Мир пауков. Башня и Дельта
Шрифт:
На обратном пути Найл находит в развалинах крепости странную раздвижную трубку, а потом убивает смертоносца, проявив мощь своей воли. Кара за убийство паука неизбежна, поэтому Улф собирается перебраться с семейством в глубь пустыни. Однако Улфа жалит личинка жука, и Найл отправляется на поиски целебного растения. Но по возвращении мальчик видит, что отец его мертв, а мать, брат и две сестренки похищены пауками. Он идет по следам пленников, и неподалеку от моря его также хватают и вяжут бойцовые пауки. На берегу моря он встречается с матерью и братом (сестренки унесены на воздушных шарах), а также с моряками — слугами смертоносцев — красивыми, рослыми, но донельзя тупыми людьми. Общение со слугами во время морского перехода показало Найлу, что сознание
В конце пути парень попадает в паучий город, где люди привыкли, что смертоносцы всегда могут влезть им в мысли. Высшая каста у людей здесь — грудастые женщины-предводительницы, что отражает высокое положение самок у пауков. Средняя каста — самодовольные слуги, занятые на простых работах и любящие вкусно поесть. И низшая — дебилы-рабы, которые чистят канализацию и выступают в качестве мясного стада для пауков. Слуг, впрочем, тоже едят, если им перевалило за сорок, если они выбежали на улицу ночью, попробовали пробраться в женский квартал или детский дом.
Найл с матерью и братом попадают на аудиенцию к Смертоносцу-Повелителю — которого во тьме и паутине разглядеть не удалось,— и тот решает пока что сохранить им жизнь. Во дворце управителя Каззака (это главный среди людей с тех пор, как пауки разорили его владение Диру) юноша узнает, почему он представляет интерес для смертоносцев. Они не прочь использовать Найла для распознавания подобных ему, а заодно и для улучшения породы. Ведь умных и смекалистых здесь так упорно истребляли, что паучьи подданные совсем выродились — в десятом поколении были выведены почти сплошь идиоты, с коллективным разумом вроде муравьиного. Найл не говорит «нет», но, получив некоторую свободу, удирает из дворца управителя и направляется к Белой башне, странному сооружению без окон, без дверей, не поддающемуся никаким взрывам. Однако с помощью раздвижной трубки, которая оказалась ключом, Найл проходит сквозь стену и встречается с компьютером — тот знакомит его с историей планеты и человечества. Выясняется, что в 2175 году основная масса людей покинула Землю и перебралась в систему альфы Центавра, потому что планете предстояло пройти через радиоактивный хвост кометы Опик.
Внутри башни Найл проходит подготовку на «машине умиротворения», которая раскрепощает ум и тело, затем во сне впитывает огромное количество знаний. Там же он узнает, где находится арсенал, оставшийся со времен развитой технической цивилизации.
Покинув башню, Найл скрывается в квартале рабов, выдавая себя за разжалованного слугу. Это дает ему право быть мелким начальником. Распорядитель работ посылает его во главе бригады золотарей на чистку канализации в город жуков- бомбардиров. Там тоже живут люди, но гораздо привольнее, чем в паучьем царстве. В жучином городе Найл находит тех, кто считает владычество пауков невыносимым, и организует вместе с ними вылазку. Теряя людей в паучьих клыках, отряд Найла проникает в арсенал. На оружейных складах найдены сверхмощные атомные расщепители — «жнецы», которые приходится применять уже у стен арсенала, причем воля Найла ломает оцепенение, насылаемое пауками.
Остаток ночи отряд проводит в одном из брошенных домов, наутро же его берет в окружение целая армия пауков, а их посланец Каззак советует обменять оружие на жизнь и благополучие. Переговоры заканчиваются стычкой, люди не хотят больше существовать в атмосфере страха и в приступе раскрепощения косят пауков тысячами. Затем Найл со своей командой перебирается в здание, где хранятся паучьи воздушные шары и скунсовые губки, наполняющие их летучим газом. Отряду удается освоить наполнение шаров и управление ими. Уже во время полета пауки волевыми импульсами воздействуют на губки, заставляя их поглощать газ, но опять удар «жнецов» решает дело не в их пользу. Найл с отрядом без потерь добирается до города жуков. Там, на Совете (высшем органе власти у жуков), Смертоносец-Повелитель, вернее, находящаяся под его гипнозом
служительница пытается задушить Найла. Это настраивает Совет против пауков, и он решает не выдавать Найла восьмилапым, потому как тот не слуга смертоносцев, а вольный сын пустыни.Часть первая
КОЛЛЕГИЯ
Первый проблеск сознания у Найла был сопряжен с мучительной болью.
