Мировой кризис: Общая теория глобализации
Шрифт:
Японская и латиноамериканская цивилизации не обладают существенным экономическим и, что в долгосрочной перспективе даже более важно, демографическим потенциалом экспансии. По имеющимся прогнозам, удельный вес первой в населении Земли в течение жизни следующего поколения практически не изменится (с 9,3% в 1995 году сократится до 9,2% в 2025), а второй - и вовсе сократится почти в полтора раза (с 2,2 до 1,5%). (Сноска: УТКИН)
Что же касается православной цивилизации, то само существование последней не как культурного феномена в стиле Бжезинского, но как субъекта глобальной конкуренции нуждается как минимум в доказательстве. По крайней мере, такие православные страны, как
Общества же постсоветского пространства, в том числе и преобладающе православные, объединены (в том числе и в культурном отношении) не столько вероисповеданием, сколько общностью истории и светской, а отнюдь не религиозной культуры. Поэтому в данном случае можно говорить о продолжающей распадаться советской или о формирующейся на ее руинах российской цивилизации, которая даже в самом оптимистичном случае еще не завершила процесс становления и не имеет достаточных ресурсов для активного участия в глобальной конкуренции.
Таким образом, исчезновение «силового поля» биполярного противостояния социалистической и капиталистической систем высвободило лишь две глобальных цивилизационных инициативы: исламскую и китайскую.
Мировая конкуренция стремительно приобретает характер конкуренции между цивилизациями - и кошмарный смысл этого обыденного факта еще только начинает осознаваться человечеством. Проще всего понять его по аналогии с межнациональными конфликтами, разжигание которых является преступлением особой тяжести в силу их иррациональности: их чрезвычайно сложно погасить, так как стороны существуют в разных системах ценностей и потому в принципе не могут договориться.
Участники конкуренции между цивилизациями разделены еще глубже, чем стороны межнационального конфликта. Они не только преследуют разные цели разными методами, но и не могут понять ценности, цели и методы друг друга. Финансово-технологическая экспансия Запада, этническая - Китая и социально-религиозная - ислама не просто развертываются в разных плоскостях; они не принимают друг друга как глубоко чуждое явление, враждебное не в силу различного отношения к ключевому вопросу всякого общественного развития - вопросу о власти, - но в силу самого образа жизни. Компромисс возможен только при изменении образа жизни, то есть уничтожения участника компромисса как цивилизации.
При этом взаимопонимание, в отличие от внутрицивилизационных конфликтов, не только не является универсальным ключом к достижению компромисса, но часто, напротив, уничтожает саму его возможность, так как выявляет несовместимость конфликтующих сторон и лишь усиливает их враждебность друг к другу.
Конкуренция между цивилизациями не просто осуществляется по отношению к каждому ее участнику методами, являющимися для него внесистемными и потому носящими болезненный и разрушительный характер; она бескопромиссна и нарастает даже при видимом равенстве сил и отсутствию шансов на чей-либо успех.
Она иррациональна - и потому опасна и разрушительна. Каждая из трех великих цивилизаций, проникая в другую, не обогащает, но, напротив, разъедает и подрывает ее (классические примеры - этнический раскол американского общества и имманентная шаткость прозападных режимов в исламских странах). Возможно, ислам уже в ближайшее десятилетие станет «ледоколом» Китая по отношению к Западу подобно тому, как гитлеровская Германия и, в конечном счете, сталинский СССР стали «ледоколом» рузвельтовских США по отношению к Европе.
Вместе с тем рассмотрение традиционного мирового «треугольника
цивилизационных сил» (Запад - исламский мир - Китай) все менее достаточен. Похоже, мы присутствуем при еще более драматическом, чем столкновение западной и исламской цивилизаций, акте начала разделения Запада, - при начале уже не хозяйственного, но цивилизационного расхождения между Евросоюзом и США.Действительно ожесточенная экономическая конкуренция играет здесь безусловно подчиненную роль: пагубная для европейской экономики агрессия против Югославии и события 11 сентября, когда европейцы спасали американскую финансовую систему, в том числе и в ущерб собственным интересам, доказывают, что для европейцев теснота экономических связей с США доминирует над экономической же конкуренцией с ними.
Происходящее размежевание, видное в мириаде мелких деталей, но более всего в различном отношении к затянувшейся подготовке США к агрессии против Ирака, свидетельствует не о политическом, но о значительно более тонком и одновременно более глубоком мировоззренческом, ценностном расхождении двух обществ.
Американское ориентировано прежде всего на обеспечение своей конкурентоспособности. Правило, мешающее ему достигать эту цель, воспринимается как недоразумение и отбрасывается. США - боксер, который не пользуется на ринге ножом не потому, что это не принято, а потому, что за это засчитают поражение.
Европейское же общество стремится жить по установленному своду принципов (в целом разумных и гуманных), обеспечивающих ему наибольшие комфорт и благополучие. Это обрекает его на пассивность, догматичность, коллаборационизм - вчера перед лицом «советской угрозы», сегодня перед лицом склонного к экспансии ислама - и относительную слабость в глобальной конкуренции.
Однако заранее списывать Европу со счетов, даже с учетом ее внутренней неэффективности и разнородности, - непростительная ошибка. Ведь именно ее коллаборационизм и склонность к уклонению от конфликтов могут привести ее на тот самый холм, с которого процветающая обезьяна китайской стратагемы вот уже несколько тысячелетий наблюдает за схваткой сменяющихся тигров.
Цивилизационная конкуренция более, чем какая-либо иная, ведется за определение «повестки дня», то есть конкретной области противостояния и его принципов (обычно эти принципы соответствуют определенной области деятельности).
Важность определения «повестки дня», то есть выбор «поля боя», на котором соперники будут меряться силами, вызвана глубиной различий между цивилизациями, тем, что для каждой из них характерен собственный, непривычный и малопонятный для других образ действий. Навязав противнику свою «повестку дня», вы тем самым навязываете ему свои правила, свое пространство соревнования и свой образ действия, - свои стандарты, которые при этом гарантированно чужды, а то и незнакомы ему. Результат - завоевание колоссального преимущества Это то же самое, что выманить тяжелоатлета на стометровку.
Собственно, в конкуренции за определение «повестки дня» как таковой нет ничего необычного: и в обычной жизни, не говоря уже о дипломатии, борьба идет прежде всего за выбор места и правил (стандартов) схватки.
Любое широкомасштабное взаимодействие просто в силу значительности масштабов идет в разных плоскостях, по разным вопросам, и каждый из его участников стремится свести его к рассмотрению наиболее важных или удобных для себя вопросов. Это стремление облегчается объективной необходимостью выбора при любом взаимодействии одного-единственного главного аспекта, по которому и будет достигнута принципиальная договоренность; определение всех остальных аспектов будет носить подчиненный характер и вытекать из этой договоренности.