Мир свалки. Дилогия

Попутно вкладывала в опущенную ладонь снаряженную машинку - у Восьмого этих машинок был полный передник за спиной, все карманы набил. Спасибо Мастеру за передник!

Прошерстрили зал - во все, что двигалось и не двигалось. Потом Восьмой еще с минуту постоял, провел, прощупал глазами периметр. Синяя, кислая пелена поверху и много красного внизу - привычная по молодости картина. В ушах словно вата, только слышно, как за спиной сопит Лидер...

Пахло кровью. Если бы так пахло на Свалке, леггорнов бы собралось... И опять бы расценки скинули из-за азарта своего...

Пятый нашелся. Лежал неуютно, нескладно.

Когда щелкнул сухой выстрел, выпрыгнул и вложился на звук. Вот уж не думал, что у Пятого такое случится, нечто вроде эффекта паники начинающего, когда палец с дуги освобождаешь не полностью и тут же снова жмешь. Тогда возврат не срабатывает, и старый патрон возвращается на прежнее место не довернувшись, шило бьет в тот же капсюль, уже битый, и бывает такое, пробивает его насквозь и застревает. Тогда приходится разбирать машинку, либо, перевернув, лупить ею о что-нибудь твердое, чтобы отскочило шило, но тут можно запросто весь механизм повредить. То самое и случилось у Пятого.

Мастер прошелся, собирая трофеи.

Стрелок все смотрел на Пятого, хотел понять, что чувствует. Получалось, что ничего.

Он меня тоже не любил, - подумал Восьмой и забрал машинку.

– На память!
– объявил во всеуслышанье.
– Хорошая машинка. Штучная!

Опять взглянул на Пятого. Все-таки оказалось, что тот еще больший невезунчик, потому как был уже мертв, а он - Восьмой - еще жив. Хотя по всем раскладам должно было стать наоборот. Значит, снял его еще тогда - на слух!
– сквозь занавес.

'Ай да я!
– похвалил себя Восьмой.
– Вот теперь, автоматом, в Седьмые бы шагнуть. Эх!'

Как просто оказалось. Два года ждал сместится ли очередь. а теперь, так получается, что благодаря ему Шестой и Седьмой вверх поднялись, должны быть довольны, а вот Четвертый, Третий и Второй - нет, поскольку здесь, для ихнего удовольствия, надо было бы бить Первого. И уж меньше всех Пятый доволен, поскольку он мертвый...

К Нику в хранилище спускаться крутенько - не оступись!

– Что-нибудь замечаешь?

– Коврика не было. Липун?

– Ага! А будешь перешагивать, за косяк рукой возьмешься.

– И?

– Не советую.

– Левый косяк?

– Оба.

– Грамотно, - одобрил Восьмой.
– И как теперь?

– А мы эту вот досочку...

Большой Ник потянул облицовку, которая снялась неожиданно легко и оказалась весьма толстой и широкой дощечкой. Перекинул, опрев на выступ

Обернулся, съехидничал:

– Картинки покажешь?

– Да иди ты!

Спустились ниже.

– Куда пропал тогда?
– спросил Ник.
– Изменился-то как, с трудом тебя узнал.

– Ну, ты тоже, - буркнул Восьмой.
– Столько раз видел, и подумать не мог. Чтобы Тощий и, вдруг, Большой Ник! У тебя же даже голос был, кажется, другой? Морда в крапинку, а раньше, вроде, гладкая была...

– Ранение, - Ник отвернул ворот и показал шрам, тянущийся откуда-то от груди.
– И ты уже не тот малыш!

– Не называй меня малышом!
– попросил Восьмой и вспомнил, когда им действительно перестал быть - свой самый первый статус вспомнил.

Смотрел на свой ящик и множество других, все, как тогда, только не ящики были, а столы. А на одном из столов он, Восьмой, лежал, только тогда еще не Восьмой, а звался... Как же он тогда звался?

– неприятное имя, хотелось забыть, и события забыть с эти именем связанные.

ГОЛЫШ

...Лежал на столе и другие лежали, хотя перед этим всех собрали в одном помещении, потеющих от страха перед предстоящим, едва замечающих присутствие рядом тех, кто там, на воле, считался врагами... Вот тут и пошел газ...

Было тихо, словно в подвале, и слышались два 'белых' голоса - тогда, помнится, почувствовал их цвет, раньше, чем, сквозь прищуренные глаза, сквозь ресницы, рассмотрел два белых пятна - людей в халатах...

– Что слышно о Сафари?

– Еще не вышли.

– М-да...
– хмыкнул первый голос - старый и затертый, как его халат.

– И что теперь будет?
– спросил второй.

– Кому-то будет плохо.

– Но не всем?

Второй спросил с как-то фанатичной надеждой, свойственной скорее молодым, чем старым. Первый голос ответил не сразу.

– Не всем, - согласился первый.
– Но это уже, если за счет других - иначе не получается. Вот тогда кому-то будет очень-очень плохо.

Замолчал, словно задумался. Тот, второй, словно затаил дыхание, боясь помешать.

– Ага!
– сказал первый, словно находя решение.
– Точно! Тут главное в списки не попасть. Попал - считай - каюк!

– А кто списки составляет?

– Все! И...

Молча поднял палец вверх.

– А не может так случиться, - шепотом спросил второй, - что тот, кто список составляет, сам в него попадет?

– Может, - сказал первый ухмыльнувшись.

– И что тогда?

– Тогда два списка и два варианта. Либо те, кто в первом списке хорошие, а те кто его составлял - плохие, либо наоборот, но тоже со всеми вытекающими...

– Вытекающими из плохих?

– Точно! Ввиду особой циничности преступных намерений администрации провинции второй категории три зед икс, выражавшиеся в намеренном направлении Сафари по маршруту, которое привело к гибели чистых или моральному ущербу, равно как утере техники и авторитета Метрополии и... так далее и тому подобное. Если же пострадал кто-то из Метрополии не берусь предсказывать, но тут могут и оптовые зачистки начаться. Номер-то, общий статус, точно поменяют - понизят категорию когда-то вольному городу на сколько-то пунктов вниз. Кто выживет, тем тоже несладко придется, не раз прежний паек вспомнят. Ясно, что и ассигнования урежут, хорошо еще будем работать на том же оборудовании, что сейчас, а то и его лишат. по любому, не мечтай что-нибудь по заявке получить.

– О чем мечтать?

– Мечтай в списки не попасть, - буркнул первый.

Некоторое время работали молча. Слышно, как оба останавливаются у столов, слышен треск, вроде электрического разряда и сразу же пахнет паленым.

– Все понял? Этих давай сам!

Старый халат вышел, и молодой сразу же взялся бурчать себе под нос, должно быть, имел такую привычку - разговаривать сам с собой. В основном неразборчиво, но проскользнуло: 'Нафига такая пьянка?' и еще что-то ничего незначащее.