Мир истории: Русские земли в XIII-XV веках
Шрифт:
При Каннах наступающей стороной были римляне, но с самого начала стало ясно, что все их войско подвергается опасности окружения с флангов.
На Куликовом поле Орда имела превосходство в коннице и угрожала русским флангам. Орда стремилась окружить русских и пробить их строй таранным ударом. Русские приняли бой в активной обороне. Перед русским войском стояла более сложная задача, чем перед карфагенянами. Надо было отразить таранный удар Орды, спешить ее и затем опрокинуть ее пехоту. Надо было снять численное превосходство в коннице сложным маневром левого
Думается, что с точки зрения военного искусства Куликовская битва являет собой непревзойденный пример использования всех тактических приемов для достижения победы.
Значение куликовской победы
Эхо Куликовской битвы прокатилось по всему тогда обозримому миру. Неожиданно для Западной Европы восстала из пепла, возродилась из мертвых Русь.
Но вот же досадная скромность. Оценивая Куликовскую битву, воздавая должное подвигу ее полководцев, русские историки не уставали с завидным усердием повторять, что на Куликовом поле было положено лишь начало освобождению от ордынского ига. Сейчас же вспоминали разорение Москвы, учиненное Тохтамышем два года спустя после Куликовской победы, как бы не замечая одного решающего обстоятельства. Да, Москва была сожжена, жители ее перебиты, но город не был взят приступом с боя, его ворота отворила измена. И Тохтамыш, едва узнав, что Дмитрий Иванович появился с городовыми полками под Переяславлем, а Владимир Андреевич в Волоколамске, тут же бежал опрометью с Русской земли. Непобедимый Тамерлан подошел к Ельцу. Его ждало на Оке московское войско, Тамерлан предпочел повернуть прочь.
После Куликовской битвы Орда не раз совершала набеги (Крымская Орда и при Иване Грозном сожгла Москву), но не решалась на битву с русскими в открытом поле.
Указывалось на то, что и после Куликовской битвы Русь платила дань Орде. Но то были не ордынские выходы, то был вынужденный откуп от разбойников, ибо худой мир всегда лучше хорошей войны. Забывают при этом, что даже Екатерина II слала «поминки», откупные от разбоя, крымским ханам.
Разгром Мамая, последовавшие за этим ордынские неурядицы, которые привели к окончательному распаду грабительское государственное образование, демонстрация превосходства русского военного искусства над военным искусством агрессора, усиление государственной власти на Руси — все это заметные последствия битвы на Куликовом поле. Но вместе с тем Куликовская победа положила начало возрождению национального самосознания русского народа. Это огромная, неисчерпаемая тема для специальных исследований.
Летописи и «Сказание о Мамаевом побоище» донесли до нас образы нескольких деятелей предкуликовского периода, созданные с огромной художественной убедительностью.
Прежде всего Дмитрия Ивановича Донского, радеющего не только о своей славе, чести и роде, но о благе народном. Это политический деятель, который сумел понять народные чаяния и объединить всех русских людей на их свершение и перед решающей схваткой с угнетателями примирить самые острые общественные противоречия. В этом его заслуга во внутренней политике.
Его дед, Иван Калита, в свое время научился поворачивать в свою пользу и в пользу усиления Москвы как собирательного центра ордынскую политику, нацеленную на разжигание межкняжеской вражды. Дмитрий Иванович унаследовал от деда умение использовать слабости ордынской политики, меж русскими князьями он искал пути для мирных решений противоречий и споров. Не столько оружием, сколько дипломатическим искусством он привел под руку Москвы Северо-Восточную Русь, и она выступила единой в час решающей схватки. Он не только возродил лучшие традиции русского военного искусства, он обогатил его новыми принципами стратегии и тактики, в невероятно сложных условиях сумел вооружить и обучить войско.
Во всех его делах по сплочению Северо-Восточной Руси и укреплению Москвы стояли рядом две значительные личности: митрополит Алексей и игумен Троицкого монастыря Сергий Радонежский.
