Мир под лунами. Начало будущего

Один из них, в черных металлических браслетах на четырехпалых руках, вышел вперед, на минуту замер, глядя мне в глаза, и пригласил пройти в покои, где меня ждет удобная кровать.

В комнате, вырубленной внутри живой, пористой массы, было окно, затянутое полупрозрачной белесой пленкой, не пропускавшей ветер, и ложе из мягких одеял. Пусть наш рассветный гость спит хоть до самого солнца, сказал красноглазый. Он еще что-то говорил, просил и задавал вопросы, но я, как была в пыльном плаще, перетянутом ремнем с ножами и топором, повалилась навзничь на узорчатое одеяло и заснула мертвым сном.

***

У них не в обычае принимать ванну, однако по моей просьбе они прикатили огромный каменный чан с теплой водой. Пятеро красноглазых с интересом наблюдали, как я моюсь. Впечатления их были негативные, впрочем, меня нисколько не задевало отвращение, вызываемое у них видом моего тела. "Белый!

– изумлялись они.
– Шерсть растет на голове!" Грудь, талия, бедра - все то, что у обычных людей вызывает восхищение и желание, для этих было непривычным и неприятным. У них, похоже, физиология совсем иная, раз не моются, не едят и живут годами без солнца.

– Вы едите мясо животных?
– спросила я.

Они так разволновались, что даже всплеснули руками.

– Мы же не животные! Мы пьем воду! А ты - неужели ты ешь? Мы думали, ты как нихегг!

Все-таки они были моими хозяевами и по-доброму меня приняли, поэтому я постаралась поглубже упрятать раздражение и ответила ласковой улыбкой.

– Ваша вода очень вкусна и питательна. Я с радостью буду пить, если позволите.

В дальнейшем их назойливая эмоциональность вкупе с внешней молчаливостью не раз выводили меня из себя. Они это чуяли, хоть из вежливости и притворялись, что не замечают. И все же, кажется, они ко мне искренне привязались.

Они называют себя нихегг, строителями, по контрасту с остальными обитателями планеты, которые ничего не строят, а только едят и спят. Владея разговорным языком, они пользуются им, только чтобы петь. На вершине горы они живут давно, очень давно, не меньше двадцати дней. А день на этой планете длится много земных лет. Здесь, в вышине, есть ветер и растения, здесь можно любоваться птицами высокого полета, и дневного света больше. Птицы их - совсем не птицы, как и ящерицы не ящерицы, и растения - не деревья и не травы, а черт знает что.

Нихегг тут несколько сотен. Они заботятся о колониях грибов или деревьев, поди разбери, дающих материал, из которого можно делать все вещи, от домов и мебели до украшений. В глубинах скалы, ниже живых корней своего голубого замка, они добывают мягкий и ломкий черный металл. Пищи им никакой не нужно, кроме густой питательной жидкости, что повсюду вытекает из земли и гор. С климатом нихегг очень повезло: большую часть суток тут ясно и тепло. Тучи проходят на одной высоте с голубым замком и не проливаются дождем, а одевают его животворным туманом. Иногда случаются сильнейшие бури - затем и завивают они спиралью башни, чтоб те выстаивали под напором стихии. А вниз, на равнину, нихегг спускаются только в самой мрачной мгле ночи, чтобы пересечь каменистую пустыню и на берегу восточного моря призвать солнце. Рассвет - священное время, он несет надежду. Если б я пришла под светом дня или в ночной тиши, меня никто не встретил бы, не помог. Жаль, что так вышло.

...Глядя в свое окно на остановившийся рассвет, я наконец ясно поняла, что главный мой враг - время. Неизвестно, чем я его прогневала, но вот уже больше полутора лет оно мстит мне, издевается, подвергает пыткам. Я пережила провал в прошлое и крах всего, что было ценно для меня. Провела пять месяцев в одиночестве и выжила в лесу. Смогла выстоять после второго тумана и смирилась с невозможностью умереть. А жестокий враг опять пошутил: забросил в мир, где сутки длятся десятилетие! Сколько еще у тебя фокусов, время?

