Мир в ХХ веке

Столкнувшись с неспособностью русского царизма и капитала осуществить широкомасштабную индустриализацию страны, которая, по мысли большевиков, только и создавала основу для социализма в России, Ленин фактически предложил партии взять на себя эту роль. Он исходил из того, что «российская революция, “коммунистическая” по своим целям, будет “буржуазной”, с точки зрения материальных потребностей исторической ситуации. Большевистско-коммунистической партии предстояло взамен слабой русской буржуазии… создать механизмы государственного принуждения, с помощью которых Российская империя превратилась бы в гигантскую многонациональную индустриальную стройку…» [92] . Иными словами, “пролетарской диктатуре” пришлось бы решать, в первую очередь, задачи буржуазной модернизации. Большевики, будучи субъективно социалистами, объективно открывали путь индустриально-капиталистическим отношениям.

92

Rubel M. La perestroika ou la nostalgie du capitalisme // Pour une lecture mat'erialiste de la perestroika. P.; Grenoble, 1991. P. 39.

Социальная революция в России 1917–1921 гг. представляла собой мощный подъем движения трудящихся и их самоорганизации в различных формах (Советов, фабрично-заводских комитетов, профессиональных объединений, коммун, крестьянских комитетов, кооперативов и т. д.) к захвату фабрик, заводов и земли, к социализации производства и другим преобразованиям снизу. После свержения буржуазного Временного правительства в октябре 1917 г. в стране на несколько месяцев установилось своеобразное равновесие сил между трудовыми массами и новой властью. С одной стороны, действовали органы самоуправления трудящихся, требовавших социализма. С другой — существовало большевистское правительство. Его программа вначале “не предусматривала непосредственной экспроприации капиталистов”, предложенные им меры (всеобщее введение рабочего контроля при сохранении частной собственности, национализация банков и земли, постепенное огосударствление монополизированных отраслей при сохранении смешанной экономики) “не означали качественного переворота в социальной структуре российской экономики”. Но бурное развитие революционной инициативы трудящихся заставило считаться с собой новые власти, которые под их давлением шли в проведении преобразований дальше, нежели полагали вначале [93] . Часто “верхам” приходилось просто санкционировать экспроприации, уже осуществленные “снизу”.

93

Mandel E. Marxistische Wirtschaftstheorie. Frankfurt a. M., 1970. S. 577. Cp.: Крицман Л. Героический период Великой Русской революции (опыт анализа т. н. “военного коммунизма”). М.; Л., 1926. С. 61.

В то же время, пролетарским и крестьянским организациям, несмотря на размах революционного движения, не удавалось наладить между собой прямые взаимосвязи, независимые от государства. Самоуправляющиеся фабрики и заводы работали нескоординированно, без капиталистов, но по-старому. Развитых революционно-синдикалистских структур, которые могли бы подготовить трудящихся к управлению производством и сразу после свержения буржуазной власти организовать его на социалистических началах, не существовало. Немецкий анархо-синдикалист А. Сухи, посетивший Россию в 1920 г., отмечал: “Контроль над промышленностью, которого добивались рабочие в октябре 1917 года, в конце концов окреп настолько, что превратился во власть на предприятиях. Но захват предприятий рабочими — это только негативная сторона дела, позитивная сторона — это управление. Отсутствие… каких-либо предназначенных для этого (негосударственных. — В.Д.) организаций привело к тому, что рабочие, которые… были знакомы только с капиталистическим способом хозяйствования, сохранили его идею и продолжали вести хозяйство в капиталистическом духе. Поскольку они взяли фабрики в свои руки, то сами встали на место частных собственников… Отныне они просто делили полученную прибыль между собой” [94] . Сохранение конкуренции между предприятиями, отсутствие механизмов удовлетворения потребностей через самоорганизацию снизу, работа каждого завода на свой страх и риск усиливали экономическую неразбериху, Что, в свою очередь, давало большевистской власти повод ликвидировать самоуправление в промышленности и огосударствить ее.

94

Souchy A. Reise nach Russland 1920. В., 1979. S. 43. 44.

