Минус
Шрифт:
– Лялин, слышал, в больнице до сих пор, - сообщает Андрюня тревожно, - и заяву забирать не хочет, урод.
Бригадир отмахнулся:
– Гонят! Он давно дома валяется. Просто нам лапшу вешают, чтоб мы поочковали. Я тут с Семухиным поговорил один на один...
– И как?
– Хреново, как... Против вас, говорит, все. Хотят вас убрать отсюда.
– Тварю-уги!
– Но, поразмышляв, Андрюня выдает неожиданное сравнение: - Да это в принципе и понятно - они же как осы. Одного тронь - сразу вся стая набросится. А так поглядеть - вроде все друг с другом враги.
– Еще бы...
– Вадим вдруг резко повернулся к Игорьку: - А ты - чтоб никаких заиканий
– Причем - легко!
– подтверждает Андрюня.
Игорек виновато поджимает губы:
– Да я, конечно, парни... Я с вами...
В кандейке жарко и душно; лучше б, ясное дело, сидеть сейчас на любимом диване в брехаловке, но путь туда нам заказан. Теперь мы для актерской братии самые злые враги. Даже женщины смотрят ненавидяще. По лицу директора, Виктора Альбертовича, заметно - он что-то решает насчет Вадима, Андрюни и Лехи (меня, надеюсь, он к избивателям Лялина не причисляет) и, по всем догадкам и слухам, решает не в их пользу... А может, это и неплохо, что их поувольняют, примут новых, меня же возьмут и сделают бригадиром. Как-нибудь по-новому себя почувствую, да и зарплата немного выше...
В начале шестого (только мы установили декорации) заявился Димон. Его сперва и не узнали - изменился он конкретнейше за неполный месяц. Из коренастого, нагловатого паренька превратился в худого, ссутуленного, мнущегося человечка.
– Здорово, парни?
– именно спросил он и стал совать нам темную, покрытую ципками руку.
– А меня, хе, вахтерша пускать не хотела.
– Н-ну дак, - неодобрительно отозвался Вадим.
– Как живешь-то?
– Да-а, хе-хе, не особенно...
Спустились в кандейку, Димон вытащил из кармана пузырь "Минусы".
– Давайте по сотне граммулек. Я на полчаса заскочил. Хе, соскучился... За встречу, а?
У Андрюни глаза сразу же загорелись, а Вадим, наоборот, посмурнел: не одобряет пьянство во время работы.
– На пятерых и не почувствуем, Вадь, - успокаиваю.
– Если что - догоняться будем только после спектакля.
– Ну, хрен с вами, разливайте!
Игорек пить отказался и, задыхаясь от сигаретного дыма, покинул кандейку. Мы по очереди заглотнули порцию из единственного стаканчика. Андрюня, первым приняв на грудь, преобразился и стал рассказывать:
– Тут, Дименций, столько событий - башка лопнуть готова! Короче, отмечали тихо-мирно день рождения Таньки Тарошевой, набрались прилично, все вроде путем, уже собрались в автобус залазить, и тут молодой этот наш, вон который ушел... он вместо тебя, кстати...
Послушав про избиение Лялина и последствия этого избиения, Димон завистливо вздохнул:
– Да-а, весело вы живете... Бухгалтершу-то не обули еще?
– Отменили, - рубанул бригадир и стал наливать водку в стаканчик.
– И так геморрои со всех сторон. Потом, может, когда...
– Ничо, зато пидора проучили, хе-хе. А мне вот, - Димон вновь горько вздохнул, - а мне и похвастаться нечем... Зря я отсюда уволился.
– Что, - говорю, - не катит на кладбище с трупами?
– Да что трупы, трупы не главное...
– Давай, давай, расскажи!
