай, он подносит к поверхности руку, шевелит пальцами, но там по-прежнему пусто.
Он так и говорит:
— Ничего я там не вижу.
— Теперь внимание.
Хозяин тщательно поправляет цепь на себе, потом на Мхове.
И протягивает руку с паспортом к поверхности стекла.
Действительно интересно. Отражения руки не видать. Как и раньше, там не отражается ничего… кроме паспорта. Бруно Брунович листает паспорт перед «зеркалом», Мхов отлично видит отражение каждой страницы документа. И — ничего кроме этого.
— Ну что, а?!
Старик, похоже, сильно увлёкся своим фокусом, так и сяк вертит паспорт перед «зеркалом», кривит рот, подмигивает.