Мимо кассы
Шрифт:
Лариса не стала оспаривать это умозаключение и уселась за стол. После того как чай был разлит, а варенье разложено по розеткам, она спросила:
— Клавдия Алексеевна, а вы по-прежнему хотите продать ваши монеты?
— Эх, Танечка, я уж и не знаю даже, — вздохнула Клавдия Алексеевна. — Наверное, все-таки продам…
— А хотите, я вам помогу? Мне, честно говоря, очень это нужно, чтобы установить кое-какие знакомства. Да и вам хлопот меньше будет.
— Ну, если это вам нужно для дела, так извлечем из этого двойную пользу, — согласилась обладательница столь притягательных для некоторых
— За сохранность монет вы, пожалуйста, не беспокойтесь! — приложила руки к груди Лариса. — Все будет храниться очень надежно. Буду беречь их как зеницу ока.
— Ну что вы, что вы! Я не беспокоюсь. По-моему, вы не из тех людей, которым нельзя доверять.
«Ох, до чего же она любит делать комплименты! Очевидно, это привычка, выработанная годами!» — подумала Лариса.
А Клавдия Алексеевна тем временем открыла сервант и достала оттуда те самые пятнадцать монет, которые, по мнению Ларисы, вполне могли некогда принадлежать купцу Малахову.
— Скажите, а почему вы не обратились к друзьям и знакомым вашего мужа? — спросила она, рассматривая монеты. — Ведь они, наверное, могли бы легко вам помочь. Я имею в виду его соратников по увлечению.
— Ах, Танечка, соратники по увлечению, как вы их назвали, после смерти мужа почти и не появлялись! — горько воскликнула Баташова. — Многих я уже и не помню.
— А тот самый человек, которому вы продали монеты?
— Петр Петрович? Вот про него я и говорю, — с обидой в голосе заключила Клавдия Алексеевна. — Я его не видела с тех самых пор, как продала ему коллекцию. А ведь обещал заходить, звонить… Так что мне и неудобно как-то сейчас к нему обращаться.
Лариса поняла, что эта тема разговора для Клавдии Алексеевны была не самой приятной, поэтому сама постаралась сменить пластинку:
— Кстати, чтобы мне не докучали расспросами, можно я представлюсь вашей родственницей? Если вы, конечно, не возражаете…
— Хорошо, — охотно согласилась пожилая женщина.
Похоже, фиктивные родственники ее ничуть не смущали, а, наоборот, даже доставляли некоторое удовольствие.
Лариса еще с полчаса пила чай с гостеприимной Клавдией Алексеевной, а затем, аккуратно уложив драгоценные монеты в сумочку, откланялась. Впереди была самая главная часть операции.
«Продам коллекцию уникальных старинных монет, 15 штук. Дорого. 74-78-90».
Алексей посмотрел на это объявление и невольно замер. Его рука с сигаретой застыла на полпути от рта к пепельнице. Эти самые пятнадцать монет преследовали его уже довольно давно.
Как все глупо получилось! На него снизошло какое-то вдохновение, когда он именно ту самую добычу решил приберечь для себя. Обойти шефа и продать налево. И тот смешной еврейчик подтвердил, что это может быть очень даже ценно. А Леший, сволочь, взял и все испортил.
— Сука! Дерьмо поганое! «Шестерка» сопливая! — вслух выругался Алексей по адресу своего подельника.
Идиот, даже спрятать по-нормальному не смог. Они со Смитом накостыляли ему тогда хорошенько, и он сознался. Да поздно было — банку с кофе нашла соседка и сдала в милицию. И пришлось им довольствоваться подержанным магнитофоном, парой колец
и ношеной обувью.Тьфу на него, на козла! Убить его за такое мало…
Однако Алексей Юрьев в принципе был гуманистом. Он не был способен лишить человека жизни. Даже за то, что проделал Леший.
«Ничего, бог его накажет», — злорадно думал Алексей о Пшеничникове. Если уже не наказал — ведь ничего пацан, по сути дела, в жизни делать не умеет. Разве что на стреме стоять.
— Но это объявление! — снова вслух произнес Юрьев. — Это стоит пощупать…
«А может быть, не стоит?» — спрашивал его внутренний голос. Можно ведь и загреметь под фанфары…
По слухам, доходившим до Алексея, обманутые им люди его искали. Крепко искали… Да не знали, что у него есть покладистая подруга по имени Ирина, у которой, в свою очередь, есть две квартиры. В одной из них он сейчас и отсиживался, а Ирина раз в три дня его навещала.
— Хорошо, хоть с женщинами проблем нет, — довольно сказал Алексей, глядя на себя в зеркало. — Всегда помогут, отогреют и спать положат.
Юрьев вышел на кухню и поставил чайник. И внезапно подумал, что пора что-то менять в жизни. У него было ощущение, что над ним нависают тучи. И пришло время, когда необходимо принимать радикальное решение. Например, о переезде в другой город. В Питер, например… Для него наверняка там найдется работенка. Может быть, такая же, как и здесь. А с городом на Волге пора завязывать. Слишком здесь он наследил.
Но для того чтобы отсюда свалить насовсем, нужны деньги. А где их взять? Может быть, все-таки это объявление? Вдруг это те самые монеты, малаховские…
Он порылся в записной книжке и сверил телефоны. Нет, у той старухи телефон был другой. Тогда кто же это? А может, и не те монеты вовсе… Почему именно они?
С другой стороны, могла же старуха, перепугавшись после ограбления, кому-нибудь их сдать по дешевке. Вполне возможный вариант.
Хотя нет, опасно… Если монеты те самые, то опасно. И это может быть подставой! Элементарной подставой!
Таким образом Алексей размышлял несколько часов. В нем боролись Юрьев-авантюрист и Юрьев-рационалист.
Вообще Алексея нельзя было отнести к нервным людям. Он, как правило, был спокоен, уверен в себе и рассудителен. Поэтому, может быть, за два с лишним года занятий криминальными делами ни разу не попался в руки милиции. Словно судьба хранила его.
Но сейчас, после того, как он кинул шефа с монетами, а этот напыщенный индюк Устьянцев крепко обиделся на него за накол с иконами, ему в Тарасове, похоже, делать больше нечего. Кто проболтался шефу о монетах? Алексей на этот вопрос ответа не знал, но предполагал, что это дело рук Бурштейна.
— Вот проклятый иудей! Надо к тебе прийти в субботу и запихнуть в глотку кусок свинины, чтобы ты больше не следил там, где не надо! — со злостью выкрикнул Алексей.
— Ты чего кричишь? — неожиданно услышал он голос за спиной и вздрогнул.
Резко обернулся и увидел Ирину, которая растерянно стояла сзади с сумкой продуктов.
— Это ты? — нахмурился Алексей.
— Да, я, — ответила Ирина, — а что, глазам своим уже не веришь?
— А почему ты входишь без звонка? — неожиданно наехал он.