Решительные шаги в этом направлении были предприняты в условиях Гражданской войны, когда правительство постепенно осуществило такие меры, как широкая национализация при одновременном введении единоначалия в управлении хозяйством, внедрение системы назначенства, установление трудовой повинности, восстановление сверхурочного труда (отмененного ранее декретом о восьмичасовом рабочем дне), отмена эгалитарной оплаты труда, введение сдельщины и иерархической шкалы 27 зарплатных категорий, а также жестких наказаний за опоздание на работу, полное подчинение профсоюзов государству, разгон потребительской кооперации и т. д. В условиях диктатуры и отсутствия гражданских свобод происходило “умирание” Советов. Шаг за шагом элементы нового, самоуправляющегося общества были уничтожены властью, а общественная, экономическая и политическая жизнь в значительной мере огосударствлена [95] . Был установлен однопартийный режим. Правительству удалось подавить сопротивление авторитаризму, антиолигархические и антибюрократические выступления за “третью революцию” (махновское движение, кронштадтское восстание 1921 г. и др.).

95

Об этапах усиления этатизма в 1918–1921 гг. см.: Scheuer G. Vorw"arts und schnell vergessen? Wien, 1992. О соотношении революционных массовых движений и большевистской власти см. также: Дамье В.В. Революция: народ и власть // Международная научная конференция “Происхождение и начальный этап гражданской войны. 1918 год”. Ч. II. М., 1994. С. 11–21.

Режим “военного коммунизма” был введен как система чрезвычайных мер в ситуации Гражданской войны. «Нужно, однако, признать, — оговаривался Троцкий, — что, по первоначальному замыслу, он преследовал более широкие цели. Советское правительство надеялось и стремилось непосредственно развить методы регламентации в систему планового хозяйства, в области распределения, так и в сфере производства. Другими словами: от “военного коммунизма” оно рассчитывало постепенно… придти к подлинному коммунизму» [96] .

96

Троцкий Л. Что такое СССР и куда он идет? Париж, б. г. С. 48.

По справедливому замечанию современного российского историка С.А. Павлюченкова, «…в действительности военный коммунизм был оригинальной российской моделью немецкого военного социализма или госкапитализма… Как система экономических отношений он был аналогичен немецкому госкапитализму, лишь с той существенной разницей, что большевикам удалось провести ее железом и кровью, “варварскими средствами”, при этом плотно окутав пеленой коммунистической идеологии… Сравнительный анализ исторического опыта двух стран подтверждает общую закономерность возникновения системы военного коммунизма». Если в Германии государственная диктатура осуществлялась в рамках компромисса с различными социальными слоями, то в России “сложилось так, что внедрить государственную диктатуру оказалось труднее, и для этого естественным течением вещей к делу были призваны иные, радикальные политические силы”. Поэтому “здесь была предпринята попытка использовать ее более масштабно, как инструмент перехода к новому общественному строю” [97] .

97

Павлюченков С А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М., 1997. С. 52–53.

В социальном отношении это была диктатура верхушки революционной интеллигенции, считавшей себя авангардом общества — режим, по своему положению сравнимый с якобинской диктатурой в период Великой Французской революции или с господством управленческой технократии в XX в. По оценке Ленина, получалась «самая настоящая “олигархия”. Ни один важный политический и организационный вопрос не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний Цека партии» [98] . В то же время, большевистская власть в этот период еще утверждала, что она является временной, своего рода “воспитательной диктатурой” [99] , которая отомрет, как только будет преодолена “историческая отсталость” и массы окажутся достаточно зрелыми и способными для коммунистического самоуправления. Конечно, это время отодвигалось в неопределенную даль, но все это еще придавало режиму некую двойственность. Многие общественные сферы (например, культура, частично духовная жизнь) оставались вне непосредственного государственного диктата. В самой большевистской партии сохранялись различия во мнениях и практика широких дискуссий. Но дух самоорганизации и независимой социальной инициативы снизу удушался. Как замечал О. Рюле, “когда Ленин после успеха революции, совершенной Советами, рассеял это движение (Советов. — В.Д.), вместе с ним исчезло все то, что было пролетарским в российской революции. Буржуазный характер революции выступил на первый план и нашел свое естественное завершение в сталинизме” [100] .

