Мир Сценариста. Трилогия
Шрифт:
— Вливайтесь в него! — заорал я.
— Ублюдок! — взвыл босс. — УБЛЮДОК!
И тут бахнула нова. Яркая вспышка ударила по глазам, здоровье рухнуло почти к нулю. Питомец Жени, попав под заклинание, пронзительно пискнул, издыхая, и бросил ауру бессмертия перед гибелью. Зверинец призывателя впечатлял. На все случаи жизни по твари!
Голос Стаса стал сильнее, уровень жизни пополз наверх.
Мимо пронёсся Ловелас. Посланник Выводка на ходу отбросил лук, прыгнул на стоящего над Светой босса. Уже в прыжке тело охотника позеленело, мох встал дыбом и полез наружу, будто фарш из мясорубки. Ловелас вцепился
Босс выл, как раненая собака, но не пытался скинуть Ловеласа. Мох тускнел, терял цвет, опадал. И, наконец, охотник отвалился в сторону. Одновременно с этим вой Серого Человека затих. Посланник Выводка безвольно скатился на камни, глядя пустым взглядом в потолок. Я встал рядом с лежащими. Толкнул Ловеласа ногой, но тот никак не унизительный жест не отреагировал. Зелень с его лица ушла, оставив лишь болезненную бледность.
Сообщения о победе не было. Да и «сучность» пусть и лежала молча, но заметно подрагивала, будто её лихорадило.
— Кто–нибудь понял, что сейчас произошло? — спросил я у уцелевших.
— Николай убил босса? — предположил Стас. Ошеломлённый бард приблизился.
— Да вроде жив ещё…
— Ща оклемается, — сказал Юра. — И нам хана. Как я и говорил. Выйдет из игры и выкинет нас к херам. Заново пойдём.
— Коля, что с тобой? — бард склонился над лежащим на спине Ловеласом, потряс его за плечо. Пустой взгляд не изменился.
— По–моему, это был не Коля… — сказал я. — Видели, как он из себя зелёное дерьмо давил?
— А ещё, может он коней двинул? — продолжил стращать Юра. — Инсульт прихватил и лежит у себя. Потом и мы все приляжем, бля.
В голове кольнуло. Чёрт… Чёрт! Чего я туплю–то опять?!
— Надо бежать, — сказал я, развернулся и поскакал в сторону выхода.
— Егор?! Куда вы? — крикнул вослед Стас.
— Я утюг забыл выключить! — ответил я. — Не ждите!
Пробегая через зал, где самоубился Безмолвный Страж, я неожиданно понял слабую сторону родившегося плана, и даже сбавил ход, ненадолго. Во время переживаний за судьбу Светы и Стаса мне и в голову не пришло, что я сам, возможно, существую только в цифровом виде.
Дыхание перехватило. Виски сдавило. Смерти я боялся с шести лет. Родители не запугивали, не рассказывали ничего такого. Ужасы круглыми сутками не показывали. Просто сам дошёл как–то, и это было больно, осознать конечность всего вокруг. Конечность мамы, папы. Себя…
У выхода из Твердыни я остановился. Голова кружилась. Вот если и меня там, в большом мире, больше нет, то весь план это какой–то стрёмный путь самурая.
— Пренебречь, вальсируем, — сдавленно произнёс я, шумно выдохнул и вывалился из подземелья.
На мою удачу айвалонцы и светлолесцы обосновались в самой крепости. Не пришлось метаться по полям в поисках игроков. Влетев в их расположение, я гаркнул.
— Кто ресать может?
— Как успехи, Петросян? — не ответил Жиробас. Он развалился в тенёчке, падающем от стены. Осклабился, — Всех убили?
— Нет времени объяснять! Шпалерная? —
я забыл имя хилера из Светлолесья. — Ты ведь умеешь?— Разумеется.
— Тогда срочно нужно сделать вот что, ребята. Я хочу умереть. Страстно. Мне нет места в этом жестоком мире. Поэтому меня нужно грохнуть. Потом реснуть. Потом грохнуть. Потом реснуть. Не слушать моё нытьё, не слушать вообще ничего? что я буду при этом говорить. Ресать и убивать, ресать и убивать. Пока я перестану ресаться.
Что я несу. Опомнись, Егорка! Время уходит. Давай по делу.
— Ты больной? — подала голос Клюка.
— Больной. А ещё я шовинист! Сексист! Место женщины в постели и на кухне. Лучше всего если постель на кухне. Убей меня, пожалуйста. А ещё — Стас Михайлов — говно. Или кто сейчас у дам модный исполнитель? Даня Милохин?
Да мля, заткнись уже!
— Прекрати поток сознания, — согласилась с моим внутренним мнением брюнетка. Мягко поднялась с места. — Объясни для чего.
— Я могу выйти из игры. Уже один раз выбирался, но он меня засунул назад. Сейчас он занят и точно не сможет помешать. Понимаете? Я вскрою другие капсулы. Их там много, я видел.
— Как? — не понял кто–то. — Что значит выбирался?
— Каком кверху! Хватит уже! — взъярился я. — Режьте.
Клюка кивнула, подошла ближе.
— Ради благого дела, конечно, — сказала она. Кинжал вонзился мне в горло. В рот хлынула кровь.
— Настя! — крикнул кто–то.
— Стоять, — прервал недовольного ещё голос. — Делайте как он сказал.
Смерть пришла быстро.
— Ещё, — сказал я, открыв глаза. Шпалерная, закончивший воскрешение, опустил руки. Рядом присела Клюка.
— Признайся, — вяло сказал я онемевшими губами. — Тебе это нравится.
Она молча воткнула кинжал мне в горло. Теперь смерть пришла быстрее.
На четвёртый раз я попытался защититься, инстинктивно. Но руки кто–то перехватил. Перед плывущим взором опять появилось лицо Клюки. Девушка смотрела твёрдо, но в глазах что–то изменилось. Там появилась… Жалость?
На шестой раз я едва не сдал Кураж, потому что воздуха не хватало. Царапая пальцами камни, я перевернулся на бок, прохрипел:
— Не надо… Минутку… Дайте…
Сталь заткнула слабый возглас.
И снова.
И снова…
В ушах бурлило, звенело, и истошно пиликало. Мир растворялся. Голоса раздавались глухо. Клюку заменил Файтер. Я не мог дышать. Пытался вырваться, но вяло. Тело не слушалось. Руки ноги дрожали.
Хватит… Хватит. Я больше не могу. Я больше не могу. Не работает. Это не работает!
— Кураж!
Слабость и ужас не ушли. Запихивая в себя воздух жадными глотками, я дёрнулся, поворачиваясь на бок. В животе и горле царапнуло.
— Кураж… — сиплый и слабый голос казался чужим. Голова стукнулась обо что–то. Изнутри поднялась волна тошноты. Сердце остановилось. Я панически рванулся, вновь ударившись шлемом о крышку капсулы. Слабо плюхнулся обратно. Нос саднило. С трудом подняв руку, я нащупал какую–то трубку. Потянул её. В груди защекотало, словно мне посчастливилось поковыряться в носу, и зацепить королеву всех козявок, пронизывающую всё тело и теперь решившую выйти.
Вытащив мокрую трубку, я сипло задышал. Скинул шлем. С трудом нашёл кнопку открытия саркофага. С шелестом та распахнулась. Повеяло холодом.