Милочка Мэгги
Шрифт:
Иногда мать разрешала Милочке Мэгги взять обед в школу. Обычно это была пара бутербродов с колбасой. Милочка Мэгги всегда обменивала их на три сухаря, которые приносила на обед худенькая одноклассница, заявляя, что терпеть не может мяса и предпочитает простой хлеб. Нельзя было сказать, что ей было жаль ту девочку или что она отличалась избыточной щедростью. Просто ей нравилось делать подарки.
– Она из тех, кто любит отдавать, – со вздохом сказала сестра Вероника сестре Мэри-Джозеф.
– Хлопотная у нее будет жизнь, – сухо ответила сестра Мэри-Джозеф. – На одного дающего
Каждый день, в десять утра и в два часа пополудни Милочка Мэгги поднимала руку и просилась выйти из класса. Сестру Веронику это неизменно раздражало. Однажды она нахмурилась и спросила:
– Перемена была всего полчаса назад. Почему ты тогда не позаботилась о своей нужде?
– Я позаботилась, – честно ответила Милочка Мэгги. – А теперь мне нужно позаботиться о своей лошадке.
Класс захихикал.
– Следи за языком, Маргарет, – резко бросила сестра Вероника.
Во дворе Милочка Мэгги с многочисленными «Тпру!» и «Стой смирно, малыш» отвязывала воображаемую лошадь от воображаемого столба. Потом она сама становилась лошадью. Она бегала по двору, подскакивая, гарцуя и фыркая. Потом она превращалась в лошадь на скачках с препятствиями и преодолевала воображаемые барьеры. Наконец, чтобы не обидеть самых смиренных представителей лошадиной породы, она изображала тягловую лошадь, запряженную в повозку, весившую не меньше сотни фунтов. Чтобы придать игре больше правдоподобия, она не гнушалась упасть на землю в притворном изнеможении и даже умереть понарошку.
Обратно в класс Милочка Мэгги влетала растрепанная, раскрасневшаяся и сияющая. Если сестра Вероника и хмурилась, когда девочка уходила, то всегда улыбалась ее возвращению.
Сестра Вероника говорила сестре Мэри-Джозеф:
– Она приносит с собой в класс запах ветра.
– Жаль, сестра, что после пострига вы бросили писать стихи, – заметила сестра Мэри-Джозеф.
Правила ордена запрещали монахиням выходить за пределы монастыря в одиночку. Им приходилось выходить друг с другом или с кем-то из мирян. Выходя за покупками, монахини часто брали с собой детей. Компания Милочки Мэгги пользовалась особой популярностью. По субботам, когда она утром приходила в монастырь, монахини притворялись, что ссорятся из-за того, кому из них она достанется. Это приводило девочку в радостный трепет.
Сестре Веронике нужны были новые туфли. Милочка Мэгги отправилась с ней в обувной магазин. Опустившись на коленки, она помогала монахине с примеркой. Она мяла кожу на носах и озабоченно спрашивала:
– Вы уверены, что они вам впору? Для всех пальцев хватает места?
– Дитя мое, ты истреплешь их прежде, чем я пройду в них по улице.
Как и остальные монахини, сестра Мэри-Джозеф носила на пальце обручальное кольцо, ведь она была невестой Христовой. С годами оно стало ей мало. Милочка Мэгги сопроводила монахиню к ювелиру, чтобы тот спилил кольцо.
Милочке Мэгги нравилась сестра Мэри-Джозеф, но девочка ее побаивалась, потому что та часто говорила неожиданности. Сопровождая сестру Веронику, Милочка Мэгги держала монахиню за руку, шла вприпрыжку и все время болтала. С сестрой Мэри-Джозеф
она шла очень тихо – ни руки, ни прыжков, ни болтовни. Милочка Мэгги изо всех сил старалась идти в ногу с широко шагавшей монахиней. Они прошли три квартала в полном молчании, когда сестра обычным тоном спросила:– Как зовут твою лошадку?
Девочка вздрогнула, не понимая, откуда монахине все известно. Она исподтишка взглянула на нее. Монахиня смотрела прямо перед собой.
– Какую лошадку?
– Ту, которую ты держишь на школьном дворе.
– Драммер.
Монахиня кивнула.
«Это значит, – озадачилась Милочка Мэгги, – что ей понравилось имя? Или что она меня подловила?»
Они молча прошли еще один квартал. Потом сестра Мэри-Джозеф произнесла с обычной для себя прямотой:
– В школе я играла в баскетбол.
– Да ладно! – с ходу выпалила Милочка Мэгги. – То есть, – она сглотнула от волнения, – вы правда играли?
– А почему нет? – сердито отозвалась монахиня.
– Ну, ведь сестры все время молятся.
– Ах нет, мы иногда берем выходной, чтобы у нас поболел зуб или еще что. Как у всех.
– Мне никто никогда не говорил…
– Маргарет, ты меня боишься?
– Уже не так, как раньше, – улыбнулась монахине Милочка Мэгги.
Когда мистер Фридман, ювелир, начал пилить кольцо, Милочка Мэгги обхватила монахиню руками и спрятала лицо в складках ее рясы.
– Маргарет, что случилось?
– Он словно пилит меня саму, – девочка вся дрожала.
– Палец не отпилю, – пообещал мистер Фридман, – только кольцо.
– Дыши поглубже, Маргарет, и будь смелой, – подбодрила ее сестра Мэри-Джозеф, – оглянуться не успеешь, как все уже закончится.
Глава тринадцатая
– Мама, почему у нас нет родственников, как у других?
– Есть.
– Где?
– О, в Ирландии. И у тебя есть бабушка, которая живет в Бостоне, ты же знаешь.
– Но почему у меня нет ни сестер, ни братьев, ни тетушек, ни дядюшек, ни кузенов или кузин… как у других девочек?
– Может быть, однажды у тебя появится сестра или братик. И мы можем съездить в Бостон и поискать тебе кузенов или кузин.
– И когда мы поедем в Бостон?
– Может быть, на летних каникулах. Если ты сдашь катехизис и пойдешь к первому причастию и если ты будешь делать домашнюю работу и перейдешь в следующий класс.
– Блин! У других девчонок есть родственники без всяких «если».
– Не надо говорить «блин». И надо говорить «девочка», а не «девчонка».
– Мама, ты иногда похожа на сестру Веронику.
Мэри со вздохом улыбнулась:
– Может, и похожа. Учительницы ведь бывшими не бывают.
– Ну, не у каждой девчонки… девочки мама – учительница.
Милочка Мэгги терпеливо ждала, когда ей сделают замечание. К ее удивлению, вместо замечания мать крепко ее обняла.
На поездку в Бостон Мэри сняла со счета в банке десять долларов, и, к ее удивлению, Пэтси дал ей еще десять.
– Может, уговоришь свою старуху переехать обратно к нам.