Мир в моих руках

Каменная стена вдруг выросла между мной и Камиллом. В первые мгновения прозрачная, а потом стала непроницаемой.

— Позови на помощь! — услышала я его голос из-за растущей в небо преграды, — Если долго звать на помощь, кто-нибудь может прийти! Желания… — часть его слов я не расслышала, — … Самые сильные не исчезают… Я давно понял, что этот… — и голос его всё тише, тише, а преграда доросла уже до неба, — … Отзывается, на желания, которые… Он… желания…. сильные… Страж Небес… Гора…

Я проснулась в слезах.

Не дождётесь! Я вернулась, чтобы всё исправить! И я исправлю! Вот только, что же мне делать сейчас?..

По-прежнему было темно. Никогда раньше не была ночью одна в лесу… или была?..

…Девушка, плача, продиралась сквозь заросли, пока не споткнулась о какой-то корень. Растянулась на мокром мху. Ревела, пока не притихла. Когда её нашли, её коричневое платье было изодрано, белый передник превратился в коричневые лохмотья, а две длинных косы растрепались… Поцарапанная, грязная… Совсем ещё молодая девчонка… Она плакала и в бреду говорила, что хочет вернуться к нему… К своему Камиллу… её доброму и белокрылому любимому… Что её зовут Эррией и она — Посланница небес для чужого погибающего мира… люди, тащившие её, переглядывались. Какая-то полная женщина в строгом чёрном платье с высоким воротником грустно цокала языком…

Сердце стучало бешено. От внезапно видения стало гадко-гадко. Мало того, что всё хреново, так ещё и эти жуткие видения, которые кто-то, будто смеясь, подбрасывает в ненужное время! Но он сказал, что надо позвать на помощь! Раз Камилл сказал, то это правда! Он учил, что нужно научиться говорить с миром сердцем… И о помощи просить также, внутри себя…

Я поднялась на трясущихся ногах.

Кто-нибудь… Ну, хоть кто-нибудь! Помогите! Мне безумно тяжело сейчас! Я не знаю, как мне справиться с этим! Ну, хоть кто-нибудь! Пожалуйста… Я умоляю вас! Люди, способные услышать и прийти мне на помощь!

Но никто не пришёл, хотя внутри меня всё разрывалось от боли. Убежать бы… далеко-далеко отсюда… из этого мира… из этого места… из этого затянувшегося кошмара… далеко-далеко!

Я побежала… Слёзы застилали глаза… а впрочем, тут всё равно было темно… мир утонул во мраке… казалось, что это никогда не закончится… что этот ужасный кошмар затянется навечно — и я утону в нём… А так хотелось… чтобы кто-то схватил мою протянутую руку… Чтобы увидеть знакомые и любимые глаза…Чтобы изобрести свои законы для моего мира… Мне ведь немного нужно для счастья! Так почему этот мир ополчился против меня? Я не хочу идти на него войной! Я устала от битвы вокруг меня и в моей душе!

Неожиданно натолкнулась на что-то тёплое. И живое… сгребла ткань надо мной…

— Помоги! — вырвалось из губ.

Словно этот высокий человек мог что-то сделать… словно ему можно было верить…

— Камилл… почему ты не вернулся вместе со мной?..

Голос мой и не мой…

— Почему я потерялась между мирами?..

— Очнись!

Кажется, меня встряхнули…

— Я боюсь, что я потеряю память… если очнусь… так тяжело было… когда меня не пускали в эту очередь… и в мир, закрытый для меня…

— Успокойся! — тёплая рука провела по моим волосам, — Всё будет хорошо.

— Я… не могу… успокоится… До самой смерти… и потом… когда умерла… я не нашла… того… покоя…

Белые волны подхватили меня и понесли куда-то… Я тонула в них… но мне было не страшно…

Как я устала… как устала… целую вечность ждала… целую вечность шла… Мне всё равно… какие законы… но я не должна засыпать… не должна… Мне стольких сил стоило прорваться… и это место в очереди… оно должно принадлежать именно мне! Оно единственное, что подойдёт моей душе! Это тело… этот мост между двумя мирами… два мира, причинивших мне боль… два мира, ставших мне родными… Два мира, которые я так и не смогла забыть по ту сторону границы…

Я очнулась на чьих-то коленях. Чья-то рука ласково гладила меня по волосам.

— Экий ты докучливый мальчишка! — устало сказал кто-то.

Голос молодой и знакомый…

Вскочила с его колен и расшиблась бы об пол, не подхвати он меня за ворот. Извернулась, чтобы взглянуть на него.

Молодой полуазиат внимательно смотрел на меня… Заботливо… Почему-то он заботливо смотрел на меня… Старейшина чёрных хранителей… Гаад… Мой папа… Папа назвал меня… мальчишкой?

Гаад рывком поднял меня… И когда я стала такой маленькой? И отнёс к большому ведру с водой. Приказал, отпуская и протягивая мне с низкой скамейки большое полотенце

— На, умойся!

Я недоумённо посмотрела на воду… На криво обрезанные встрёпанные волосы, из-за которых походила на мальчишку, на моё жутко зарёванное лицо… На моё обычное лицо… На полотняные чёрные штаны и рубашку, на кожаную чёрную безрукавку… с вышитым саблезубым зайцем… Очень похожим на того, с маминой пижамы, только вышитого золотыми нитками и более мрачного…

— Что это? — спросила, недоумённо ткнув на саблезубого зайца на отражении в ведре.

— Свою одежду не узнаёшь? — Гаад нахмурился.

— Мою? — растерянно посмотрела в очертания зайца, всё яснее проступающие на успокаивающейся воде, потом посмотрела на свою грудь, увидела ту же одёжку, что и на моём отражении, — У кого-то явно есть хорошее чувство юмора… Кто меня в это одел?

— Ты бежал по лесу, плача, в этой же самой одежде.

Ой-ё!

— Вот блин! — сказала я, опускаясь на пол.

— Кто тут блины без меня ест? — в комнату заглянул Карст.

— Да этот мальчишка так ругается! — Гаад смотрел на меня.

Как-то слишком уж задумчиво смотрел… Может, ну его, обещание, данное маме? Подожду до новой возможности поговорить с ним… если она будет, эта возможность… а если нет, мама сильно расстроится…

— Карст, приготовь что-нибудь съедобное. Кажется, наш гость голодный, — отец улыбнулся.

— Счас сделаем! — и рыжий тут же исчез.

А мой живот предательски заурчал, выдав с головой все мои скрытые намерения.

— Не волнуйся, в этом доме тебя никто не обидит, — добавил Гаад, не сводя с меня пристального взгляда.

Мрачно спросила, почёсывая бровь:

— А этот дом находится на Чёрной земле?

— Представь себе! А я тут чёрный хранитель… и что, будешь меня убивать после моего признания? — грустная улыбка.

— Да я знаю, кто ты! — отмахиваюсь, — И что ты совсем не страшный.

— Это я-то не страшный? — он прикинулся удивлённым.

— Ваще не страшный, — мне так мама говорила. Она почему-то в это верит, хотя и говорила, что папа был суров с опасными людьми и белокрылыми.

— Большая часть жителей нашего мира с тобой не согласятся.