Мир-о-творец
Шрифт:
– Он посла прислал. Вроде как принудил Сигизмунда к миру. И просит меня на подписание приехать в Смоленск. Сюда не идет. Долго. Хочет сразу после подписания по Днепру в Черное море и в Царьград.
– Так и езжай!
– Куда я поеду?! И тебя оставлю?!
– Я руки на себя наложу, если не поедешь, – довольно жестко произнесла Анастасия. – Я все равно умираю. А тебе жить. И дочке нашей жить.
– Дочка…
В этом варианте реальности шестым ребенком Анастасия родила не сына Федора, а дочку – Феодору. Которая, к тому же, не отличалась никакими внешними уродствами, вроде сильной асимметрии лица.
Анна,
Осталась лишь Феодора. Дочка. Которой только-только стукнуло три годика от рождения.
Иоанн Васильевич обреченно покачал головой, повторяя раз за разом одно слово:
– Дочка…
Больше у него никого не оставалось. Двоюродный брат погиб во время того мятежа, что Андрей подавлял. Жена – вон, доходит. Сколько еще продержится? Неделю? Детей иных нет. Преставились.
– Один… совсем один… – тихо добавил Царь, прекратив причитать о дочери.
– Соберись! – хрипло произнесла Анастасия, вяло сжав его руку. – Ты еще жив. И здоров. И наша дочь тоже.
– Я проклят…
– Да что ты такое говоришь?
– Ты и сама знаешь… Ты… наши дети… я всех подвел…
– Ты никого не подводил!
– Я должен был принять постриг. Уйти в пустынь. Вымолить прощение. Но я возгордился. Власти возжелал. А когда мне протянул руку помощи единственный человек, который мог мне помочь, отвернулся от него.
– Ты все еще можешь исправить.
– Как? Как исправить? Ты ведь умираешь…
– Ты не так стар. Еще и тридцати лет нет [14] . Возьмешь себе новую жену. И она родит тебе здоровых сыновей.
Иоанн Васильевич промолчал.
Ему безумно не хотелось обсуждать эти вопросы. Во всяком случае не сейчас и не с умирающей супругой. Это было больно и стыдно. А она говорила. Продолжала говорить. Успокаивать его. Убеждать, что все наладится и с ее смертью жизнь не закончится. Его жизнь.
14
Тут Анастасия лукавила, так как Царю до 30 лет оставалось меньше месяца. Другой вопрос, что для XVI века – это возраст и не малый. В условиях отсутствия нормальных лекарств и особенно антибиотиков дожить даже до тридцати лет было удачей. Потому что в любой момент тебя могла прибрать банальная простуда, получившая осложнение и перешедшая в воспаление легких. Или еще какая пакость. Люди же, доживавшие до 50 и более лет, могли похвастаться не только очень крепким иммунитетом, но и изрядным везением. Во всяком случае, в этом вопросе.
Он же не слушал.
Наконец, не выдержав этих причитаний он оставил Анастасию и вышел из комнаты. К тому же там было душно. От чего он весь немало вспотел и испытывал сильный дискомфорт.
Глянул на слугу.
Тот мялся.
– Что?
– Государь, ты просил напомнить. Там купчишки, что ты уже пару месяцев в ожидании держишь, прибыли по твоему приказу и ждут.
– Давно ждут?
– С самого утра.
Царь скосился на небо. Солнце близилось к закату.
– Трапезничали?
– Нет. Тебя ждут. Боятся пропустить.
– Ладно… – несколько раздраженно
произнес Иоанн Васильевич. Скосился на дверь, что вела в опочивальню умирающей супруги, и решительным шагом направился к Грановитую палату. Приказав туда звать купцов.Пришлось, правда, задержаться на полпути.
Царь он или не Царь?
А значит одеться требовалось подобающе для официального приема. Чай не дружок зашел перед сном поболтать. Если группа купцов так рвется на прием, значит дело важное.
– Просители, – пояснял не раз один из бояр, что был направлен Государем их проведать, да выяснить, чего надо. Причем говаривал он это с пренебрежением. Отчего Иоанн Васильевич делал нужные выводы и не сильно рвался с ними общаться. Не до того.
Теперь же руки дошли.
– Что вам надобно? – прервав он их велеречивые вступительные слова. Оборвав буквально на полуслове. То ли его Андрей покусал, то ли еще что случилось. Но на Руси только молодой Палеолог позволял себе такое общение. Сразу к делу.
У Иоанна Васильевича не было настроения участвовать во всем этом ритуальным цирке от и до. Думки и переживания о супруге терзали. Хотелось скорее к ней вернуться. Ибо, выйдя, оставив ее, он почувствовал вину. Вот и решил от всей этой мишуры отмахнуться.
Да и чего ради ее держаться?
Проклят же.
Дети вымерли, окромя малой дочки. Но протянет ли она еще хотя бы пару лет – вопрос. Жена умирает. Родичи ближайшие вымерли.
Все прахом пошло.
Дом Рюриковичей московских пресекался. А иные настолько измельчали, что и не хотелось даже думать об их воцарении. Так что чего теперь рядиться?..
– Государь наш, – осторожно произнес Аникей Строганов, – три года назад я испрашивал у тебя повеление земли по Каме-реке заселять.
– Помню. Заселил?
– Из-за уральского камня тати ходят. Каждый год поселения жгут, а людей в полон уводят. Тех, кого не побьют. Сам дважды лишь чудом уходил. Стрелами они секли люто.
– И что ты от меня хочешь?
– Земли там полны даров. И соль есть, и прочие богатства. Да только без помощи твоей – не удержать те владения. Тати уж больно сильны. Сказывают, будто они из княжеской дружины хана Сибирского.
– Хочешь, чтобы я воинство свое послал против хана? – нахмурился Иоанн Васильевич. – Али не ведаешь, что я войну тяжелую веду. И с Литвой, и с Ливонией, и со Швецией. Да еще и хан Крымский угрожает набегом.
– Слышали мы, что Белый волк ту войну утихомирит…
– От кого же?
– Народ о том молвит.
– Народ значит… И все? Али гадал?
– Был грех, – честно произнес Аникей. – Пошел к ведунье. И просил ее помочь, погадать. Но о том я честно признался на исповеди и исправно наложенную на меня епитимью исполняю.
– Она тоже говорила, что Андрей Прохорович войну прекратит?
– Она путано говорила.
– Что же?
– Да я сам не разобрал. Но то, что Литва уступит тебе и война с ней скоро закончится самым благополучным образом – точно. Посему я и решился со своими товарищами прибыть к тебе, да попросить защиту. Остроги срубить малые и стрельцов али поместных туда поставить. Немного. Только там, где тати чаще всего эти ходят. Чтобы не дать им шастать и разорениями заниматься.
– И кто кормить их станет? В тех краях сам же сказывал – людишек нет. Никто хлеб не сеет и земли не пашет.