98

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 41, С. 30–31.

99

См.: Маркузе Г. Одномерный человек. М., 1994. С. 51–52 и след.; Marcuse H. Soviet Marxism. N.Y., 1958.

100

R"uhle О. The Struggle against Fascism Begins from the Struggle against Bolshevism…

Для управления громоздким государственным и хозяйственным механизмом потребовалась многочисленная иерархия профессиональных чиновников-управленцев. За время “военного коммунизма” бюрократия выросла в мощный, разветвленный, самовоспроизводящийся общественный слой, сросшийся с частью революционной верхушки; стали складываться функционально-корпоративные, ведомственные и региональные группировки. Именно с этой стороны “революционную олигархию” ожидал удар. Сбылось то, о чем предупреждал итальянский анархист Э. Малатеста, писавший в 1920 г.: “Ленин, Троцкий и их товарищи… готовят правительственные кадры, которые будут служить тем, кто придет позднее, чтобы присвоить революцию и удушить ее. Так повторяется история — диктатура Робеспьера отправляет на гильотину его самого и открывает дорогу Наполеону” [101] .

101

Цит. no: Paz A. Durruti: Leben und Tode des spanischen Anarchisten. Hamburg, 1993. S. 30.

Введение в 1921 г. “новой экономической политики” привело к еще большему усилению бюрократизации. Государственный контроль над жизнью общества не ослаблялся, а видоизменялся. Сущность НЭПа состояла в сочетании государственного и частного капитализма в целях экономического восстановления при сохранении и даже ужесточении партийной диктатуры, подавлении внутрибольшевистской оппозиции, закреплении однопартийности, назначенства и единоначалия в экономике. Механизм коррупции и система личных связей сращивали аппаратчиков с нэповской буржуазией. С другой стороны, противоборствующие группы в партийной верхушке в борьбе за власть опирались на усилившиеся бюрократические структуры. В результате стал формироваться социальный слой номенклатуры со своим самосознанием. Количество освобожденных функционеров в РКП(б) увеличилось с 700 человек в 1919 г. до 15 325 в августе 1922 г. (большинство из них было назначено через Секретариат ЦК во главе с генсеком И.В. Сталиным). Общее число служащих в партийном, государственном, профсоюзном, кооперативном и иных аппаратах в 1924 г. превысило полтора миллиона человек [102] .

102

Зимин А. У истоков сталинизма. 1918–1923. Париж, 1984. С. 262; Мандел Э. Власть и деньги. Общая теория бюрократии. М., 1992. С. 66; Сталин И.В. Соч. М., 1947. Т. 6. С. 197–198.

Большевистские представления о пути к социализму через усиление государства были для собственных притязаний бюрократии лишь маской. Развернувшийся «процесс состоял в бурном росте партийного и государственного аппарата власти и в его возрастающих претензиях на то, чтобы управлять страной. Он был вызван объективно теми преобразованиями в общественной структуре, которые проводил… сам Ленин, декретируя и осуществляя огосударствление и централизацию, создавая монополию одной — правящей — партии. Перед лицом этого процесса ленинская гвардия… вдруг оказалась хрупким плотом на гребне вздымавшейся волны. Это была волна рвавшихся к власти и выгодным постам нахрапистых карьеристов и мещан, наскоро перекрасившихся в коммунистов. Их напористая масса жаждала, вопреки представлениям Ленина, стать слоем “управляющих”», — пишет историк М. Восленский [103] .

103

Восленский М. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991. С. 78–79.

НЭП увеличил роль и функции бюрократических аппаратов. Новый общественный слой, поднявшийся в период революции и присвоивший себе ее плоды, стремился теперь к неограниченному господству и оттеснению от власти сторонников “воспитательной диктатуры”. Здесь уместна параллель с термидорианским переворотом в Великой Французской революции. Разница была, однако, в том, что в России “термидор” растянулся на несколько лет. Внутри авторитарно-бюрократического режима продолжалась острая борьба за власть, одна верхушечная коалиция сменяла другую, но все более укреплялась та группировка, которая имела наибольшую опору в аппарате, — группа Сталина.