Мир в ХХ веке
Шрифт:
Со своей стороны, социалисты и лидеры рабочего движения считали недопустимыми классовые компромиссы с “буржуазными правительствами” и накануне войны призывали рабочих воспользоваться порождаемым войной кризисом для свержения несправедливого общественного устройства. Таким образом, “для социалистов идея неизбежности войны легко трансформировалась в идею ее желательности” [257] . Что касается умеренно-реформаторского крыла международной социал-демократии, то деятели его фактически перешли на позиции своих национальных правительств и присоединились к лозунгу “защиты отечества”.
257
Филитов А.М. Мировые войны — роковые вехи нашего столетия // XX век: Многообразие, противоречивость, целостность. М., 1996. С. 122, 123.
Последовательно миротворческую позицию в первые десятилетия XX в. заняли только приверженцы духовного обновления и совершенствования человека. Фигурой поистине мирового значения стал Л.Н. Толстой, который в своих философских и религиозных произведениях развивал христианское учение о непротивлении злу насилием, выраженное в Нагорной проповеди. Толстой
258
Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. в 90 томах: (Юбилейное издание). М., 1952. Т. 28. С. 218–219.
В статье “Конец века”, написанной как отклик на события первой русской революции, Толстой обрисовывает исторический путь, пройденный христианскими народами. “Человечество жило по закону насилия, — пишет он, — и не знало никакого другого… Явилось христианство, которое подтвердило людям истину о том, что есть только один закон, общий всем людям, дающий им наибольшее благо, — закон взаимного служения, и указало на причину, по которой этот закон не был осуществлен в жизни. Он не был осуществлен потому, что люди считали необходимым и благотворным употребление насилия для благих целей и считали справедливым закон возмездия. Христианство показало, что насилие всегда губительно, и возмездие не может быть применяемо людьми” [259] .
259
Там же. Т. 36. С. 276.
Написанная в 1908 г. статья “Закон насилия и закон любви”, которую по праву считают духовным завещанием Толстого, представляет собою протест против всяких насильственных действий, нарушающих братское, любовное, гуманное отношение людей друг к другу. В целом учение Толстого о непротивлении злу насилием можно считать отрицанием западных политических концепций пацифизма — будь то либеральные или социал-демократические концепции, — ибо его философия ненасилия и отказа от войны произошла “не от концептуальной политической системы, в которой уже существующие национальные государства старались найти путь к “peace”, а от совершенного непонимания этой системы и пренебрежения ею” [260] . Позиция Толстого, тем не менее, нашла широкую поддержку в США и Великобритании.
260
Екота-Мураками Т. Лев Толстой и пацифизм: со сравнительной и “генеалогической” точки зрения // Пацифизм в истории. Идеи и движения мира. М., 1998. С. 117. Под термином “peace” автор имеет в виду концепцию мира как антоним слову “война”, в отличие от японского понятия “хэйва”, близкого к древнееврейскому понятию “шалом”, подразумевающему нечто гораздо более широкое — уравновешенность, гармонию, покой, согласие, справедливость.
Наряду с учением Л. Толстого существовали и другие чисто духовные, в принципе отвергающие войну и насилие, движения. Они были распространены как в США, так и в Европе и в России. Это были мирные церкви квакеров, меннонитов, баптистов, пятидесятников, адвентистов седьмого дня и братства духоборцев.
Именно в среде этих церквей перед первой мировой войной существовало движение за отказ от воинской повинности и участия в вооруженных действиях. При этом, если европейские мирные церкви в конце XIX — начале XX в. переживали упадок и шли к компромиссу с всеобщей воинской повинностью [261] , то среди российских сектантов-пацифистов перед первой мировой войной, наоборот, отмечался подъем антивоенной активности. Дело в том, что всеобщая воинская повинность в России была введена только в 1874 г., что и привело к массовому отказничеству от военной службы по мотивам совести. Среди стойких противников военной службы следует упомянуть немецкоязычных меннонитов, с XVIII в. живших на южных окраинах Российской империи, духоборцев-постников — русскую секту, совершившую массовое сожжение оружия в 1895 г., толстовцев, молокан, баптистов, или евангелических христиан, малеванцев, добролюбовцев, трезвенников, иеговистов, пятидесятников и адвентистов седьмого дня [262] . При этом только меннонитам удавалось избежать преследований, поскольку еще в XVIII в. указом Екатерины II им было дано право заменять военную службу работой в лесничествах и медицинских учреждениях. Остальные члены сект за отказ служить в армии подвергались суровым наказаниям: военные суды приговаривали их к каторжным работам в дисциплинарных батальонах, к ссылке в Сибирь, к тюремному заключению или помещению в психиатрические лечебницы.
261
Brock Р. A Brief History of Pacifism: from Jesus to Tolstoy. Toronto, 1992. P. 33–34, 61.
262
См.: Брок П. Русские сектанты-пацифисты и военная служба 1874–1914 // Долгий путь… С. 115–121; Иникова С.А. История пацифистского движения в секте духоборцев (XVIII–XIX вв.) // Там же. С. 122–136; Клиппенштейн Л. Отказ от военной службы по мотивам совести в меннонитских общинах царской России // Там же. С. 150–171; Хайнц Д. Адвентисты Седьмого дня и отказ от участия в военных действиях в Российской Империи // Там же. С. 172–176.