Димон выпивает, дышит в рукав своего потасканного полупальтишки, дожидается, пока выпьют остальные, и затем, перемежая цепочку слов вздохами и чесанием головы, рисует картину своей новой жизни:
– Четыре человека бригада. И босс сверху, Леонид Георгич. Работаем каждый день. Можно день-другой прогулять, ну, хе, проболеть официально, только денег за это, ясно, ни копья не получишь. А за
день, бывает, по три могилы заказывают. Летом, говорят, нормально, а сейчас, бля... Почва на полметра как кость. Покрышки если жечь - прогревается, только где их набраться. Ходим вдоль трассы, ищем... Еще эти, из дома инвалидов, достают - дохнут один за другим. Их впритык, гроб к гробу ложим, хе-хе, траншеей такой. И ни копья навара с них, да и с нормальных - бутылку водяры сунут на всех и по полотенцу. У меня этих полотенец уже хоть продавай... Один раз, правда, хоронили богатого, так дали каждому по сотке, "Столичной" пузырей пять, нарезки... А, бля, пашем-то... Вон, все руки стер ломиком.– Димон показал нам свои изуродованные клешни и спрятал, зажал их между колен.
– Зарплаты, хе, не видали еще. Хотя б талончики... Звоню сюда каждый день - мне же расчет выдать должны - сегодня наконец-то четвертую часть выдали...
– Чего? Выдали?
– подскочил Вадим, аж сигарету выронил.
– Триста сорок рублей. Еще осталась почти тысяча... Унты бы купить, а то весь день на морозе...
Бригадир, не слушая его и ничего не объясняя, скрылся за дверью.
– Куда он?
– не понял Андрюня.
Я-то, кажется, догадался, но боюсь особо надеяться и тем более вслух предполагать, что Вадим побежал узнать насчет получки. Поэтому хватаюсь за "Минусу":
– Давайте хлебнем.
Допили. Вадиму оставляем в стакане. Пустая бутылка спрятана под топчан.
– А тут как-то поручили мне гроб заколачивать, - продолжает Димон.
– Ну, хе-хе, беру гвоздь, молоток и - не могу. Рука не шевелится... Такая девчонка в гробу, я на нее все прощанье смотрел...
Я слушаю без всякого интереса. С замиранием духа жду бригадира.
Кассирша, понятное дело, ворчит:
– Обязательно за две минуты до закрытия надо...
Игорек уже получил свою долю, счастливо улыбается.
– Сколько?
– трясем его.
– Мне двести, а вам вроде побольше.
Вадим, расписываясь в ведомости, не выдержал, хохотнул. В его протянутую ладонь опускается пачка купюр, сверху - мелочь.
– Ну? Ну?
– лезет к нему Андрюня.
– Триста? Пятьсот?
Вадим зажал деньги в кулак и отошел. Андрюня нырнул в окошечко.
– Уберите голову!
– раздраженный голос кассирши.
Тот дернулся, ударил затылком фанерину и еще сильней разозлил всемогущую выдавальщицу денег. Она почти завизжала:
– Вы еще разломайте здесь все! Разломайте!
– Ну, извиняюсь, - бурчит качок, жадно следя, что происходит в маленькой, набитой деньгами комнатке. "Вот бы вломиться туда!" - наверняка мечтает.
Вадим тем временем проверил получку, удовлетворенно выдохнул:
– Триста восемьдесят пять, как с куста!
– Да уж, с куста, - говорю.
– Попахали за них дай боже...
Андрюня, получив денежку, тут же принимается пересчитывать.
– В сторону можно, - пытаюсь его отпихнуть, - не загораживай.
Тупой богатырь не реагирует, он напряг все свои мускулы, стал каменным. Только пальцы шевелятся, перебирая купюры, да губы шепчут:
– ...двадцать, тридцать, сорок...
– Сенчин!
– кричу через его плечо кассирше.
– Сенчин, тоже рабочий сцены!
Зарплата - событие не просто праздничное, а из ряда вон выходящее. Сразу появляется смысл в жизни, в работе, какой-то маячок впереди. Но зарплата бывает так редко, так редко держишь в руках сразу такое количество денег, что становится не по себе...
Деньги сразу меняют нас - мы неразговорчивы, напряжены. Нам теперь есть что терять. А терять-то не хочется.