Мир Гаора

Матуня взяла в руки кольца, задумчиво повертела.

– На ком, гришь, видел?
– небрежно спросила она.

Гаор улыбнулся: ловко его подловить хотят.

– В том-то и дело, Матуня, что ни на ком, я их в музее видел, давно, и не разглядел толком и помню плохо, вот и не знаю.

– Музей - это что?

– Нуу, - замялся Гаор, не зная, как это объяснить, чтоб и коротко, и понятно, - ну там древности разные хранятся, - нашёл он, наконец, приемлемое, как ему показалось, объяснение.

Матуня задумчиво кивнула.

– Оно и видно, - сказала она как про себя, - тута ты словенский узор повёл, а словенов никого не осталось, этого и впрямь тебе увидеть не на ком было.

Гаор открыл и тут же закрыл рот, боясь спугнуть Матуню, а она, словно не замечая ничего, продолжала.

– А это у тебя навроде колта получилось, колт - княжеское убранство, их-то и носить сейчас некому. Князей уж никого нет, ни рода, ни крови не осталось. А узорочье простое сделал, на колте узор другой должон быть.

Матуня положила оба кольца на свой столик, подняла на Гаора глаза и улыбнулась.

– Ишь ты, тёмный, тёмный, а сколь знашь, иной поселковый о таком и не слыхивал. Ладно, покажу, а зачем тебе?

– Новый год скоро, - честно ответил он, - подарки надо дарить, вот и хочу сделать.

– И кого дарить будешь?
– требовательно спросила Матуня.

Гаор пожал плечами.

– На всех надо, но у меня материала столько нет, а второго кабеля я не выпрошу.

– А просто колечек чего не хошь, или вон на шпильки, и красовито, и надзиратели не препятствуют.

Он молча и упрямо мотнул головой, не желая произнести вслух то, что и сам ещё не до конца продумал и решил.

– Ладноть, - решительно кивнула Матуня, - смотри, - и, выдернув из узла украшенную розочкой шпильку, распустила волосы...

...Височные кольца оказались и впрямь простыми, но их он сделает из остатков, сколько получится. Колты, раз там такие сложности, что и узор другой должен быть, и носить их не каждой позволено, он с ними и связываться не будет. А пока он возился с ожерельем. Подкатился было к нему Махотка, чтоб он ему браслетик скрутил.

– Конфетами обходись, - шуганул он его.

Махотка повздыхал, посопел и отвалил под общий смех, что, дескать, сам, паря, работай, неча захребетником.

Вечер за вечером Гаор упрямо, забросив шахматы, гимнастику и куренье, очищал от цветных оболочек тонкие медные проволочки, скручивал и сплетал их в сложный многорядный узор, связывал плоскими и тоже многорядными узлами ставшие мягкими цветные оболочки и вплетал в образовавшиеся ячейки вместо камней.

– Ни в чём ты, Рыжий, удержу не знашь, - покачал головой, глядя на него с соседней койки, Волох.

Гаор, чтобы не тратить времени, теперь после ужина сразу забирался на свою койку, доставал из тумбочки и разворачивал портянку с проволокой и инструментами, углублялся в работу и только перед самым отбоем убирал и шёл в умывалку выкурить на ночь сигарету. Он бы и курил за работой, но курить в спальне запрещалось, и подставлять Старшего - за порядок в спальне ему отвечать - Гаор не хотел.

– Опоздать что ли ча куда боишься?
– подал голос снизу Полоша.

– Боюсь, - кивнул, не отрываясь от работы, Гаор и невесело усмехнулся, - а ну как прикажут завтра в спальне остаться, - и совсем тихо, почти беззвучно, закончил, - только этого и боюсь.

Расслышали его или нет, но больше его никто ни о чём не спрашивал...