2
Первая мировая война, которую многие политики и военачальники надеялись закончить в короткие сроки, явилась на самом деле катастрофическим событием не только для Европы и России, но и для всего мира. Помимо колоссальных человеческих жертв, она привела к революциям в России и Германии
с последующим созданием в этих странах тоталитарных режимов, к гражданской войне в России и массовой эмиграции беженцев в Европу и Америку, к расколу мира на два враждебных лагеря и очертила основные проблемы XX столетия. Она, кроме того, знаменовала собой крах довоенного пацифистского движения, поначалу почти повсеместно побежденного национализмом и шовинизмом. Только после осознания масштабов бессмысленных убийств в общественных движениях разных стран рождается протест против войны и стремление покончить с нею и с войнами вообще.Впрочем, отдельные призывы к прекращению кровопролития прозвучали уже в первый год войны. Это были прежде всего индивидуальные выступления членов миротворческих организаций, духовенства, представителей европейской, в том числе русской, интеллигенции. Среди них следует упомянуть воззвание бельгийского адвоката, главы Международного бюро мира А. Лафонтена “О чем должны сказать пацифисты” (ноябрь 1914 г.), воззвание Б. Рассела “К интеллигенции Европы”, воззвание папы римского Бенедикта XV “К народам и правительствам воюющих стран” (июль 1915), антивоенные статьи и стихи русского поэта, художника и мыслителя М.А. Волошина (1914–1915) и др. [263]
263
См.: Мир // Peace: Альтернативы войне от античности до конца второй мировой войны. М., 1993. С. 160–165; Павлова Т.А. “Всеобщий примиритель”: Тема войны, насилия и революции в творчестве М. Волошина // Долгий путь… С. 250–254.
Помимо этого прозвучали и коллективные антивоенные призывы некоторых миротворческих организаций. Так, твердую волю к миру выразила конференция социалистов нейтральных стран в Копенгагене 17–18 января 1915 г.; в апреле 1915 г. страстный протест против войны был выпущен Международным женским конгрессом мира в Гааге. В России война вызвала протесты прежде всего толстовцев. Они выступили с рядом антивоенных воззваний, проникнутых евангельским духом и звавших к примирению [264] . Следует отметить, что в то время любая антивоенная деятельность требовала немалого мужества: противники войны в разных странах рисковали быть обвиненными в государственной измене. Так, выпустившие свои воззвания толстовцы были арестованы, и суд приговорил их к различным срокам каторжных работ.
264
См.: Булгаков Вал. “Опомнитесь, люди-братья!” История воззвания единомышленников Л.Н. Толстого против мировой войны 1914–1918 гг. М., 1922; Антивоенное воззвание толстовцев // Долгий путь… С. 243–244.
Что касается социал-демократических движений разного толка, то они не выработали “последовательно принципиальной, безоговорочно антивоенной позиции”. В лучшем случае они считали войну нежелательной, но неизбежной, в худшем (как это было с большевиками) — желательной потому, что она даст им возможность превратить ее в гражданскую и свергнуть существующие правительства [265] . Придя к власти, большевики в России первыми пошли на сепаратный и унизительный для достоинства русского народа мир с Германией, но не потому, что перешли на пацифистские позиции, а потому, что боялись германского наступления и стремились привлечь на свою сторону войска, занятые на германском фронте [266] .
265
Филитов А.М. Указ. соч. С. 123–125.
266
Там же. С. 126–127.
Начиная с Руссо, понятие мира в умах многих его сторонников стало тесно связываться и с понятиями социальной справедливости, равенства, демократии и свободы. Однако и Французская, и в особенности Русская революция 1917 г. показали, что стремление к социальной справедливости и свободе как основам будущего мира и благоденствия зачастую приводит к самому бесчеловечному насилию и попранию элементарных человеческих прав. Кровопролитная гражданская война, жестокости террора, как красного, так и белого, вовлекавшего все более широкие слои населения, и, наконец, беспрецедентная волна насилия, которой были отмечены первые годы правления большевиков в России, — яркий пример того, что благих целей нельзя достигнуть неправедными средствами.
Жестокости гражданской войны и правящего большевистского режима наполнили сердца многих людей отвращением и ужасом. Об этом свидетельствуют многие воспоминания русских писателей-очевидцев [267] .
Именно неприятие насилия и братоубийственной войны привело к массовой эмиграции мирного населения — семей адвокатов, врачей, писателей, университетских профессоров и преподавателей школ и гимназий, купцов, банкиров, мелких и средних предпринимателей и многих других в Европу и Америку. Этот массовый исход, масштабы и значение которого до сих пор остаются еще мало изученными, следует считать первым осознанным или подсознательным пассивным протестом против революционного и государственного насилия 1917–1922 гг. Доказательством тому является тот факт, что русские философы-эмигранты Л. Карсавин, И. Ильин, Н. Бердяев, С. Булгаков, С. Франк, Н. Лосский и др., в значительной мере выражавшие общее настроение уехавших из России, считали установленный там политический режим “властью зла, террора, заговора” [268] . Этот протест отчетливо прочитывается в произведениях русских эмигрантов, опубликованных за рубежом. Они показывают, что русская эмиграция тех лет носила в значительной мере духовный характер [269] .
267
См. например: Шмелев И.С. Солнце мертвых. М., 1991; Бунин И.С. Окаянные дни. М., 1990; Мелъгунов С.П. Красный террор в России. М., 1990; Никифоров-Волгин В.А. Дорожный посох. М., 1999, и др.
268
Колосова В.О. Мысли о вере… С. 102.
269
См.: Русская эмиграция в Европе… С. 42, 44, 103.