Минотавра
Шрифт:
– Боллз?
– Он окликнул парня.
– Тритт Боллз Коннер?
Жилистый парень остановился и уставился на него, а потом его неприятное лицо осветилось насмешливой улыбкой:
– Дикки Кодилл! Едрён батон! Сколько лет, сколько зим!
– Готов поспорить, я не видел твою тощую задницу года два!
– Это потому, что я отсидел два года в окружной тюряге.
– Черт. Боллз, за что тебя загребли?
Боллз засунул себе в рот ещё несколько наггетсов.
– Коп домогался до меня как-то ночью, так что я его избил и трахнул в задницу, я сделал это, чувак, пропердолил его пердак, - похвастался
– Откинулся два дня назад.
– А где ты сейчас живешь?
– Поинтересовался Дикки.
– Дом моего отца находится в Котсуолде.
– Боллз посмотрел на деревенскую бабу, проходящую мимо них, вероятно, ей было лет за сорок, но из-за одутловатого лица точный возраст по ней было не определить. Она шла в сторону ломбарда на два магазина ниже. Он потер свою промежность, думая, что это может быть весело.
– Он умер, когда я был в тюрьме, какая-то болезнь, о которой я никогда не слышал, называется гепатитом.
– Но он произнес слово как "хеппататикс"
– Черт, Боллз. Мне очень жаль это слышать.
– Бля, дружище. Я рад, что этот ублюдок сковырнулся. Все, что он когда-либо делал для меня, это бил по заднице и запирал в шкафах, когда трахал очередную шлюху. Я унаследовал дом и все дерьмо в нем, не то, чтобы это было много, но всё же.
Теперь нужно упомянуть, что Боллз и Дикки были друзьями в подростковом возрасте, оба посещали среднюю школу Клинтвуда, и они оба пошли бы в одну и ту же среднюю школу, если бы их не отчислили в седьмом классе. Эти двое погрузились в череду мелких преступлений, умышленных сексуальных и наркотических злоупотреблений и разных хулиганств.
– Так что ты теперь будешь делать?
– Спросил Дикки.
Боллз стоял и смотрел с тупым выражением лица, как рядом с ними переходила дорогу молодая беременная женщина с детской коляской, он плюнул ей в спину. Женщина была латиноамериканкой, он подумал, что было бы неплохо трахнуть
её в башку и обоссать ублюдка в коляске, а после вызвать эмиграционную службу, чтобы суку загребли за нарушение иммиграционных законов.
– Грёбанные тако-рылые перцежоры, - пожаловался он.
– Латиносы отбирают нашу работу, брат, а их бабы плодят детей, как какие-то животные, и им потом ещё платит льготы наше государство. Это неправильно, чувак.
– Да, знаю, - согласился с ним Дикки.
Боллз продолжал таращиться на молодую женщину, стоящую уже на автобусной остановке через дорогу.
– Не, ну ты посмотри, как она выжимает молоко из своих толстых сисек.
– Он хлопнул Дикки по спине и рассмеялся.
– Держу пари, на вкус, как буррито!
Дики громко рассмеялся:
– Да, Боллз! По-любому!
– Ты спросил меня, что я делаю, я скажу тебе, приятель, я хожу по улицам и ищу работу.
– Черт, чувак. В наши дни здесь совсем хреново с работой. Большинство мест закрыты, кроме Венди.
– Знаю, - огрызнулся Боллз и указал на беременную латиноамериканку через дорогу.
– Честных трудолюбивых американцев больше не берут на работу в этой стране, ты спросишь меня, почему, и я скажу тебе: потому что теперь берут только черномазых.
–
Большинство наших девушек работают в швейных цехах, а парни - в мясокомбинатах, - сообщил ему Дикки.Боллз потряс головой.
– Не, дружище, я уже узнавал там, сказали, мест нет...а в Венди работает слишком много латиносов, даже не хочу идти туда.
– О, - вспомнил Дикки, - помнишь папашу Халма, он все еще владеет магазинчиком Квик-Март рядом с остановкой Грейхаунд. Может, он даст тебе работу?
Боллз нахмурился:
– Это старое собачье дерьмо? Не, не получится. Он поймал меня, когда я был мелким пацаном на краже, и настучал моему папаше, и, конечно же, он избил меня и ткнул зажженной сигаретой в мою мошонку. Тогда я пошел в дом папы Халма той же ночью и насрал на его машину, и знаешь, что?
– Что?
– Он опять поймал меня. Только на этот раз он вызвал копов. Мой батя должен был заплатить штраф, потому что я был несовершеннолетним, и, когда мы приехали домой из участка, он снова избил меня, а потом усадил мою голую задницу на дровяную печь, чтобы преподать мне урок.
– Господи! Дерьмовый же день у тебя тогда выдался, - сказал Дикки и потряс головой в ужасе.
– В любом случае, мне нужна работа, чтобы продержаться месяц и не сдохнуть с голодухи, но потом я буду в порядке.
Дикки почесал голову.
– Что будет через месяц?
Боллз снова улыбнулся, улыбка была как насмешка. Он понизил свой голос:
– Я сорву куш, приятель.
У Дикки отвисла челюсть:
– Ты хочешь грабануть чего-то?
– Именно, приятель.
– Черт, Боллз. Ты только что вышел из тюряги. Зачем делать что-то, что может вернуть тебя обратно?
– Это выгодное дело, Дикки, но до тех пор я должен заработать немного денег.
– Он более пристально смотрел на своего друга.
– У тебя есть работа?
– Конечно, - с гордостью заявил Дикки.
– Я обслуживатель...
– Обслуживатель? Чего?
– Боллз произнес это слово как "обсасыватель".
Внезапно у Дикки стало меньше энтузиазма рассказывать о своем рабочем месте. Он пнул один из пластиковых мешков.
– Я занимаюсь стиркой и уборкой вещей.
– Да? Где?
– В дрочильне...через дорогу.
Боллз посмотрел на противоположную сторону улицы. Он увидел винный магазин, закрытый комиссионный магазин, кафе-мороженое, тоже с закрытой вывеской, еще одно место, на двери которого было написано чёрным маркером "ДЖУНС".
– Вон то место, о котором я говорил, Джунс - сказал Дикки, пытаясь не краснеть.
– Ничем особенным я не хвастаюсь. Видишь ли, это действительно дрочильный салон. Ты платишь двадцать баксов, и девушка тебе дрочит. Платят вполне не плохо пять баксов в час.
Боллз покачали головой.
– Да здравствует рукодрочка...
– В следующий момент он прищурился на мешки для мусора.
– Дикки, я до сих пор не пойму, причём здесь стирка?
Дикки открыл один из полиэтиленовых мешков, и оттуда донося богатый душный, но хорошо знакомый запах, который превращался в вонь.
– Фу, бля!
– Воскликнул Боллз. Он отступил назад, обмахивая рукой перед лицом.
Сумка была набита под завязку белыми тряпками. Дикки продолжил:
– Видишь ли, после того, как парень кончит, девчонки вытираются этими тряпками...