Мир сказок, или Змеиные руки

– Слушайся ее и почитай. Она теперь тебе за мать будет.

Девочка послушно согласилась: батюшку она очень любила и никогда ему не перечила.

Но бабенка оказалась хитрющей: сначала уж и доброй, отзывчивой прикидывалась, какой он себе ее, хозяйку, и представлял. Поначалу ходила к нему простенькая такая, делала заботливый вид, помогала хозяйничать, обещала любить его дочку и заботиться обо всех. Теперь только наряды примеряла да сладко ела. Обе со своей дочкой ходили в шелковых нарядах – откуда только деньги на них брали – везде красовались: и на базаре, и на улице перед соседками, и на городскую ярмарку ездили за леденцами и пряниками, а у падчерицы даже платья нормального не было, старье донашивала, вечно грязное, в заплатках. Все руки ее стали в мозолях да царапинах. Старенькие лапти износились, валенки прохудились – летом вообще босиком шлепала. Мачеха приговаривала:

– Денег мало, твой папа зарабатывает с трудом. Надо еще вам обеим на приданное откладывать. Так что уж потерпи, летом жарко, зачем тебе обувь?

А то и вообще недовольна становилась работой падчерицы, или ни с того накинется на нее лютым зверем:

– Какая неряха, ленивая грязнуля! – и еще пожалуется мужу: – твоя дочь совсем обленилась и совесть потеряла, меня совсем не слушается и не выполняет поручений – кто ж ее такую замуж возьмет? – а он грустно посмотрит на дочку, а та не прекословит, не оправдывается, лишь глазки мокрые опустит и молчит.

Не смел и он перечить своей жене и немного даже ее уже побаивался. Конечно, он догадывался, что мачеха наговаривает на девушку, но не мог ей противоречить.

Однажды он пришел домой раньше и застал свою дочку всю в слезах. Она сидела в углу за печкой и тихонечко украдкой плакала, жалуясь маме, почему та ее бросила. Подсел он к ней и погладил по голове. Она приподняла красные от слез глаза. Взял мужик дочку за руку, погладил ладошку, а рука-то вся в мозолях. Понял он тогда, кто по дому работает, а кто только отдыхает да постанывает, что устала. Да делать нечего. Смирился. Если разводиться будет, то вся деревня осудит. Видать доля такая.

– Не плачь, доченька. Потерпи немного, все образуется, даст бог.

Девушка кивнула и утерла слезы.

Отцова дочка, она даже чумазая вся от сажи и в драных обносках была красивее и милее, чем мачехина дочка в дорогих шелках, нарумяненная, с бровями, углем подведенными, алыми щеками, свеклой намазанными. Бывало сидит такая фифа у окошка, семечки лузгает, прям как Марфушенька-душенька, да женихов богатых поджидает, о роскошной жизни мечтает. А соседские парни над ней посмеиваются да на чумазую сводную сестру ее заглядываются.

Время летит быстро. Вот и девушки подросли, подошло время женихам свататься приходить. Накроют на стол пироги да пышечки, наливку малиновую нальют, а женихи-то на мачехину дочку-то и не смотрят. Все взгляды устремлены на ее падчерицу:

– Вот моя доченька, ягодка спелая, какая красавица уродилась, умница, мастерица, – начнет женщина дочку расхваливать, да они ее перебивают: – А вот нам другая нравится. Та, что угощения к столу подносит.

И сколько бы так женихи со сватами не приходили, никто так и не заинтерсовался мачехиной дочкой. Всем только замарашка и нужна была.

Не выдержала баба, желчью изошлась. Думала, думала она что с ней делать и надумала. Решила избавиться от падчерицы, иначе дочка ее в девках останется.

И вот однажды зимой, в самый лютый мороз в декабре, мужик сообщил своим, что поедет в город на рынок: хозяин зарезал хромую лошадь и поэтому он поедет мясо продавать.

– Два-три дня меня дома не будет. Вы уж тут сами управитесь, а я вам подарков с городу привезу. А меня не будет столько время, пока мясо все не распродам.

Распрощался и уехал, а мачеха воспользовалась его отсутствием. Пуще прежнего злая стала. Надоела ей нахлебница и она решила её извести. Особенно самый подходящий случай выпал: пока мужа дома нет.

Подошла к неродной дочери и закричала когда та подметала пол на кухне: – Собирайся, да побыстрей! Время не ждет, за хворостом поедем.

– Матушка, я ведь на салазках вчера привезла. Хватит нам на два дня или на три даже.

– Замолчи, негодная. Вместе поедем. Скоро снегом завалит дороги, и не проедешь в лес. Ты что, замерзнуть хочешь или нас до смерти заморозить? Чем топить печь будем? Отец вернется, что скажет?

Той что делать, не поспоришь. Положили на сани они верёвку, да побольше, потолще такую, и мачеха бурчит:

– Я покажу тебе как надо работать.

Не привыкла девушка перечить старшим и повинилась.

Накинула она свою старую шубейку, подвязалась стареньким маменькиным пуховым платком, нацепила штопанные валенки и пошла вслед за мачехой. Сели они в сани и поехали.

Приехали они в лес, да далеко заехали. Все дороги занесло снегом и лошадка дальше не идет. Мачеха закричала:

– Чего сидишь, барыней развалившись? Приехали уже. Слезай давай, да начинай хворост собирать, – и первая как молодая спрыгнула с саней.

Набрали они вдвоем полно хворосту, навалили полные сани. И тут вдруг мачеха взяла верёвку, схватив падчерицу за волосы, потащила её к сосне. Она была грузной и сильной женщиной – мужика любого с ног свалить могла, а что уж там справиться с хрупкой девчонкой.То и разговору нет. Она быстро связала падчерицу и привязала ее к дереву. А девушка даже не сопротивлялась. До того ей жить было горестно, что лютая смерть в лесу казалась слаще горькой жизни с такой злобной ненавистницей.

Сама женщина села на сани, взяла возжи и засмеялась так громко, что снег с кустов и елей посыпался с веток. Повернула оглобли и поехала в деревню, радуясь, что избавилась от падчерицы. И усмехалась всю дорогу себе под нос:

– А коли здесь не замёрзнет, пусть ее волки растерзают, им же тоже кушать хочется.

Развернула лошадь, гаркнула на нее и уехала. Девушка не плакала, а подумала, поглядев вокруг:

– Какая здесь красота, что даже и умирать нестрашно. Как блестит снег на солнце, лес окутан снегом, словно ласковым покрывалом. Как же тут красиво. Уж лучше здесь умереть, чем от мачехиного кнута.

Птички звонко щебетали в тонком морозном воздухе, так что их эхо разносилось по всему лесу. Белки прыгали, играючи так, что ледяные ветки трещали. Она прислушалась: около неё затрещали, падая, сломанные ветви. Мороз усилился и ещё холоднее стало ей. Но такая радость ее охватила, что девушка не то что плакать, разулыбалась от счастья, оглядывая вокруг всю эту зимнюю красоту.

И вдруг, откуда ни возьмись, перед ней вырос сам Дед Мороз, с посохом, а на конце посоха ледяной шар. Крепкий, широкоплечий, с заснеженной бородой до груди. Его голубые глаза с хитрым прищуром весело смотрели на девушку, а губы расплывались в улыбке, и сам он весь был покрыт инием. Она захотела приветственно поклониться ему, но верёвка не дала.

– Что, девица-красавица, тут делаешь одна в такое время? – прогремел он звучным басом.

Она даже не стала жаловаться.

– Да вот, дедушка, любуюсь всей этой неземной красотою!