Боль не отпускала. Она лишь притупилась, чтобы не лишить меня рассудка, но оставалась достаточно сильна для того, чтобы продолжать мучить. Все окружающее казалось сном и не вызывало интереса. Я бродила по залам голубого замка, поднималась в башни, разговаривала с его обитателями - и не чувствовала ничего. Важно было только то, что внутри: непроходящее чувство вины, горькая печаль. Наверное, из смерти вернулось только мое тело, а душа осталась там. Жизнь мне не нужна. Пусть она течет мимо, а я буду стоять и смотреть, как умирает Аэль.

Когда нихегг поют, боль заостряется и бьет копьем в сердце. Их голоса - худшая пытка, и все же каждый раз, заслышав их, я спешу навстречу. И не могу удержаться - плачу навзрыд. Не знаю, как они меня терпят, ведь любые звуки, кроме пения, для нихегг невыносимы. Все дело в том, что я - рассветный гость. У них почти нет мифологии, нет даже зачатков религии, кроме древней традиции звать солнце на берегу восточного моря, но я, посланница рассвета, какая ни была, нашла прямой путь к их сердцам.

Они телепаты, хотя и не такие, как нанья. Для тех телепатия - лишь еще один, пусть и самый удобный, способ общения. Если нанья не хотят общаться с другими, они просто не открываются, оставаясь наедине со своим внутренним миром. Нихегг же чувствуют друг друга как самих себя. Личность каждого открыта для всех, нет ни одной мысли, ни одного чувства, которое можно спрятать. Это сделало их всех похожими. Меня они, к счастью для себя, понимают с трудом, лишь тогда, когда я сама открываюсь им навстречу, да и я вижу лишь самое верхнее в них. Психика наша слишком несхожа, и это хорошо: все равно, что нихегг увидят во мне, но их вокруг и так слишком много, не хватало еще чуять их целиком.

У них нет однословных имен, как у нас, зато у каждого есть несколько разных и длинных, которые ему дают за качества характера, или в связи с какими-то событиями, или по его желанию. Они похожи на имена индейцев, но не столь благозвучные. Моего спутника, на ящерице которого я путешествовала по равнине, зовут Прорубивший Пятый Тоннель В Нижнем Уровне Скалы, еще - Красиво Поющий Ночные Гимны, а еще, после того, как я залечила его рану, - Спасенный Рассветным Гостем От Жестококлювого Пожирателя Друзей Нихегг. По-нашему звучит неуклюже, но они-то передают все это одним образом. Меня нихегг называют Рассветный Гость, или Белый Урод, или просто Белый. И обижаться тут не на что: когда каждый видит каждого насквозь, причин для обид вообще не остается. Для них моя внешность действительно отталкивающе неприятна, они этого не скрывают и потому легко с нею мирятся.

Несмотря на способность постоянно задавать вопросы, нихегг в общем-то нелюбопытны. Однажды их предводитель, Глава Нихегг, Носитель Браслетов, Прорубивший Двадцать Тоннелей, Убийца Пожирателей Плоти, Любимец Дневного Ветра спросил, откуда я взялась. Я честно показала ему Солнечную систему, Землю, июньский лес и туман. Он ничего не понял. Нихегг не знают, что живут на планете, вращающейся вокруг звезды, на вершине одной из тысяч гор. Их мир - это мир под твердым куполом - яйцом древнего зверя, по северному склону которого в течение долгого дня движется солнце, детенышем этого зверя выплюнутое. Ночью он спит в восточном море и, когда засыпает особенно крепко, выпускает солнце из пасти. Солнце тогда спешит подняться повыше, а младший зверь отправляется через равнину на запад, чтобы снова поймать его, когда оно утомится. Спрятав его во рту, он возвращается в море. Вот почему глубокой ночью, устав от темноты, нихегг посылают самых достойных своих товарищей на побережье, чтобы те как можно крепче усыпили зверя песнями, заставили выпустить солнце.