...И всё-таки Гаор успел! Предновогодняя суета только-только набирала обороты, а ожерелье уже лежало готовое, и из остатков он скрутил четыре пары височных колец, все с разными подвесками. Ажурные шарики, тоже памятные с музейных времен, у него, правда, не получились, и он сделал плоские лопасти. По три, пять и семь лопастей на кольцо, а для четвёртой пары сам придумал, вернее, этот узор он тоже видел там же, но в основном на рукоятках или лезвиях ножей и, как его окружить кольцом и подвесить к основному - это он уже сам придумал. Остались ещё совсем маленькие обрезки, из них он опять накрутил цветочков на шпильки и пошёл за ними к Мастаку. Тот вывалил целую горсть и махнул рукой.

– Так бери, чо я, со свово брать буду?! Ты ж не для заработка.

– Нет, - честно ответил Гаор, - дарить буду.

– А кому?
– сразу встрял под общий хохот Громок.

– Буду я ещё тебе докладывать, - смеясь, смазал ему по затылку Гаор.

– На хрен ему дарить, - пробурчал Махотка.
– Его вон и так зазывают.

– А ты не завидуй, а учись, - посоветовал, подмигивая остальным, Юрила.

Ржали так, что стукнула, распахиваясь, дверь надзирательской, кто-то тихо крикнул: "Атас", - и все быстро разбежались. Но в коридор надзиратели не сунулись, так что обошлось.

Засунув шпильки в свою тумбочку, Гаор достал сигареты и пошёл в умывалку, весёлый и радостно опустошённый, как будто он только что сдал экзамен.

В умывалке его встретили дружеским, но предусмотрительно негромким гоготом и неизбежным мужским трёпом о бабах.

Перед самым Новым годом Гаора забрали из гаража в торговый зал, проверять электротехнику. И уже не энергоблоки, а всё подряд, что дадут. Работал он в подсобке рядом с торговым залом, но скучать не приходилось. То и дело распахивалась дверь, и кто-то - занятый работой, он даже не всегда успевал разглядеть кто - втаскивал и плюхал перед ним на стол очередную электрохреновину, которую надо быстро включить, проверить на разных режимах, если что так же быстренько отрегулировать, где надо подпаять, подвернуть и отправить на упаковку. Вбегали и исчезали свободные продавщицы и продавцы, вроде даже они и тискались в углу за его спиной, он мимоходом удивился, зачем им так, после работы, что ли, негде устроиться, а что им на него плевать, так и ему на них тоже. Он им вроде мебели, а они ему шумовой помехой не больше. А вот что не поговорить, не потрепаться с девчонками и парнями из зальных бригад, вот это хреново, а на этих-то ему... опять электропечь, прям-таки свихнулись на них, так его на ночь глядя в рейс за ними дёрнут. И опять тумблеры свёрнуты. Он досадливо выругался почти в голос.

– В чём дело?

Он узнал голос Сторрама и ответил, не оборачиваясь, потому что как раз поймал концом паяльника ускользающий проводок.

– У этой марки тумблеры на слабой пайке, хозяин, как тряхнёт, так отлетают...
– конец фразы про то, куда отлетает, он успел предусмотрительно проглотить.

Ответом было молчание.

Закончив пайку, Гаор осторожно обернулся. Сторрама не было, а творожисто-белый старший продавец вытирал платком потный лоб. Однако, здорово струсила сволочь, как скажи рядом с ним рвануло, а девчонки рассказывали, как эта сволочь любит цепляться и подводить под "по мягкому" и требует, чтоб сразу и при нём били, правда, из зала в подсобку убирает. Скрывая невольно прорвавшуюся злорадную усмешку, Гаор вернулся к работе.

Звонки для рабов в торговом зале не слышны, зальных отпускают надзиратели, а ему никто ничего не говорил, и он продолжал работать, хотя по ощущениям в животе явно было пора обедать. Забыли про него, что ли? А выйти без разрешения - это нарваться на "горячие". Тоже не хочется. Вот чёрт.

И тут в подсобку впёрся в обнимку с хихикающей продавщицей надзиратель.

– А ты, образина, чего тут расселся?
– удивился надзиратель, - а ну пшёл вон!