Мир колонизаторов и магии

Падре Антонию было не до них, он был весь погружён в свои мысли, будучи морально и физически полностью опустошённым. Перед его уставшими глазами неожиданно замелькали дни его далёкой юности.

Вот он, молодой и пухлый юноша, на гордом гнедом жеребце едет в духовную семинарию, лучшую в Испании, надеясь на счастливое будущее. Вот он, уже студент, и его наивная радость неофита уже изрядно подорвана тяжело дающейся учёбой и безрадостным, с его точки зрения, существованием.

Третий сын знатного арагонского дворянина, он не мог рассчитывать на наследство и потому, получив деньги на дорогу, хорошего коня и необходимую протекцию, уехал учиться. В духовной семинарии обучали не только на священников, но и на магиков, что было предпочтительнее. Но…

К концу учёбы он осознал, что его собственные магические способности весьма скромные и ему трудно будет рассчитывать на место придворного астролога или одного из магиков, которые служат знатным герцогам или государствам. Поняв это, он окончательно перешёл в духовную составляющую и стал доминиканцем, решив посвятить себя духовным практикам и исследованиям, а также борьбе с ересями.

Но инквизиторы к тому времени уже не имели той зловещей славы, как раньше. Их влияние значительно ослабело, но он не обращал на это внимания и продолжал верно служить матери-церкви. Годы шли и шли, и вот, весьма кстати подвернувшаяся, командировка в колонии Испанского Мейна поменяла его судьбу, насытив её смыслом.

Но и здесь жизнь подставила ему подножку, наслав на его голову пиратов, и это тогда, когда он придумал, как сделать новый поисковый артефакт, завязанный на чёрный раздел магии. Мальчишка, которого он спас, и который потом спас его, тем самым вернув ему долг жизни, стал тем моральным костылем, на который он сейчас опирался, чтобы не сдаться и жить дальше.

Глядя на этого, поначалу растерянного, юнца, не способного защитить себя, но, при этом, не сдававшегося, он всё больше убеждался, что из него выйдет толк, особенно после того, что они пережили вместе. Да, им обоим придётся нелегко, если они даже смогут выжить и сбежать от пиратов, или будут выкуплены, на что он уже не надеялся.

У него тоже были недоброжелатели, именно они не соблаговолили дать за него выкуп и вызволить из позорного плена. Что ж, Бог всё видит, а раз он видит, то он их и накажет. А сейчас необходимо пережить этот шторм и добраться до Испании. Там он сможет восстановить своё доброе имя и пристроить мальчишку в семинарию. А там, там… И он смежил усталые веки, прикрыв ими глаза.

Как там Эрнандо? Ведь он сейчас болтается наверху мачты, наедине со штормом, но что-то подсказывало падре, что сын моряка, обладающий «Зовом моря», сможет выжить в этом шторме. В любом случае, он всё равно ничего не мог с этим поделать, только молиться, и всё.

Падре вздохнул, и запоздалые муки совести коснулись его старого сердца, разбудив доселе неизвестные ему чувства. У него не было детей, он дал обет безбрачия в церкви и обрёк себя тем самым на бездетность. Этот же подросток вызывал у него не только уважение своими поступками, но и будил в нём отцовские чувства по отношению к нему, которые сейчас были неуместны и бесполезны.

Тяжело вздохнув, он стал истово молиться Богу об их спасении, надеясь, что его молитвы будут услышаны.

Буря между тем стихала, прогоняя тучи дальше и стремясь охватить другие участки моря, где ещё можно было всласть порезвиться и побуянить. Обломанная грот-мачта уныло торчала посреди судна. Оборванный такелаж, свисая с неё, трепался, хлеща корабль мокрыми пеньковыми канатами, словно выражая обиду на то, что корпус корабля не получил никаких повреждений, в отличие от него.

