Мир позавчера. Чему нас могут научить люди, до сих пор живущие в каменном веке

География языкового разнообразия

Языки в мире распределены неравномерно: примерно на 10% его площади сосредоточена половина всех языков. Например, минимальное разнообразие языков демонстрируют три самые большие страны — Россия, Канада и Китай, каждая из которых имеет площадь в миллионы квадратных миль: 100, 80 и 300 языков соответственно. Противоположный конец распределения занимают Новая Гвинея и Вануату: имея площадь всего в 300,000 и 4,700 квадратных миль соответственно, они представляют 1,000 и 110 языков. Это означает, что на одном языке говорят в среднем на площади примерно в 66,000, 49,000 и 12,000 квадратных миль в России, Канаде и Китае, но только на 30 и 42 квадратных милях на Новой Гвинее и Вануату соответственно. Почему существует такое огромное географическое различие в разнообразии языков?

Лингвисты выдвигают экологические, социально-экономические и исторические объяснения. Разнообразие языков — число языков, приходящихся на 1,000 квадратных миль площади, — коррелирует с многочисленными потенциально объясняющими его факторами, однако эти факторы в свою очередь коррелируют друг с другом. Таким образом, приходится прибегать к статистическим методам, таким как множественный регрессионный анализ, чтобы выявить именно те факторы, которые обладают наибольшим эффектом и на деле вызывают высокое или низкое разнообразие языков, в то время как влияние остальных факторов проявляется в их корреляции с первостепенными факторами. Например, выявлена положительная корреляция между обладанием “роллс-ройсом” и продолжительностью жизни: владельцы “роллс-ройсов” живут в среднем дольше тех, у кого таких машин нет. Однако дело здесь не в том, что обладание “роллс-ройсом” непосредственно улучшает шансы на выживание; у владельцев роскошных автомобилей много денег, и это позволяет им платить за лучшую медицинскую помощь, что и является настоящей причиной большей продолжительности их жизни. Когда же речь идет о коррелятах лингвистического разнообразия, пока еще такого же согласия насчет лежащих в глубине причин не достигнуто.

Четыре ближайшие экологические корреляции связывают разнообразие языков с географической широтой, изменчивостью климата, биологической продуктивностью территории и местным экологическим разнообразием. Во-первых, разнообразие языков снижается от экватора к полюсам; при прочих равных условиях жители тропических регионов говорят на большем числе языков, чем жители эквивалентных площадей в высоких широтах. Во-вторых, на данной широте разнообразие языков снижается по мере увеличения изменчивости климата, заключается ли она в регулярных сезонных изменениях в течение года или в непредсказуемых перепадах от года к году. Например, разнообразие языков больше в тропических дождевых лесах, влажных круглый год, чем в прилетающей к ним саванне с более выраженной сменой сезонов. (Этот фактор может по крайней мере отчасти благодаря корреляции между широтой и сезонностью определять большее разнообразие языков в тропических регионах с менее выраженной сезонностью по сравнению с имеющими заметную смену сезонов территориями в высоких широтах.) В-третьих, разнообразие языков имеет тенденцию возрастать в более продуктивной окружающей среде (например, в дождевых лесах по сравнению с пустынями), хотя отчасти и этот эффект может быть следствием того, что пустыни и другие скудные продовольствием регионы отличаются сильно выраженной сезонностью. Наконец, разнообразие языков бывает значительным в экологически разнообразных местностях, в особенности в горах по сравнению с равнинами.

Эти четыре экологических фактора лишь коррелируют с числом языков в какой-то определенной местности, но не служат непосредственным объяснением большего или меньшего разнообразия. Предположительно объяснениями могут также служить размер популяции, мобильность населения, его экономические стратегии. Во-первых, жизнеспособность языковой общины возрастает с увеличением ее численности: язык, на котором говорит 50 человек, имеет б'oльшие шансы исчезнуть (если все его носители вымрут или откажутся от своего языка), чем язык, на котором говорят 5,000 человек. Поэтому регионы с меньшей биологической продуктивностью (то есть обеспечивающие меньшее население) поддерживают меньшее число языков; в них для носителей каждого языка требуется б'oльшая территория. Жизнеспособной популяции в Арктике или в пустыне для обеспечения себя всем необходимым требуются десятки тысяч квадратных миль, в то время как в богатой продовольствием местности вполне достаточно оказывается нескольких сотен квадратных миль. Во-вторых, чем более постоянны условия окружающей среды при смене сезонов и в разные годы, тем более самодостаточной и оседлой может быть языковая община, живущая на маленькой площади: у нее не возникает особой потребности периодически переселяться или приобретать необходимое благодаря торговле с другими народностями. Наконец, экологически разнообразная территория может обеспечивать многие различающиеся между собой языковые общины, каждая из которых имеет собственный способ жизнеобеспечения, приспособленный к местным экологическим условиям: например, в горных районах на разной высоте можно пасти молочный скот на альпийских лугах, заниматься земледелием на склонах, ловить рыбу в реках, а в саваннах предгорий разводить овец.

