Милосердие палача

Что тут кричал Савельев? Что в Мариуполе золото было. А потом он от ящиков не отлучался. Значит, там, в чекистском поезде, оно и осталось. Там они Савельева, человека для них чужого, и перехитрили.

Савельев сидел на корточках возле Задова и пристально смотрел ему в лицо.

– Где сейчас поезд? – спросил Задов у Савельева.

– Вроде в Волновахе.

– Вроде или точно? – насупился Задов.

– Промеж собой они говорили, шоб искали поезд в Волновахе. Шо, мол, беляки на Мариуполь если и пойдут, то до Волновахи все же не успеют…

– И затихни!

Задов долго сидел молча. Хлопцы, что были в комнате, постепенно уходили. Мимо Задова пробирались на цыпочках, и уже там, на улице, вновь сбившись в кучки, продолжали обсуждать происшедшее.

«Чекистский поезд – в Волновахе. Там же и золото, это ясно, – размышлял Лева. – Расстояние небольшое, верст сто, если напрямик. Так что если я пошлю туда хлопцев, это будет вполне обоснованная операция. Хлопцы пускай наденут красноармейскую форму, все легче будет через красные тылы проскочить. Чекистов повезут под видом пленных махновцев. Профессор вполне сойдет за теоретика-анархиста, те тоже пенсне носят. Кольцову об этом сообщу, пусть он сам их теперь спасает, если сможет. Пусть скачет в Веремеевку, к своим, и оттуда с отрядом красноармейцев – в Волноваху, на перехват. Кто кого опередит, тот и выиграет. Я же буду в стороне».

– Слухай меня, Савельев! – решительно сказал Задов. – Перед батькой я за тебя отчитаюсь. А ты исправляй свою ошибку!

– Да я… Я, Лева, як могу, всем сердцем… – запричитал Савельев.

– Ты не клянись, а слухай. И мотай на ус. Возьмете с Михасем Колесником полсотни хлопцев, переоденетесь в красноармейское, и бегом – в Волноваху. Чекистов – с собой, бо еще неизвестно, где у них то золото, шо и як. В случае чего там им допрос сымете.

– Та я их, гадов…

– Наперед не болтай! – снова остановил Савельева Задов. – Добудешь золото – возвертайся, примем с почетом. А если нет – дай чекистам винтовку, хай они тебя там же и застрелят. Бо обратно тебе вороття не будет… Все понял?

– Ага! Понял! – упавшим голосом сказал Савельев, понимая, что он получил не прощение, а только лишь отсрочку.

Савельев выскочил из дома как ошпаренный. Забегал по двору, разыскивая Колесника и отдавая конникам какие-то распоряжения.

– Всё слыхали? – обернулся Левка к пленным. – Поедете до дому, вернее, в Волноваху. Отдадите там золото и всякие разные цацки, сохранят вам жизни. Не отдадите – постреляют. Вот такие простые условия. Може, у вас есть какие-то вопросы?

Но чекисты молчали.

– Нету вопросов? По правде говоря, ваше поведение смешно и нелепо, – сказал Задов. – Мне вообще-то наплевать на это золото. Если оно останется у вас там, его свезут в Москву на какой-нибудь склад и потом будут на него устраивать мировую революцию или еще шо-нибудь такое. Добра не выйдет. Попадет к нам – тоже пойдет на мировую революцию, только анархическую. Ну и еще хлопцам немного перепадет. Они его быстро прогуляют, профукают… А вы шо ж, по идейным соображениям так над ним трясетесь: мол, достояние государства?.. Между прочим, оно ведь, если угодно, просто наворовано. А вы, профессор, у воров – оценщик.

– Оно тоже было кем-то наворовано в первооснове, – возразил Старцев. – Куплено на деньги, нажитые самой беспощадной эксплуатацией крестьян или рабочих…

– Верное замечание, – согласился Лева. – Видите, у нас с вами получился маленький диспут.

– Но я не хотел бы его продолжать, – сказал Старцев.

А Леву беспокоило теперь только одно: как тайно от всех посетить заброшенное имение Доренгольца? От ординарцев он скрыть такую поездку не сможет. Кто-то из них обязательно доложит о ней батьке. Послать… А кого?

И тут он вспомнил Миронова, человека пришлого, которому он, как ему показалось, может довериться. Пока Миронов находится здесь, в махновских владениях, Лева держит его жизнь в своих руках.

– Ну шо, профессор! Поглядим, для кого судьба играет на своей золоченой трубе! – произнес загадочную фразу Задов и тоже покинул комнату, оставив пленных на попечение охранников.

И в ту минуту, когда бывший граф принялся вторично в этот день запрягать гнедую лошадку в свою линейку, к нему прискакал ординарец Задова. Миронов понял, что удирать от Левы – дело безнадежное, и вновь пошел туда, откуда только что явился.

– Хочу с тобой малость посекретничать, – сказал ему Лева и отвел в садок за домом, подальше от любопытных глаз. Усадил на скамейку, сам присел рядом. – Хочу дать тебе поручение. А ты его в точности выполнишь. Поедешь к заброшенному имению Доренгольца, это тут недалеко…

Лева подробно описал Миронову дорогу.

– Найдешь там человека. Это нетрудно, бо на все имение он один там сейчас. Вестей от меня дожидается.

– Как его звать? – спросил Миронов, догадываясь, что вновь влипает в какое-то смертельное приключение.

– Это не обязательно. Можешь называть его «комиссаром», он будет отзываться. Скажешь ему, что профессор – именно тот человек, про которого он мне говорил. Старцов его фамилия. Запомни – Старцов! Расскажешь комиссару про комедию с золотом. Скажешь, шо я отправил своих хлопцев, человек тридцать, переодетых в красноармейское, в Волноваху, добыть то золото. Чекисты и Старцов – с ними. Вроде как пленные махновцы… Запоминаешь?

Миронов утвердительно кивнул.

– Скажешь, пускай теперь сам о своих позаботится. Сумеет – останутся живыми. Не сумеет – я не ответчик. Как говорится, сколько борща ни вари, а больше, чем влазит в горшок, не сваришь… Повтори, как запомнил!

Миронов повторил слово в слово.

– Хорошая память, – похвалил Задов.

– Без хорошей памяти в карты играть лучше не садиться, – ответил Миронов.

– Тогда и вот еще что запомни: вороття тебе сюда нету. Вернешься – самолично застрелю. Бо свидетель мне не нужен. В Гуляйполе не был, Задова не знаешь. Ясно?

Миронов кивнул.

– И вильнуть не вздумай. Тут наши края. Отыщу хоть за сто верст, хоть за двести. И тогда устрою тебе такую интересную смерть, шо все палачи будут изучать ее, як учебное пособие. Все!

После чего Лева, выпятив от напряжения губу, написал на листке бумаги: «Гр. Миронов является от меня разведчиком и прошу содействовать. Лев Задов». Как и все малограмотные люди, Лева расписывался замысловато, не читаемо, но зато эти завитки хорошо знали во всех батькиных отрядах.

– Это – пропуск. Только не покажи бумагу красным, – предупредил Задов. – После – порви.

Миронов положил пропуск в левый верхний карман, самый ближний и удобный.

– И спеши! Бо теперь от комиссара зависит жизнь тех охламонов, шо Савельева надули. От это аферисты, так аферисты. Не тебе чета! – Прощаясь, Задов по-дружески хлопнул Миронова по плечу, отчего тот едва не слетел с садовой скамейки. – А ты – Эйфелева башня!