Немногочисленные пираты, находящиеся на палубе, вовремя успели обрубить абордажными саблями канаты, не дававшие отломанному куску мачты упасть в море, и который, свисая через борт, мог перевернуть и потопить весь корабль, нарушив его шаткое равновесие.

Они видели, как мальчишка-испанец скрылся в морских волнах, казалось бы, навсегда. И каков был их ужас, их мистический ужас, когда они увидели, как море вернуло его обратно, закинув вместе с волною на корабль.

Все моряки суеверны, абсолютно все, а уж в магическом мире и подавно. Разнообразные версии произошедшего сейчас требовали ответа в их головах. По мере того, как сама буря стихала, а на палубе появлялись всё новые и новые действующие лица, которые не видели, что происходило наверху, гул вопросов нарастал, требуя выхода и объяснения причин произошедшего.

Всё это время мальчишка валялся без сознания на шкафуте, запутанный в обрывки канатов и такелажной сетки. Но никто не решался подойти к нему и оказать помощь, либо наоборот, вышвырнуть его за борт, как ядовитую змею. Никто на это не решался.

То, что море вернуло назад свою жертву, однозначно указывало всем морякам, что в дело вмешались высшие силы, и не пиратам осуждать их и препятствовать им. Пираты жили морем и разбоем на нём и чтили всех морских богов. Неважно, были ли они языческими богами или христианскими апостолами. Но больше всего они боялись морского дьявола, которого звали Старым Роджером.

Оттого их чёрный флаг, с костями и саблями, был назван «Весёлый Роджер» и до шторма гордо и зловеще развевался на флагштоке. Он же был и символом их жизни, короткой и безрассудной, мрачной и одновременно весёлой, безбожной и наполненной суевериями и мистикой.

Но что делать с мальчишкой, они не знали и ждали, когда он очнётся сам, а пока приводили в порядок корабль после шторма и всех учинённых им разрушений. Так продолжалось недолго, вплоть до того момента, когда на палубе оказался Гасконец в сопровождении Пьера Пижона.

— Что за бардак? Почему не работаем? Вам что, нечем заняться?

— Капитан, — обратился к нему боцман, тут такое дело! Мальчишка-то необычным оказался. Море его не приняло и выплюнуло обратно на корабль. Никогда такого не было, и никогда я не слышал о таком от других!

— И я не слышал, и что? Кто видел это?

— Грубый Пел и Бабник!

— Пел! Бабник! Что вы видели?

— Капитан! Шторм сломал мачту, и этот щенок полетел головою вниз в море. Я сам видел, как он рухнул в воду, и волна скрыла его. Клянусь всеми святыми. Да покарает меня Старый Роджер!

— Ну, а дальше?

— Дальше, его выплюнуло назад море.

— Как это произошло, и давайте без мистической чепухи!

— Да, вот, вскоре после того, как его смыло волной, очередная волна налетела на корабль и захлестнула его по флагшток фок мачты, а когда она ушла, то мы обнаружили этого мальчишку. Он валялся возле борта, весь запутанный в снасти.

— И что, он живой?

— Не знаю, никто к нему не подходил, не до того было.

— Ясно, несите его сюда.

Два указанных пирата направились к Эрнандо и начали его выпутывать из обрывок верёвок и канатов. Как только они его коснулись, он ожил и начал кашлять. Почувствовав, что его держат, мальчишка сразу же согнулся пополам и исторгнул из себя буро-жёлтую жидкость, состоящую из морской воды и желчи.

Пираты молча держали его, пока он извергал на палубу все то, чего наглотался в море. Последним из него выпала креветка, по ошибке залетевшая не туда, куда следовало. После этого мальчишка обмяк и с трудом поднял голову, но никак не мог сфокусировать свой взгляд ни на ком. Его шатало и болтало, а между тем, шторм, бушевавший весь день, уже сменился штилем и наступил вечер, который грозил быстро перейти в ночь.

— Ты слышишь меня, гачупин! — обратился к нему Гасконец.

— Слы-шу, — еле выговаривая слова, произнёс тот.