Предкуликовский период был на Руси и эпохой русского исихазма, философского течения, требующего нравственного самосовершенствования без вмешательства извне. Трудно сказать, являлись ли митрополит Алексей и Сергий Радонежский
зачинателями этого течения на Руси, но вся их деятельность была направлена на смягчение нравов той суровой и даже жестокой эпохи. Западную Европу в это время раздирала борьба с ересями, пылали костры, на которых сжигали еретиков, в русской церкви царили терпимость и спокойствие; на Западе церковь сеяла рознь и вражду между верующими, русская церковь собирала гонимых людей под единое знамя освобождения. В этом и состоит значение митрополита Алексея и Сергия Радонежского.Мы выше говорили о воеводе Дмитрии Волынском. Ничуть не принижая роль Дмитрия Донского в разгроме Орды, мы должны воздать должное одному из самых значительных полководцев Древней Руси. И если летописцы и «Сказание» не оттенили его выдающееся полководческое дарование, то современники, те, кто сражался на Куликовом поле, твердо надеялись на его мудрость. Отнюдь не по капризу отдал князь под его начало засадный полк и руководство всей битвой. Это ли не высшая оценка?
«Сказание о Мамаевом побоище» донесло до нас и еще один образ, не меркнущий в народной памяти, — образ ратоборца Пересвета. Ни его мужеству, ни его молодецкой удали, ни его подвигу не наносит ущерба, что на поединок с грозным богатуром Челюбеем он вышел в монашеской схиме. В те жестокие времена монастыри были крепостями, их должны были оборонять люди, сведущие в военном деле.
Весь эпизод с поединком перед сражением носит легендарный характер. Сам поединок изображен с суровым лаконизмом. На вызов богатура, наверное, могли откликнуться многие, да не каждый мог быть удостоен великой чести представлять все русское войско.
Поединок длился несколько секунд, но память о нем живет вот уже шестьсот лет и будет жить, покуда жив хотя бы один русский человек.
Летописи скупы, «Сказание о Мамаевом побоище» дошло до нас в поздних списках, было ли оно единственным литературным памятником этой эпохи — мы не знаем. Лишь по счастливой случайности дошли до нас сквозь пожары и вражеские нашествия работы Андрея Рублева, выразившего в искусстве возрождение народа. «Троица» Андрея Рублева и «Сикстинская мадонна» Рафаэля — явления одного порядка. «Троица» родилась на суровом Севере, вырвавшемся из ордынской мглы, «Сикстинская мадонна» засверкала под ласковым южным небом столетие спустя!
Москва, Вильно, Краков
Нашествие Тохтамыша
В ночь с 7 на 8 сентября Дон переходил во главе московского войска великий князь владимирский и московский, к исходу дня 8 сентября трубил победу на костях врагов государь всея Руси. То, к чему вели Северо-Восточную Русь Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, Александр Невский, Иван Калита, свершилось, хотя это и никак не было в тот час отмечено каким-либо юридическим актом. Мы говорим не о правовой стороне свершившегося, а о его морально-нравственном значении, и, конечно же, значении политическом. С Куликовской победы, через многие тяжкие препятствия началось неуклонное восхождение Москвы, собирательницы русских земель, столицы Русского государства.
Куликовская победа создала в Восточной Европе качественно новую политическую ситуацию, при которой искусственно сдерживавшиеся объединительные процессы получили простор для своего развития.
Сейчас же явились и признаки возросшего личного влияния Дмитрия Ивановича и возрастающего значения Москвы.
Еще при жизни митрополита Алексея в церковных делах на Руси наметилась смута. Ольгерд не хотел примириться с тем, что митрополиты избирали местом пребывания Москву. Он слал послов в Константинополь с жалобами на Алексея, что тот «прямит» московскому князю, и просил особого митрополита в Киев с властью на Смоленск, на Тверь, на Новосиль, на Нижний Новгород. Цель ясна: расколоть митрополию и тем ослабить московский княжеский дом.
В Константинополе нашлись сторонники Ольгерда, и был поставлен митрополитом Киприан, по происхождению болгарин. Киприан направлялся в Москву. По повелению Дмитрия Ивановича незваного гостя встретили под Любутском, сняли насильственно с него святые одежды и отправили восвояси.
В эту игру не преминула вступить ордынская дипломатия. Именно в это время Мамай готовил нашествие на Северо-Восточную Русь и искал союза сначала с Ольгердом, а после его смерти с князем Ягайлом. В Орде понимали, что митрополит из числа русских святителей встанет на сторону Дмитрия Ивановича и укрепит его позиции перед решающим столкновением. Когда умер митрополит Алексей, Дмитрий Иванович созвал епископов и попытался на епископском сборе без Константинополя поставить митрополитом своего духовника Митяя. Епископы не захотели ставить своей властью митрополита, Митяю пришлось отправиться в дальний путь в Константинополь.