Таким образом, экологические факторы предлагают нам сразу несколько причин того, почему маленькая Новая Гвинея имеет в 5-10 раз больше языков, чем огромные Россия, Канада или Китай. Новая Гвинея лежит в нескольких градусах от экватора, так что ее жители испытывают лишь незначительные колебания климата. Земли Новой Гвинеи достаточно увлажнены, плодородны и продуктивны. Новогвинейцы не перемещаются или почти не перемещаются в зависимости от сезона или от большей или меньшей урожайности конкретного года; свои потребности они могут удовлетворить на небольшой площади; им нет необходимости торговать, если не считать приобретения соли, камня для орудий и таких предметов роскоши, как раковины и перья. Местность на Новой Гвинее пересеченная и экологически разнообразная: имеются горы высотой до 16,500 футов, реки, озера, саванны, леса, побережье. Можно возразить, что в Китае и Канаде есть еще более высокие горы и большее разнообразие регионов по высоте, чем Новая Гвинея, но тропическое местоположение Новой Гвинеи означает, что сельским хозяйством можно заниматься круглый год, результатом чего является высокая плотность населения в районах, расположенных на высоте до 8,000 футов, в то время как на высокогорье в Китае и Канаде в холодный сезон все замерзает и там могут выживать лишь немногочисленные популяции (в Тибете) или же местность остается совсем безлюдной.

В добавление к этим экологическим факторам существуют факторы социально-экономические и исторические, способствующие различиям в многообразии языков в различных регионах мира. Одним таким фактором является то, что языковые сообщества (speech communities) охотников-собирателей состоят из меньшего числа индивидов, но занимают большие площади, чем языковые общины земледельцев. Например, Австралию традиционно населяли только охотники-собиратели и на каждый язык приходилось в среднем 12,000 квадратных миль, в то время как на соседней Новой Гвинее, населенной по большей части земледельцами, на каждый язык приходилось только 300 квадратных миль. Работая в индонезийской части Новой Гвинеи, я оказывался в районах, где жили поблизости друг от друга земледельцы (в центральном Нагорье) и охотники-собиратели (на Озерной равнине); каждая из этих групп говорила примерно на двух дюжинах языков. В среднем одним из языков охотников-собирателей пользовались только 388 человек, в то время как для земледельцев аналогичная цифра составляла 18 241. Основной причиной малочисленности языковых общин охотников-собирателей являлась скудость продовольственных ресурсов, следствием чего была низкая плотность населения. В одних и тех же природных условиях плотность населения охотников-собирателей была в 10-100 раз меньше, чем плотность крестьянского населения, потому что первым было доступно гораздо меньше пищи — они потребляли лишь незначительную часть дикорастущих съедобных растений, в то время как вторые превращали свои земли в огороды и сады, где выращивались только съедобные овощи и фрукты.

Вторым социально-экономическим фактором, связанным с языковым разнообразием, служит политическая организация: при ее усложнении в связи с переходом от групп if государствам число языков уменьшается, а языковые общины растут и занимают большие площади. Например, современные Соединенные Штаты, крупное государство с одним преобладающим на территории от океана до океана языком, имеет население, примерно в 30 раз превосходящее население всего мира во времена, когда оно состояло исключительно из групп и племен охотников-собирателей, говоривших на тысячах языков. Доминирующий в США английский язык в основном заменил сотни местных наречий, на которых пять столетий назад говорили группы, племена и вождества индейцев, жившие на территории, которая теперь принадлежит Соединенным Штатам. В основе этой тенденции лежит факт, уже упомянутый в Прологе: усложнение политической организации делается необходимым по мере роста численности населения, потому что группа, состоящая из нескольких дюжин человек, может принимать решения на общем собрании и обходиться без вождя, но общество, насчитывающее несколько миллионов членов, нуждается в профессиональных лидерах и бюрократах, чтобы успешно функционировать. Государства распространяют собственные языки за счет языков завоеванных или ассимилированных народностей. Такое распространение языка отчасти является следствием государственной политики, направленной на удобство управления и обеспечение национального единства, а отчасти — спонтанного употребления отдельными гражданами государственного языка ради экономических и социальных преимуществ.

