Милое видение

– Доброе утро, - поздоровалась Эйвери. Она притянула одно колено к груди и

отхлебнула из чашки. – Я сварила кофе.

Мне пришлось посильнее потереть заднюю часть шеи, стараясь уловить, что

происходит. Эйвери не только осталась, но, похоже, еще и завела приятный разговор с

моей мамой.

Обойдя комнату, я наклонился и прижался губами к ее лбу, задержав их на

несколько секунд.

– Как ты себя чувствуешь? – Поинтересовался я.

– Лучше. – Ее добрая улыбка немного облегчила мое состояние.

Я выпрямился и перевел взгляд на маму. Она смотрела куда угодно, но только не на

меня, стараясь избежать зрительного контакта. Приятно знать, что ее совесть никуда не

делась.

Взяв из шкафчика кружку, я наполнил ее дымящимся кофе и сел рядом с Эйвери.

Она объясняла моей матери, чем занималась. Эйвери описывала учебу в медицинской

школе, смены в скорой помощи, мама очень внимательно слушала и казалась

заинтересованной.

Трудно было сосредоточиться на их разговоре, пока я с восхищением наблюдал за

Эйвери и удивлялся самому себе, как заслужил настолько чуткого человека.

Мы уже не будем прежними, когда вернемся домой… к нам домой. Следующим

шагом должно стать мое предложение. И я просто обязан сдержать себя и не упасть перед

ней на колени в первые секунды, как только мы окажемся внутри.

Глава 15.

Эйвери.

Прошел час с тех пор, как Куинн сообщил по рации, что они везут подростка в

критическом состоянии в «Святую Анну». Как только скорая прибыла, Куинн вместе с Дэб

втолкнули каталку сквозь раздвижные двери больницы. Джош сидел верхом на мальчике и, отсчитывая цифры, делал непрямой массаж сердца. Доктор Розенберг появился, когда мы

с Дэб определяли жизненно важные показатели.

Спустя сорок минут после прибытия пациента, я промокнула взмокший лоб Джоша

салфеткой, обратив внимание на зеленые и красные украшения, свисающие с потолка.

– Не хочешь передохнуть? – Спросила я, обрабатывая повреждение головы.

Джош покачал головой.

– Но ты отдыхал всего раз, - дышать удавалось с трудом. Челка облепила мое лицо,

взмокшее от усилий, тишину палаты нарушала отлаженная деятельность.

Джош отказался сдаваться, все еще находясь на каталке и используя верхнюю часть

своего тела, не поддаваясь усталости.

– Он умер, - произнес доктор Розенберг. – Я объявляю.

– Нет, не умер! – продолжал упорствовать Джош.

Электрокардиограф демонстрировал всего один синусовый ритм, внезапно

нарушенный всплеском активности. Все замерли.

Дэб прижала пальцы к шее подростка.

– Пульса нет.

– Продолжаем запускать его сердце, - Джош прижал основания ладоней в

необходимом положении, заработав еще усерднее. – Он возвращается. Он вернется.

– Джош, что ты делаешь? – Спросил доктор Розенберг. – У него огнестрельное

ранение в голову.

– Но ведь Рождество! – Возразил Джош, тяжело дыша. – Он всего лишь долбаный

ребенок, его мама ждет, когда мы сообщим, что с ее сыном все будет в порядке!

– Хорошо, еще раз, - согласился доктор, указав на меня. – Эпинефрин.

Я дважды постучала по заранее подготовленному шприцу, затем ввела иглу в

специальный клапан капельницы, вкалывая один миллиграмм адреналина.

Джош равномерно давил на грудь мальчика еще три минуты, после чего Дэб

проверила пульс и ритм сердца.

Ее брови сошлись на переносице. – Остановка сердца, доктор.

Джош вновь склонился над мальчиком, поставив руки в нужное место.

– Продолжаем.

– Достаточно, Джош, - раздался приказ доктора Розенберга.

Взгляды медицинского персонала метались между Джошем и доктором.

Доктор Розенберг одним движением сорвал с себя перчатки.

– Время смерти: час двадцать два утра.

Челюсть Джоша напряглась. Он прекрасно слышал команду доктора, но,

проигнорировав ее, продолжал делать закрытый массаж сердца.

Я посмотрела на доктора Розенберга, опасаясь, если у того сложатся ощущения,

будто Джош потерял контроль в отделении, его могут лишить работы.

Вытянув руку, прикоснулась к предплечью Джоша, оставляя в том месте кровавый

след.

– Джош, он умер. Хватит.

Джош, задыхаясь, уперся руками в колени. С его волос стекал пот. Он вытерся лбом

о предплечье, размазывая темную кровь по коже.

Мы все смотрели на монитор, в ожидании чуда. Но помимо прямой линии никакой

активности не наблюдалось.

– Черт тебя подери! Глупый ребенок! - Заорал Джош.

– Джош, - я стояла, вытянув руки по бокам покрытой кровью униформы.

Джош изо всех сил пнул столик, опрокинув его, глаза мужчины горели диким

огнем.

Все кроме меня отступили.

– Эйвери! Вон отсюда! – Не выдержала я.

Джош пробрался к выходу, пока остальной персонал сгрудился вокруг

четырнадцатилетнего мальчика. Рентген технолог покинул помещение, прихватив с собой

переносную аппаратуру, за ним последовал специалист по обслуживанию аппарата

искусственной вентиляции легких. Дэб распечатала последнюю диаграмму,

показывающую прямую линию, и все по очереди принялись удалять трубки и устранять

беспорядок.

– Пойду поговорю с членами семьи, - произнес доктор Розенберг.

– Доктор, - остановил его мой голос. – Может для начала стоит переодеться?

Он опустил взгляд на перепачканный халат и кивнул.

– Я закончу, - сообщила Дэб.

Я стянула бахилы с перчатками и, кивнув ей в ответ, вытерла лицо тыльной

стороной запястья. Затем вышла из операционной, прошла по холлу и повернула за угол, пытаясь найти Джоша. Он сидел на полу комнаты отдыха, опираясь спиной о стену.