Минус

Машина нехотя тронулась, покатила прочь. Смотрю вслед. Красные лампочки над задним бампером все меньше, тусклее. Колеса хрустят кашей из снега и гравия. Вот стена, машина заехала за нее. Жанны больше нет. Я снова один.

Бреду к общежитию. На крыльце вьетнамцы (или китайцы), девчонки. Гонят по кругу портвейн. Лавирую меж ними, стараясь ни на кого не смотреть, никого не задеть.

– Хорошо жить стал, Ромик!

– знакомый голос.
– На такси катаешься.

Это Лена. Ее держит за талию низкорослый, узкоглазый человечек в огромной собачьей шапке на голове.

– Уху, - отвечаю, - разбогател на два дня.

Ленин кавалер смотрит недобро, как на соперника, и я тороплюсь укрыться в подъезде.

Из моей комнаты - музыка. Какой-то блатняк. Дверь приоткрыта. Толкаю ее, вхожу.

– Приперся, свол-лочь!
– За столом Леха, коротко стриженный, побрившийся, помолодевший; улыбается до ушей.
– Вползай, дебилидзэ! Где шлялся?

Внутри меня оборвалось и опустело. Слов нет. Осторожно кладу пакет на кровать. А на столе литровка "Ферейна", банка китайской тушенки, кусками наломанный хлеб.

– Садись давай, забухаем!
– говорит Леха, втыкая в рот фильтровую сигарету.

Сажусь, наблюдаю, как он наливает водку в стаканы. Чуть не по полному.

– Куда столько?

Он по-хозяйски машет рукой:

– Пей, не жалей!
– С силой врезал своим стаканом по моему, объявил тост: Дава-ай!

– Да уж...

– Не рад?
– полупьяная радость соседа готова смениться обидой.

– Рад, - тороплюсь успокоить, - рад.
– Делаю два больших глотка и, задохнувшись, кашляю.

– Закусывай, дебил, скорее! Вот тушенка, хлеб.

Чтоб осадить его высокомерную хлебосольность, вынимаю из пакета свои богатства. Бросаю на стол пачку "Бонда". А Леха цветет пуще прежнего:

– Не слабо! Пир на весь мир!.. Может, Ленку позвать?

– Сходи, - усмехаюсь.
– Она как раз на крыльце с узкоглазыми.

– Эх, сука... Туда ей и дорога.

Снова пьем. Не скупясь, закусываем курицей. Леха начинает рассказывать.

– Нормально я съездил. Главное - кое-что понял про жизнь. Да. Крутиться, Ромка, надо, понимаешь? Теперь правильно заживем. Я башлишек мала-мала привез, с родителями попрощался. Они меня поняли, что там мне нечего делать. Они бы и сами свалили, но только куда им теперь...

– Леха взялся за бутылку, набулькал водки в стаканы.
– В поезде с такой очаровашкой познакомился! Минусинка тоже... Адрес дала, завтра пойду, приглашу куда-нибудь. В "Пене" сколько вход, не знаешь?

– Полтинник, кажется, - пожимаю плечами.

– Дороговато... Ну, ничего, поглядим. Давай!

Выпили.

– Нельзя, Ромка, теряться, вот что я понял. В наше время теряться - высшее идиотство! Павлик - кретин, но он это чувствовал... Бухгалтершу-то не раскулачили? Нет? Ну и правильно, это гнилой вариант. Надо найти что-то серьезное. Вокруг люди такие дела делают, Ромка, такие башли! А мы ползаем... Нет, я проснулся, понял. Теперь окончательно понял! Я так поднимусь всем им назло! Мы, Ромыч, прорвемся!
– И он опять наполняет стаканы.

Хочется спросить: "Куда ты так гонишь?!". Вместо этого беру стакан и послушно несу ко рту. Скорей нажраться и рухнуть. Прикончить сегодняшний день...

– У нас там по цветному металлу все крутят. Самый доходный бизнес. Провода, запчасти, ручки всякие тащут на пункты. Дети, бомжи, работяги. А здесь насчет этого вроде еще не прокнокали. Я с людьми поговорил, готовы сотрудничать, пункты помочь открыть, а мы принимать будем, ну, как эти, начальники филиала. У, как ты, согласен?

– Можно попробовать, - бормочу, сдаваясь враз надавившей водочной тяжести.

– Ну и правильно, Ромка. Мы с тобой таких башлей заработаем - все охренеют! Вон в парке Победы сколько бронзы там, меди. Только надо по-хитрому как-нибудь... Завтра пойду к жене, заберу вещи. У нее ж мое пальто осталось, брюки, рубахи. Все лень было. Хожу, как чмо какое-то... Нет, надо браться за ум!.. Как там в театре? Лялин-то жив, ублюдыш? Ма-ало ему... А ты чего?
– Леха прищурился, оценивающе меня оглядел.
– Разодетый, чистенький, с джин-тоником. Джентельмен, ха-ха!.. Эту пипетку свою с подоконника не отоварил еще? Ну ты дебилидзэ! Чего теряться-то?! В наше время теряться нельзя!