Мир под лунами. Начало будущего
Шрифт:
Пока я, сжавшись в комочек под ветром, оглядывала окрестности, небо на востоке потемнело, заросло сизыми тучами. И без того сухой воздух наэлектризовался, шерстяная одежда прилипла к телу, хоть ветер и продувал ее насквозь. Поздоровавшись с черной птицей, я стала спускаться. Пришлось долго искать стоянку, где были оставлены рюкзак и топор. Вот еще одна задача: надо заново учиться ориентироваться!
Приближалась буря. Встречать ее у самой воды - верное самоубийство, если только позволено такое выражение по отношению ко мне. Я спряталась в расщелине меж мрачных скал как можно дальше от воды и провела там несколько часов, пока грохотала гроза.
Сначала усилился ветер. Он дул с моря, собирая на берегу мелкие камешки и швыряя их в мою скалу, о которую они ударялись с дробным стуком. Внезапно узкая расщелина осветилась белой электрической вспышкой. Спустя долгое, как вечность, время прогрохотал гром, прокатился железной бочкой через все небо, прямо над моей головой. Не успел он стихнуть, как
Вспышки молний были так ярки и продолжительны, что можно было рассмотреть мельчайшие трещины в стене, к которой я прислонилась. Они ослепляли, но закрыть глаза было опаснее. Я совсем оглохла от беспрестанного грохота и насквозь промокла. С трудом удерживаясь на узком карнизе, ловила губами теплые брызги и молилась, сама не зная кому, чтобы этот кошмар скорей закончился. Но он все длился, хотя дождь так и не полил. Десятки молний сливались воедино, громовые басы пронизывали мое тело, заставляя его трепетать в унисон, а ветер развевал и трепал волосы, пока они не сбились в мокрый колтун.
Закончилась гроза так же неожиданно, как и началась. Я не сразу поняла это: глаза уже не отличали день от ночи, в ушах гудело, хотя гром давно смолк. Осторожно выглянув из-за скалы, я увидела успокоившееся мутное море и изменившуюся прибрежную полосу. Тучи поднялись высоко в небо и растаяли без следа. Не прошло и десяти минут после грозы, а солнце уже палило вовсю, и над берегом поднимался пар. Старого места ночлега не осталось. Море все перевернуло. Несколько вырванных из дна белых шаров растеклись по камням комками слизи и засыхали под солнечными лучами, шипя и воняя.
Делать здесь больше было нечего. Я посидела еще немного на берегу, решая, куда направиться дальше. Это южное полушарие; следовательно, при движении на юг я буду приближаться к полюсу, где холоднее, и наоборот. Что лучше? Перебирая камешки, я пыталась найти ответ. Даже поговорила сама с собой вслух, как когда-то раньше, но поняла лишь одно: мне все равно. Постаралась вспомнить, какие вопросы волновали меня в охотничьем домике перед тем, как уйти к туману. Кажется, я переживала, что еды мало. Нет, сейчас это неактуально. Боялась заблудиться, утонуть в болоте, покалечиться - опять мимо. Страшилась одиночества. Хм... пожалуй, теперь оно мне даже нравится, во всяком случае, об общении с кем бы то ни было не мечтаю. А, вот что: больше всего я опасалась диких зверей. Что ж, это и сегодня настораживает. От волков и медведей хотя бы предполагаешь чего ждать, а здешняя фауна непонятна и неприятна. Тем более, что я не знаю, какие тайны скрывает воздушный океан. Если здесь в нем нет никого, кроме черных птиц, то где-нибудь в другом месте можно столкнуться с настоящими чудовищами. И все же это не так страшно, как лес и медведи. Я не испугалась тогда - не боюсь и сейчас. Так что, поправив ремень и надев рюкзак, я подпрыгнула, взлетела и отправилась вдоль берега на север.
***
Медленно катится по светло-голубому, почти белому небу солнце. Так медленно, что я оказалась намного быстрее его. Пока для прикованных к земле нихегг длился один-единственный день, для меня солнце то стояло прямо над головой, то уплывало к горизонту. Облетая планету, я видела и полдень, и - второй раз - утро, и глухую ночь. Только вечера не встретила, не забралась так далеко на восток.
Изредка сияние дня приглушают такие же медлительные, как светило, облака, живущие на самом верхнем этаже атмосферы. Прозрачные золотистые перья первое время напоминали мне облака родного мира, но скоро я забыла об этом сходстве. Ниже живут синие тучи, тяжелые и мокрые. Летать в них по-настоящему страшно: ощущение, будто плывешь под водой, а вынырнуть некуда. Эти тучи растут месяцами, притягиваются друг к другу, копят силы до тех пор, пока их не разрывает собственная тяжесть, и тогда они опрокидываются миллионами тонн воды, которая на земле вызывает потоп. Она совсем не такая, как та, что вытекает из земных недр. Она светлая, безвкусная и пустая. Когда-то только такую я и пила, но теперь меня от нее тошнит.