Остается еще исторический фактор, различные исходы воздействия которого включают уже упомянутое уменьшение разнообразия языков с ростом политической сложности. По регионам мира то и дело прокатывались своего рода “лингвистические дорожные катки” (language steamrollers), когда одна группа, обладавшая преимуществом в численности, продовольственной базе или технологиях, расширяет свою территорию за счет соседей, навязывая свой язык населению региона и “выглаживая” существовавшие ранее местные наречия посредством изгнания или уничтожения их носителей и! принуждения оставшихся говорить на языке пришельцев. Наиболее известные случаи ассоциируются с экспансией могущественных государств в отношении народов, не обладавших государственной организацией. Недавние примеры этого включают европейскую экспансию, в результате которой были вытеснены языки коренного населения обеих Америк, завоевание Британией Австралии, приведшее к исчезновению языков аборигенов, расширение территории России за Урал до Тихого океана, в результате чего русский язык заменил языки народов, населявших Сибирь. В прошлом также имели место зафиксированные историками случаи “лингвистических катков”, порожденных мощными государствами. Завоевание Римской империей всего средиземноморского бассейна и большей части Западной Европы привело к уничтожению этрусского, континентального кельтского и многих других языков. Экспансия империи инков и ее предшественников привела к распространению языков кечуа и аймара к востоку от Анд.

Менее известны случаи вытеснения местных языков в результате заселения не имеющими письменности земледельцами земель охотников-собирателей, информацию о чем могут дать лингвистические и археологические изыскания, а не свидетельства летописцев. Установлено, что расширение ареала земледельцев банту и жителей тихоокеанских островов привело к исчезновению языков охотников-собирателей субэкваториальной Африки и островов юго-восточной Азии соответственно. Имели место и такие “лингвистические катки”, когда одни охотники-собиратели покоряли других благодаря технологическим усовершенствованиям; так, например, 1,000 лет назад инуиты, располагавшие собачьими упряжками и каяками, расселились по всей канадской Арктике.

Следствием нескольких типов исторической экспансии является то, что регионы, в которых не было труднопреодолимых географических барьеров, снова и снова оказывались местом действия “лингвистических катков”. Непосредственным результатом этого явилось очень низкое разнообразие языков в данной местности, потому что язык завоевателей сметал все остальные. С другой стороны, со временем язык завоевателей дифференцировался на местные диалекты, а затем превращался в отдельные языки, пусть все они и оставались родственными. Раннюю стадию такого процесса иллюстрирует история инуитов за последнюю 1,000 лет: все восточные инуитские народности от Аляски до Гренландии говорят на все еще взаимно понятных диалектах единого языка. Последствия экспансии Рима и племен банту, имевших место 1,000 лет назад, привели к развитию следующей стадии: различные языки романской группы (французский, испанский, румынский) хоть и родственны, но уже взаимно непонятны представителям этих народов; то же самое верно для сотен тесно связанных языков группы банту. На еще более поздней стадии разделения находятся языки, возникшие в результате освоения жителями островов Тихого океана островов юго-восточной Азии примерно 6,000 назад: теперь там существует тысяча языков, разделяющихся на восемь ветвей, но все еще достаточно сходных, чтобы не возникало сомнения в их родстве.

Контраст с этими легко захватываемыми территориями, которые Джоанна Николс именует “зонами распространения языка” (language spread zones), составляют те, которые она называет “остаточными зонами” (residual zones), или “убежищами” (refugia): горные или другие труднодоступные регионы, которые армиям государств или другим захватчикам трудно подчинить и где языки выживают и дифференцируются на протяжении долгого времени. Следовательно, в таких местах сохраняются уникальные языковые группы. Известные примеры таких территорий — Кавказские горы, где сосуществуют три уникальные языковые семьи плюс еще три, лишь недавно вытесненные государственным языком; Северная Австралия, представляющая собой ареал распространения 26 из 27 языковых семей аборигенов, индейская часть Калифорнии с 80 языками, которые, согласно различным классификациям, относятся к различному числу языковых семей — от шести до 22, и, конечно, Новая Гвинея с ее тысячью языков, принадлежащих к десяткам семей.