Мир иллюзий
Шрифт:
– Но кому, как не тебе знать... эй, ты что?!
– воскликнул Фелиз в то время, как она снова лишилась чувств.
– И что такое на тебя находит?
– Я и сама не знаю, - всхлипнула она.
Еще какое-то время они шли рядом в гробовом молчании. Но уже приблизительно через полквартала девушка выпустила его руку, поправила волосы и пошла вперед, равнодушно глядя куда-то в простраство перед собой. Затем она начала что-то тихонько напевать и озираться по сторонам, поглядывая на близлежащие городские постройки.
Мысли же Фелиза тем временем переключились на совершенно другую проблему.
–
– крикнул он, оборачиваясь и жестом подзывая Юпи Хаво, который тут же со всех ног бросился исполнять это приказание, обегая вокруг Фелиза и останавливаясь справа от него.
– Против ветра, как вы и приказывали, сэр!
– отрапортовал он, отдавая честь.
– Молодец, - похвалил Фелиз.
– Э-э... тебя, кажется, зовут Юпи Хаво?
– Так чтоно, сэр.
– Ну что ж, - одобряюще закивал Фелиз.
– Прекрасное, старинное имя.
– Вы так считаете, сэр?
– озадаченно проговорил Юпи.
– Вообще-то, я сам придумал его, когда пришло время менять имя.
– Вот как?
– удивился Фелиз.
– Ну что же... очень удачный выбор. И в каком же возрасте здесь у вас принято менять имена.
– Как обычно, сэр. В двенадцать лет.
– А до этого, полагаю, ты учился в школе. Постигал науки, так сказать.
– Так точно, сэр, - выпалил Юпи и с готовностью затянул песню, слова которой были положены на мотив одной некогда довольно популярной опереточной песенки:
Слава пра-ви-телю,
Кем бы он ни был;
И цвет черный прекрасен,
Другого не вижу.
– Разные дурацкие стишки, типа этих, сэр, - снисходительно пояснил Юпи, снова переходя на прозу.
– Осмелюсь доложить, совершенно бессмысленное занятие, сэр. В том смысле, что все нормальные люди и так знают, что кроме черного никаких других цветов на свете не существует; так как же можно видеть то, чего нет? Но мы все равно играли в различные игры и танцевали под эту музыку. Это требовалось для правильной идеологической ориентации.
– Готов поспорить, что в вашем классе ты был ориентирован лучше всех, - сказал Фелиз.
– Спасибо, сэр, - проговорил Юпи, растроганно шмыгая носом.
– Но я считаю своим долгом быть до конца честным с вами. Два ученика из нашего класса все-таки опередили меня по этой части, сэр.
– А историю вам преподавали?
– Так точно, сэр.
– Юпи начал декламировать наизусть: - "Первого правителя звали Ог Локманн, он был добр и великодушен. Второго правителя звали Як Лоссу, и он так же был добр и великодушен. Третьего правителя..."
– Вообще-то, это не совсем то, что я имел в виду.
– Может быть, вас интересует гражданское право?
– подсказал Юпи. "Граждане, покинувшие жилище после наступления комендантского часа, будут растреляны на месте. Подобная мера введена в связи с тем, что шестьдесят лет назад недостойный гражданин по имени Сей Сесси имел обыкновение тайком пробираться на винокурню правителя, где он воровал отжимки от сусла и допьяна объедался ими; поэтому наш мудрейший двенадцатый правитель категорически запретил употребление спиртных напитков. Исключение составляют лишь те случаи, когда на это имеется специальное предписание, выданное лично правителем."
– Вообще-то, нет, - сказал Фелиз.
– Я...
– Наш мудрый двенадцатый правитель так возненавидел пьянство,
что стал переодически давать самому себе предписания напиваться допьяна, ради того, чтобы наглядно продемонстрировать нашим гражданам, какое это мерзкое явление.– Да уж...
– Лично я, - продолжал Юпи, - никогда не пил вина. И даже вы, сэр, никогда не сможете заставить меня попробовать эту гадость.
– Да я и не собираюсь этого делать. А какой была ваша история до того, как появился первый правитель?
– поспешно спросил Фелиз.
– Это были ужасные времена, сэр. Повсюду царил хаос.
– Юпи поежился.
– Хаос?
– Да, сэр. Тогда мир был населен заблудшими, сбившимися с пути истинного людьми. О, это были ужасные времена.
– Почему?
Юпи озадаченно уставился на него.
– Почему?
– повторил он.
– Ну... э-э-э... скорее всего это было ужасно, сэр. И вообще, - заявил он уже куда более уверенно, - никаких сомнений на этот счет быть не может. Этому нас учит история.
– Ну ладно. Скажи мне лучше вот что, - доверительным тоном проговорил Фелиз, придвигаясь поближе к тщедушному человечку. Предчувствуя неладное, Юпи отшатнулся было от него, но могучая ручища Фелиза крепко сомнулась на тощеньком запястье, возвращая стражника на прежнее место.
– Скажи, у тебя когда-ниюудь бывали видения?
На лбу у Юпи выступили крупные капли пота, а колени подогнулись сами собой.
– Нет! Нет!
– воскликнул он срывающимся от ужаса голосом.
– Я никогда ничего не видел. Никогда! Никогда!
– Да брось ты, - прорычал Фелиз, от избытка чувств хватая своего собеседника обеими руками за плечи и принимаясь трясти его с упорством человека, азартно пытающегося вытряхнуть соль из солонки с засорившимися дырочками.
– Признайся. Я же не такой, как вы все, и прекрасно знаю, что вам видятся разные необычные вещи. Я ведь и сам тоже их вижу.
– Нет!
– воскликнул Юпи.
– Я ничего не вижу. Совсем ничего. Даже когда я был совсем маленьким, то даже тогда я никогда не видел странных людей в невероятных цветастых одеждах. Другие дети их видели, а я нет. У меня никогда не было никаких видений. Я никогда не чувствовал, что кто-то стоит у меня за спиной. Я отлично приспособлен к нашей жизни! Честное слово! В этом смысле у меня все просто замечательно!
– Ну ладно, ладно..., - с неприязнью проговорил Фелиз, отпуская стражника, который, неуверенно пошатнулся, а затем, немного придя в себя, засеменил обратно, занимая свое место замыкающего шествия.
– Ну как? сказал Фелиз, обращаясь к Каи.
– Что ты теперь об этом думаешь?
Она была бледна, как полотно.
– Не знаю! Ничего я не знаю!
– внезапно выкрикнула он.
– И вообще, оставь меня в покое!
С этими словами она шарахнулась от него и, резко развернувшись, бросилась бежать, скрываясь в глубине одного из переулков. Фелиз рванулся было за ней, окликая и умоляя вернуться, но пробежав всего несколько шагов, остановился. Вне всякого сомнения, обошелся он с ней довольно сурово. Но с другой стороны, возможный успех его побега из этого дурдома планетарного масшатаба во многом мог зависеть от того, сможет ли она в конечном итоге примириться с фактом реального существования представителей иной общественной формации.