Еще ниже - этаж грозовых облаков. Они поменьше дождевых и желто-серые от пыли; их надо избегать, а уж если случайно окажешься в таком - замри и не двигайся, позволь ему пройти мимо,
как бы ни было тяжело дышать, как бы ни скрипела пыль на зубах и ладонях. Из этого облака вываливаешься вся грязная и наэлектризованная, аж волосы трещат, а когда окунешься в озеро или море, чтобы смыть пыль, все их обитатели, от планктона до псевдодельфинов, собираются вокруг, притянутые запахом электричества.Животные меня не трогают. Только старые знакомцы страусы слишком агрессивны, чтобы разбирать, кто перед ними, поэтому я никогда не приземляюсь там, где есть их следы. Ах да, есть еще кровососы вроде жучков, только точно не насекомые: они водятся по всей планете и везде считают своим долгом меня укусить. Убедившись, что я существо несъедобное, первый же жучок каким-то образом рассказывает об этом остальным, и они оставляют меня в покое.
Когда на солнечной стороне мне хочется темноты, я нахожу горы и забираюсь в пещеры. Иногда удается обнаружить прохладную, да еще с водой, и я остаюсь там надолго, наслаждаясь тишиной и распевая песни. Мой голос стал сильным и глубоким, он долетает до самых дальних уголков пещер, вспугивает крылатых и ползающих гадов, которые спешат мне навстречу, убеждаются, что я не опасна, и уходят назад. Но я не спешу возвращаться к свету: солнца слишком много, если не отдыхать от него, можно сойти с ума. Я сплю на камнях, которые приятно холодят кожу, насыщаюсь водой, пою и снова сплю. Порой мне снится Аэль, но как-то невнятно. Уже стерлись в памяти черты его лица, не слышно, что он говорит, и, бывает, во сне оказывается, будто я - это и есть он.
В начале пути я еще задумывалась о том, что будет дальше. Эта планета не предназначена для человека. Для человечества - может быть: здесь есть чем дышать и питаться и опасностей куда меньше, чем на Земле. Но в одиночку тут не выжить даже такой как я. Это пустой мир, мир бескрайней суши, замкнутых внутри нее морей, переходящих в многокилометровые отмели, где едва шевелятся растущие из дна существа, мир гор и опасных облаков. Живому вольготно только на узкой тысячекилометровой влажной полосе вдоль экватора, а чем ближе к полюсам, тем меньше жизни. И это притом, что ледников на полюсах нет, да и сильных морозов не случается. Климат везде почти одинаков, разве что на экваторе дожди не в пример чаще, чем в умеренных широтах. Я убедилась в этом лично. Где я только не побывала! Подо мною проносились моря и пустыни, остроконечные пики, торчащие из черных болотных трясин, и реки с берегами, заросшими синими и рыжими грибами. На экваторе из земли растут живые розовые холмы, в которых живут тысячи видов животных: от крохотных мушек с блестящими изумрудно-зелеными крыльями до гигантских слизней, состоящих, кажется, из одного рта. Таящиеся между холмами водоемы только кажутся безобидными: я своими глазами видела, как тонкий верхний слой воды разорвался под крылом дневной птицы, которая всего лишь хотела попить, и состоящее из миллиардов микроорганизмов тело в минуту всосало ее в себя. Да, минута - и птицы нет, а озеро опять спокойно, прозрачно и чуть рябит под ласковым ветерком.
В поясах пустынь, что тянутся вокруг экваториальной полосы жизни, совсем иные ветра создают причудливые произведения искусства, до тех пор обтачивая одинокие скалы, пока они не становятся похожи на черепа или целые скелеты. Их пустые глазницы и торчащие носы первое время меня пугали, но скоро я уже не признавала в них знакомых очертаний. Ветер погубил даже пирамиды и круги стоячих камней. От них остались песчаные холмы, под которыми только мой всевидящий взгляд может различить первоначальные очертания. Видимо, они были поставлены очень, очень давно. В других местах кромлехи и пирамиды сохранились лучше, а на дне морей они поражают безупречными формами, острыми гранями и ровными плоскостями.
Кое-где встречаются наполовину высохшие соленые моря - они ослепляют, как зеркало, отражающее солнце. Я сделала запас соли, завязав несколько кусков в оторванный от запасной куртки лоскут ткани, и иногда добавляю ее в свою воду. Есть здесь огнедышащие вулканы, из которых текут и текут красные лавовые реки. Я любовалась ими с большой высоты, потому что близко не подлетишь - их дыхание действительно обжигает.
В морях жизни не больше, чем на суше. С каким земным периодом ее можно сравнить? Пожалуй, с тем, что был до динозавров, и странно, как посреди этого примитива вспыхнул и развился разум нихегг. В морских водах мне встречались организмы в виде бесформенных комков слизи, плывущих против ветра длинных бурых лент, медуз размером с цирковую арену. Но есть здесь и более продвинутые животные. Я назвала их китами и очень разволновалась, впервые встретив. Они живут там, где всего глубже, плавают в густой тяжелой воде с грацией земных китов. Они огромны как небоскребы, я рядом с ними - комар рядом со слоном. Если б такой кит поднял над водой голову, то стал бы подобен острову. Но они никогда не всплывают в верхние слои; я вижу лишь силуэты гигантов, чувствую исходящее от них тепло и слышу разговоры. Их речь разнообразна: киты поют, пересвистываются, ухают и смеются... Встретив их в первый раз, я долгое время летела следом, размышляя, существует ли возможность вступить с ними в контакт. Но зачем?
– подумалось потом. Они киты, а я - человек. Им никогда не вдохнуть воздуха, а меня пугает глубина. И, оставив их, я полетела в другую сторону.