Глотка саднила так, будто он проглотил докрасна раскаленный вертел; тяжко бился в висках пульс.
Попробовал сесть, но тут же на лоб легла прохладная ладонь и ласково, однако настойчиво, заставила опуститься головой обратно на подушку.
Мало–помалу боль будто бы начала униматься…
В следующий раз Найл очнулся, когда комната была уже полна бледно–голубого света. Он лежал на широкой кровати, раскинув поверх одеяла голые руки.
Через прозрачную голубую стену виднелось большое дерево с желтыми цветами, затеняющее комнату от солнечного света. Потолок покрывали узоры, напоминающие зеленые капли–листья.
Найл поднес руку к горлу, пальцы наткнулись на что–то твердое. Шея, оказывается, была обмазана напоминающим сухую глину веществом, которое сверху плотно стягивали бинты. Тут до Найла дошло, что он раздет, а медальона на шее нет. Он тревожно шевельнулся и тогда увидел, что одежда сложена аккуратной стопкой возле постели на стуле, а медальон лежит сверху. По соседству лежала и раздвижная трубка. Найл вздохнул с облегчением.
Дверь отворилась, и в дверном проеме показалась Селима. Увидя, что Найл не спит, улыбнулась.
— Тебе лучше?
— Гораздо. — А у самого голос какой–то неестественно–сдавленный, сиплый.
— Голосок у тебя, как у моего дедушки, — сказала Селима с ласковым смешком. Она села возле него на постель и аккуратно положила ладони ему на щеки. Стало приятно, прохладно; нечто подобное он ощущал нынче ночью. И горло уже не так саднит.
— Как это у тебя получается? Что–нибудь в руках?
— Ничего. — Она показала ладони. — Это у меня от матери. В нашей семье все сплошь были знахари.
Найла будто повлекло вниз по медленному ручью, текущему под аркой зеленых ветвей. Постепенно он канул в глухой омут сна.
Когда очнулся снова, возле кровати стоял Доггинз. Окно было открыто, и с улицы доносились голоса детей, играющих возле фонтана. Из–за спины Доггинза выглядывал пожилой мужчина. Загорелое лицо, изборожденное морщинами, глубоко посаженные, пронзительные серые глаза. Незнакомец был одет в поношенную, выцветшую, словно увядший мох, тунику и имел при себе такого же цвета сумку.
— Это Симеон, — представил мужчину Доггинз, — наш лекарь. Найл кивнул, пытаясь вымолвить что–нибудь приветственное, но из горла выдавилось лишь сухое сипение.
Симеон пристально вгляделся в лицо молодого человека (интересно, в серых глазах словно подрагивают точечки света), затем взял его за запястье. Пощупав пульс, положил Найлу ладонь на щеку — когда коснулся, чуть щипнуло, — затем опустил на постель сумку и вынул из нее короткий нож с узким увесистым лезвием. Им он принялся аккуратно резать опоясывающий горло Найла пластырь. После нескольких длинных, глубоких надрезов его удалось стянуть. Воздух неприятно холодил обнажившуюся кожу.
Подавшись вперед, лекарь коснулся горла Найла указательным пальцем, отчего юноша болезненно поморщился.
— Что скажешь? — озабоченно спросил лекаря Доггинз.
— Ему повезло. Еще пара сантиметров вправо, и был бы покойником. — Голос у Симеона был низкий, глубокий; не голос — рык.
Найл попробовал высмотреть, что там делается на шее, — куда там. Доггинз поднял с ночного столика зеркальце, повернул так, чтобы Найл мог видеть. На полированной стальной поверхности отразилась невероятного вида, вся в кровоподтеках, образина. Белки глаз налиты кровью, щеки покрыты красными и лиловыми отметинами, напоминающими синяки. На глотке четко различались отпечатки пальцев, желтые с лиловым.