Мир теней

восемьдесят ростом и широченные плечи – ну вылитый Болдуин.

И он обращался ко мне. Ко мне!

– Господи, ты в порядке? – спросил он. – Спасибо. Господи. Кажется, ты спасла мне

жизнь.

– О, пустяки, правда, - откликнулась я.

Не удержавшись, я протянула руку, чтобы стряхнуть щепки с его вязаного жилета.

Кашемир. Как я и предполагала.

– Что здесь происходит?

Сквозь толпу проталкивался высокий тип в ворохе мантий и в красной шапочке на

голове. Увидев на полу обломок балки, вновь подошедший взглянул на зияющую в потолке

дыру, на месте которой этому обломку надлежало находиться, и повернулся к отцу

Доминику:

– Видите? Видите, Доминик? Вот к чему приводит то, что вы разрешаете своим

драгоценным птичкам устраивать гнезда где ни попадя! Мистер Аккерман предупреждал

нас, что подобное может произойти, и смотрите! Он был прав! Кто-нибудь мог погибнуть!

Так вот он какой, монсеньор Константин.

– Мне так жаль, монсеньор, - ответил отец Доминик. – Ума не приложу, как такое

могло случиться. Хвала небесам, никто не пострадал.

Он обернулся ко мне и Брайсу:

– Вы двое точнов порядке? Знаете, мне кажется, мисс Саймон немного бледновата. Я

лучше отведу ее к медсестре – если ты не против, Сюзанна. Остальные, расходитесь-ка по

классам. Никто не пострадал. Это был просто несчастный случай. Расходитесь.

Как ни странно, народ сделал, как он велел. Была у отца Доминика такая

отличительная черта. У тебя как будто возникала настоятельная необходимость исполнить

то, о чем он тебе говорит. Слава Богу, он не использовал свою власть над людьми во зло!

Хотела бы я то же самое сказать о монсеньоре. Тот стоял во внезапно опустевшем

коридоре, уставившись на злополучную балку. Любой, глядя на обломок, мог бы заметить,

что в нем нет и следа червоточины. Дерево, ясное дело, не было новым, но оно не было и

гнилым.

– Мне придется убрать эти птичьи гнезда, Доминик, - резко заявил монсеньор. – Все

до единого. Мы просто не можем позволить себе так рисковать. А если бы здесь стоял один

из туристов? Или, прости Господи, архиепископ? Вы же знаете, что он приезжает в

следующем месяце. Что если бы архиепископ Ривера стоял здесь и на него упало бы это

бревно? Что тогда, Доминик?

Подошедшие на шум монашки бросали в сторону бедного отца Доминика взгляды,

полные такого упрека, что я чуть не рассказала им кое о чем. На самом-то деле я даже успела

открыть рот, но отец Доминик крепко стиснул мою руку и начал подталкивать меня к

выходу.

– Конечно, - воскликнул он. – Вы совершенно правы. Я лично прослежу за тем, чтобы

все убрали, монсеньор. Мы не можем допустить, чтобы пострадал архиепископ. Ни в коем

случае.

– Господи, что за идиот! – проворчала я, как только мы оказались в безопасности за

дверями директорского кабинета. – Он серьезно воображает, что пара птичек могла такое

сотворить?

Отец Доминик пересек комнату и направился прямиком к маленькому застекленному

шкафчику, в котором стояло множество призов и почетных знаков – как мне стало известно

позднее, учительские награды. Прежде чем епископат назначил его на административную

должность, отец Доминик был популярным и горячо любимым учителем биологии. Он сунул

руку за одну из наград и вытащил пачку сигарет.

– Я, конечно, не уверен, но, по-моему, Сюзанна, называть монсеньора католической

церкви идиотом немного кощунственно, - заметил он, разглядывая красно-белую пачку.

– Тогда хорошо, что я не католичка, - отозвалась я. – И можете курить, если хотите. –

Я кивнула на сигареты в его руке. – Я никому не скажу.

Пару минут святой отец пожирал пачку жадным взглядом, потом тяжело вздохнул и

положил ее на прежнее место.

– Нет, - сказал он. – Благодарю, но я лучше не буду.

Господи. Может, оно и к лучшему, что я все-таки не пристрастилась к курению.

Решив, что лучше сменить тему, я принялась разглядывать учительские награды.

– Тысяча девятьсот шестьдесят четвертый, - прочитала я вслух. – Давненько вы тут

вкалываете.

– Да, давненько. – Отец Доминик сел за стол. – Что, ради всего святого, там

произошло, Сюзанна?

– О, это все Хизер, - пожала я плечами. – Думаю, теперь мы знаем, почему она

слоняется поблизости. Она хочет убить Брайса Мартинсона.

Отец Доминик покачал головой:

– Это ужасно. В самом деле, ужасно. Я никогда не видел у духа такой… такой

агрессии. Никогда, за все годы работы медиатором.

– Правда?

Я выглянула в окошко. Из окон директорского кабинета не было видно океана, но

зато они выходили прямо на холмы, где я жила.

– Эй, отсюда видно мой дом! – заметила я.

– …И она всегда была такой хорошей девочкой. У нас ни разу не возникло с ней

проблем, ни разу за все время ее учебы в Академии. Что могло вызвать в Хизер такую

ненависть к молодому человеку, которому она призналась в любви?

Я бросила на него взгляд через плечо:

– Вы что, издеваетесь?

– Ну конечно, я знаю, что они расстались, но такие сильные эмоции… эта

убийственная ярость. Уверен, это крайне необычно…

Я покачала головой:

– Простите, я знаю, вы давали обет безбрачия и все такое, но неужели вы никогда не

влюблялись? Неужели вы не знаете, каково это? Этот парень ее надул. Она верила, что они

поженятся. Знаю, это глупо, особенно, если учесть, что ей только… Сколько? Шестнадцать?

И все-таки он просто обманул ее. Если уж этого недостаточно, чтобы девушка тебя

возненавидела, то тогда я не представляю, что вообще это должно быть.