Мир колонизаторов и магии

Осталось это только выяснить, и желательно побыстрее. «Сантьяго» зарифил паруса и лёг в дрейф неподалеку от острова. С его борта была спущена шлюпка и бравые матросы, налегая на вёсла, погнали лодку в сторону виднеющейся полоски суши. Во главе десятка вооружённых аркебузами и абордажными саблями матросов, в шлюпке находился старший помощник сеньор Агустин Савальядас.

Этот достойный сеньор был одного с капитаном возраста — далеко за сорок, и неплохо справлялся со всеми поручаемыми ему делами. Вот и сейчас, он смело взял на себя задачу по поиску и уничтожению пиратов. Высадившись на остров, почти сразу они обнаружили лежащего без сознания подростка. Но, подойдя к нему ближе, увидели, что он очнулся и в страхе достал большой нож, пытаясь защищаться.

***

Я очнулся рывком, как будто в тёмной-претёмной комнате кто-то резко включил свет. Подняв голову, я увидел прямо перед собой с десяток незнакомых мне людей, одетых в кирасы и странные металлические шлемы с гребнем. Позднее я узнал, что этот шлем называется морионом.

Первой моей реакцией стал страх, да, наверное, как и у любого в моём положении, и только потом, когда от этого чувства в моей голове изрядно прояснилось, я осознал, что эти люди не должны быть мне врагами. Скорее наоборот, они приплыли, чтобы спасти меня. Это я понял после того, как услышал испанскую речь, да и по внешнему виду эти люди не походили ни на пиратов, ни на англичан или французов.

— Амиго, я идальго Эрнандо Хосе Гарсия-и-Монтеро.

— Не знаю, какой из тебя идальго, а пока я вижу пирата, брошенного своими товарищами на необитаемом острове, и я тебе не амиго, — проговорил один из испанцев, судя по внешнему виду, бывший у них командиром, и добавил, — правда, вижу я весьма юного пирата.

— Я не пират, — бросился я доказывать очевидное для меня, но не очевидное для них, — я один из вас! Последняя фраза вызвала волну смеха, от которой разбежались все крабы, а чайки, летавшие в вышине, разразились приветливыми гнусавыми криками.

Поняв свою ошибку и двусмысленность произнесенной фразы, я попытался поправить своё положение.

— Я тоже испанец, я был пленником пиратов, они захватили нас ещё в Панаме, а потом продали французам, а те, в конце концов, избавились от нас, высадив на этом необитаемом острове. Это называется у них маронированием.

— Мы знаем, что это такое, — сказал их старший, — но ты сказал, мы?

— Да, — подтвердил я, — нас было двое, я и отец Антоний. Он здесь! — и я показал на небольшой бугорок с криво поставленным крестом, сделанным мною собственноручно.

— Ты убил его? — сверля меня взглядом чёрных глаз, спросил испанский офицер.

И хоть моё сознание было изрядно затуманено голодом и обезвоживанием, но выслушивать дикие оскорбления и недоверие я был не намерен.

— Как вы смеете?! Отец Антоний был для меня как отец! Он спас меня, а потом я спас его. Никто не видел, что мы пережили с ним вместе, никто! И не Вам говорить мне об этом. Он погиб, как настоящий защитник веры, до конца отдав свой долг, и не склонил свою голову, и не предал. Пираты убили его казнью, а потом высадили нас, обессиленных, на это остров.

Наверное, моя речь звучала очень пафосно, но сказал, как сумел.

— Падре не смог пережить этого и умер в первый же день, а я остался один. Вот и всё, что я могу об этом рассказать.

— А что это за чёрная тряпка, которая болтается на пальме? — помолчав, спросил у меня командир испанцев.

— Это ряса падре, вернее, то, что от неё осталось. У меня не было другого выхода, чтобы привлечь внимание. У меня есть только нож и раковина, и я посмотрел на зажатую в левой руке красивую ракушку.

Испанцы окинули всё взглядом и, поняв, что у меня, действительно, ничего нет, кроме ножа, оставили меня на время в покое и принялись обшаривать остров. Закономерно ничего не найдя на нём, кроме пустой скорлупы орехов, да крабовых панцирей, они забрали меня с собою на галеон.

***

Мерседес заинтересованно смотрела на то, как к галеону подплывает шлюпка с командой, высаживавшейся на остров, а ещё, они с собой везли кого-то. Наверное, поймали пирата. Мерседес никогда не видела пиратов, даже издали, хотя наслышана о них была изрядно.

Но не одна она была заинтересована в том, чтобы увидеть, кого везут на корабль. Рядом с ней встала мать Мария Грация, а слева неслышно подошла и положила на плечо руку её старшая сестра Долорес. Со стороны это выглядело, как будто две сестры в ожидании смотрят вперёд, мило беседуя, а на самом деле…

На самом деле Долорес сквозь сжатые губы не говорила, а шипела слова.

— Мерси, если ты сейчас кинешься первой смотреть, кого нам везут и подскочишь, то я вырву тебе все волосы. Ты благородная девушка, тебе не пристало так себя вести. Даже твой отец, которым ты вертишь во все стороны, не поможет тебе. Ты поняла, сестра?

— Поняла, Долли, отстань же от меня!

— Ты магичка, если ты этого ещё не поняла. Будь сдержанней, обуздывай свои страсти, иначе гореть тебе синим пламенем на костре инквизиции, или сидеть вечно взаперти, где-нибудь в Альпах, в тайном монастыре, закрытом от других, где над тобой будут ставить опыты и использовать в качестве человеческого материала или пособия. Ты же не хочешь этого, дорогая? — и Долорес, обворожительно улыбнулась, как это умела только она, обнажив при этом ровные белые зубы.

Стоящие рядом мужчины уставились на её жемчужные зубки, блеснувшие из-под ярких карминовых губ. Но Мерседес не обманывалась на её счёт, уж она-то знала, как порой может быть жестока её старшая сестра, в том числе и по отношению к ней. Но они любили друг друга, несмотря на разность характеров, а может быть, именно за это, кто знает?

Через несколько минут лодка, вернувшаяся с острова, пристала к высокому борту корабля и по верёвочной лестнице, сброшенной вниз, стали по очереди подниматься матросы. В середине цепочки поднимался и юноша, невысокого роста, но уже широкоплечий и жилистый.

Наблюдая сверху за поднимающимися, обе девушки заметили, как у него за пазухой, в складках грязной, полотняной рубашки болтается на груди простой деревянный крест и, что неожиданно, интересный прибор, называемый астролябией. В отличие от младшей сестры и остальных встречающих, Долорес видела, что астролябия у мальчишки совсем не простая. Она излучала только ей видимую синюю ауру, указывающую, что это артефакт.

В то же время, по этой ауре Долорес поняла, что она видит морской артефакт, либо связанный с морем, а это не её специализация, да и вообще, все эти морские артефакты, в подавляющем своём большинстве, представляли собой навигационные приборы разной степени точности, и не более того.