Миллион за выстрел

Доминик рассмеялся:

– Думаю, вы чересчур подозрительны, Гален. Не считаете ли вы, что это уже перебор – вовлекать в аферу еще и священника? Все-таки здесь не Голливуд. Кроме того, любому видно, что врать я не умею. Я недостаточно умен.

– Вы достаточно умны, чтобы быть учителем, – заметил Гален.

– Вы хотели сказать, достаточно образован. В этой профессии все прямолинейно, нет нужды никого обманывать. Обещаю, вы не поймаете меня за установкой горящей свечи на подоконнике, чтобы дать знак Чавезу.

Гален улыбнулся:

– Свеча на подоконнике? Все, вы вне подозрений. Вероятно, вы действительно тот, за кого себя выдаете.

Глаза Доминика блеснули.

– Или я так ловко прикинулся наивным, чтобы ввести вас в заблуждение. Еще кофе?

– Нет. – Гален встал. – Пойду-ка посмотрю, где Елена. Что-то она задерживается. Где у вас ванная комната?

Доминик поднял брови.

– Уверяю вас, она не сбежала через черный ход. Согласитесь, это абсурд.

– Но она могла грохнуться в обморок и удариться головой. Она потеряла много крови. Так что головокружение, потеря сознания вполне возможны.

Улыбка исчезла с лица Доминика.

– Она не сказала, что ранена.

– Я зашил рану. Все заживет, но пока неплохо бы не оставлять ее надолго одну. Так где ванная комната?

– Рядом с комнатой Барри. Я покажу…

– Оставайтесь здесь. Я найду сам.

Гален прошел через холл. Когда он стукнул в дверь ванной, Елена не ответила, поэтому он не стал ждать и открыл дверь.

Елена сидела на стуле в одних только джинсах, бюстгальтер она держала в руке. Она с яростью уставилась на Галена.

– Убирайся отсюда.

– Сей секунд. – Он взял лифчик из ее рук и надел бретельки ей на плечи. – Я решил, что у тебя проблемы.

Она замерла.

– Мне не нужна помощь. Сама справлюсь.

– Но ты можешь порвать мои замечательные швы. – Он застегнул крючки у нее на спине. – Мне всегда жаль, когда мои старания пропадают зря. – Он снял с крючка синюю рубашку, надел на нее и начал застегивать пуговицы. – Почему ты не позвала Доминика, чтобы он тебе помог? Излишне интимная ситуация?

– Не будь идиотом. Он принимал у меня роды. Просто не хотела его волновать. Полагаю, ты ему сказал, что я ранена.

– Виноват. – Гален застегнул последнюю пуговицу. – Он славный парень. Надеюсь, ты не доведешь его до беды.

– Ты сам не знаешь, о чем говоришь. Я никогда не предам его.

– Так он едет с нами?

– Да. Полагаю, ты станешь возражать.

– Я ничего не сказал.

Она отвернулась от него.

– Ты так говоришь, как будто Форбз уже принял решение. Он нас берет с собой?

– Не знаю. Скорее всего, да. Он правильный и порядочный, хороший семьянин, так что ты попала в яблочко. Кстати, ты случайно не по этой причине его выбрала?

– Я его выбрала, потому что надеялась, что ему можно доверять. Ты за него не бойся. Я его не надую. Он получит то, что хочет.

– Я не боюсь за него. Он может сам о себе позаботиться. Вот доставлю тебя в Штаты, и на этом моя работа закончится. – Гален встал. – Пожалуй, принесу тебе обезболивающего. Рана, наверное, болит.

– Когда мы будем на борту самолета. Я не могу рисковать. Сейчас я должна мыслить ясно.

Он открыл дверь ванной комнаты и, уходя, произнес:

– Пусть будет по-твоему.

Она бросила ему вслед:

– Разумеется, можешь не сомневаться.

Проходя мимо Доминика в холле, Гален улыбнулся:

– Она в порядке, но не мешало бы ее кое в чем убедить.

– Убедить?

– Попробуйте уговорить ее принять обезболивающую таблетку.

Доминик вздохнул:

– Такую женщину, как она, нелегко уговорить.

– Надо же, а я и не догадывался.

В кухне Форбза не было. Он стоял в дверях, разглядывая верхушки деревьев. Гален подошел к нему.

– У нас может возникнуть проблема. Начинается сильный ветер, – сказал Форбз.

– Что-нибудь придумаем.

– Не уверен. Я говорил с Домиником, так он утверждает, что миль на двадцать вокруг нет ни одной ровной площадки.

– Значит, придется проехать двадцать миль. – Гален тоже взглянул на деревья. Форбз был прав, ветер явно набирал силу. – Может быть. Выход всегда находится. Мне надо связаться по радио с моими ребятами и дать команду. Пусть подлетают поближе. – Он помолчал. – Если ты собираешься их вывозить. Ты ведь уже принял решение.

Форбз кивнул:

– Я ей верю. Все осведомители сходятся в том, что Чавез ее преследует.

– Но откуда мы знаем, что она права по поводу его дальнейших поступков?

– И что мы теряем? Этот шанс – лучшее, что у меня было за эти годы. Я хочу им воспользоваться.

Гален пожал плечами:

– Ладно, тогда мы их отсюда вытаскиваем.

– Дай бог, чтобы это была наша самая большая проблема, – Форбз вгляделся в темноту. – Пока нам везло.

– Постучи по дереву.

– Не могут же Чавез и его ублюдки каждый раз выигрывать.

В голосе Форбза было столько страсти, что Гален повернулся и взглянул на него.

– Форбз, ты, кажется, начал принимать это дело слишком близко к сердцу. Это может стать опасным.

– Слишком близко не бывает. – Голос Форбза дрожал. – Люди вроде Чавеза портят нам жизнь, разрушают семьи, убивают детей… – Он замолчал, потом добавил: – Прости. Для меня все это очень много значит.

– Не надо извиняться. – Гален отвернулся и снова стал смотреть на деревья. – Ты ведь лично в этом заинтересован, я не ошибся?

Форбз ответил не сразу:

– Мой сын, Джоуэл. Он умер от передозировки в своей комнате в общежитии полгода назад. Я был так занят, спасая мир от наркотиков, что даже не заметил, как мой собственный сын погрузился в этот ад. Я должен был догадаться. Должен был быть ближе к нему, должен был суметь объяснить, что я видел за последние четверть века. Но вместо этого я гонялся за Чавезом, спасая чужих детей. – Голос окреп. – Я должен заставить его заплатить, Гален.

«Дон Кихот, вышедший на битву с всемирным злом. Дон Кихот, уже получивший собственные раны», – подумал Гален.