Мировой кризис: Общая теория глобализации

Оторванность от объективных общественных интересов и закрытость делают освободившиеся от гражданского контроля элементы спецслужб непредсказуемыми, а пренебрежение к гуманитарным ценностям, наличие слабо ограниченных ресурсов и наработанное в бесчисленных «информационных войнах» умение манипулировать общественным мнением мира и национальных элит, не говоря уже о мнении собственного начальства, - смертельно опасными.

Таким образом, террористическая атака на США, скорее всего, проводилась с по крайней мере косвенным участием вышедших из-под общественного контроля элементов спецслужб, и энергичная реакция развитых стран на террористический акт была призвана в том числе и скрыть этот неприглядный факт.

Раскрытие мотиваций этого злодеяния сегодня практически невозможно в силу недостатка информации и трудности анализа «на стыке» силовой психиатрии, геополитики и мировой экономики, но его последствия, в целом благоприятные для США и Израиля, - признак высокой точности и адекватности оценок.

Самый трагический момент изучения международного террора, как и террора вообще, - объективная неустранимость всех порождающих его факторов. Это относится не только к закономерностям эволюции развитых и развивающихся обществ, но к такому, казалось бы, «техническому» фактору, как частичный выход спецслужб из-под гражданского контроля.

В самом деле: сама природа спецслужб, сама специфика выполняемых ими общественно необходимых функций категорически отрицает полноту подобного контроля.

Как бы ни стыдились этого правоведы и демократы, особенность специальных служб, за которую они, собственно говоря, и получили свое наименование, заключается в неявном делегировании им со стороны общества права нарушать в случае необходимости законы самого этого общества.

Необходимость этого права связана с инерционностью, а возможно - и имманентной недостаточностью демократических процедур, из-за чего общество может оказаться не в состоянии (и уж точно - не в состоянии вовремя) отреагировать демократическим путем (при помощи изменения законов) на внезапно появившуюся новую опасность. Спецслужбы призваны восполнять неизбежную инерционность демократического механизма, в том числе, при необходимости, - и путем его прямого отрицания.

В частности, они неизбежно занимаются реализацией слишком деликатных и не поддающихся огласке интересов методами, не допускающими огласки вследствие своего цинизма и аморальности (причем эти интересы в силу несовершенства общественных механизмов могут носить как национальный, так и частный характер, включая интересы корпораций и частные интересы высших лиц соответствующих государств и самих спецслужб).

Трагизм положения спецслужб (а точнее - всех, кто вольно или невольно соприкасается с их деятельностью) заключается в том, что в условиях неизбежной нехватки времени, ограниченности информации и несоответствия алгоритмов принятия решений (в том числе существующих внутри самих спецслужб) качественно новым ситуациям определение критериев данной «необходимости» оказывается в фактической компетенции самих спецслужб.

Естественно, это порождает их стремление к расширительному толкованию своих полномочий и рассмотрению любой кризисной (а также и некризисной) ситуации как «чрезвычайной», требующей если и не прямого нарушения, то как минимум игнорирования законодательства. Однако, с другой стороны, как показал опыт СССР, чрезмерное давление на спецслужбы (пусть даже со стороны не общества, а ЦК КПСС), отнимающее у них право самостоятельной оценки степени критичности ситуации, лишает их дееспособности и делает общество беззащитным.

Именно поэтому история эффективных спецслужб даже в демократическом обществе во многом является нескончаемой чередой превышения полномочий, необоснованного нарушения гражданских прав (в первую очередь их собственных сотрудников), скандалов и трагедий. По-настоящему эффективные спецслужбы всегда частично вне гражданского контроля, ибо их основная функция как раз и заключается в восполнении его недостаточности.

Именно поэтому они парадоксальным образом всегда представляют собой угрозу с точки зрения прямого или косвенного стимулирования терроризма. В самом деле: обнаружив, что та или иная опасность обществу может быть устранена только террористическими мерами или с привлечением террористических организаций, дееспособный, ответственный и эффективный сотрудник спецслужб данного общества неминуемо должен совершить действия, объективно способствующие развитию терроризма как такового.

Однако это еще полбеды.

Самое неприятное заключается в том, что управление обществом в условиях доминирования информационных технологий во многом основано не на реальных изменениях, а на формировании массового и индивидуального сознания, осуществляемого весьма широким спектром мер - от публикации статей до, может быть, даже террактов, направляющих мысли и эмоции масс в нужное русло. При этом терракт в силу высокой эффективности воздействия на эмоциональное состояние общества может оказаться «минимально необходимым воздействием» для достижения той или иной общественно необходимой цели.

Конечно, применение для формирования сознания столь интенсивных и разрушительных для не только индивидуальной, но и общественной психики мер, как терракты, возможно только в чрезвычайных обстоятельствах и, как правило, будет свидетельствовать об исправлении допущенных в этой сфере значительных ошибок.

Однако, как было показано в параграфе …., управляющие системы, сформировавшиеся в еще «доинформационном мире», проявляют все меньше адекватности при столкновении с ускорением изменений, с одной стороны, и широкомасштабным и разнонаправленным формированием общественного сознания, с другой. Поэтому количество серьезных ошибок, совершаемых ими, как минимум остается высоким (если не стремительно возрастающим), - и, соответственно, высоким остается количество «запущенных» проблем, требующих для своего разрешения экстраординарных мер.

Следует признать, что гипотеза об использовании террактов для формирования общественного в силу отсутствия информации (по крайней мере, общепризнанной) принципиально недоказуема. Однако ключевое (и наиболее распространенное) содержательное возражение против нее, заключающееся в априорной несовместимости представителей спецслужб и политтехнологов, представляется несостоятельным.

Различия между спецслужбами и политтехнологами действительно глубоки, прежде всего в силу различий в образе действия (первые склонны к максимальной закрытости, вторые - к открытости) и вытекающего из них несовпадения систем ценностей. Однако масштаб и значимость этих различий обычно преувеличиваются.

По-настоящему эффективные спецслужбы и политтехнологи сегодня, насколько можно понять, выступают (или должны выступать), как правило, единым фронтом, действуя по единому плану, дополняя и страхуя друг друга. Ведение современных «информационный войн», принципиальным элементом которых является «глубокое комплексное воздействие на чувства отдельного человека или управляющей системы с целью подчинения их поведения провоцируемым и программируемым эмоциям», попросту невозможно силами одних только спецслужб или одних только политтехнологов.

Можно предположить, что терракты не только применялись и применяются, но и будут применяться для направления в нужное русло общественных эмоций - как за пределами обществ, к которым принадлежат террористы, так и внутри самих этих обществ.

Управление такого рода, как это ни кощунственно, может оказаться эффективным, хотя в силу характера побочных эффектов и не применимым регулярным или массовым образом путем решения отдельных назревших проблем.

В качестве иллюстрации тезиса о принципиальной возможности использования экстраординарного воздействия на общество в форме террактов рассмотрим влияние терракта 11 сентября 2001 года на решение основных стратегических проблем современных США. В силу относительной свежести он представляется менее изученным и менее очевидным, чем, например, влияние на российское общество совершенных чеченскими террористами террактов сентября 1999 года, вызвавших его успешную мобилизацию и сплочение вокруг будущего президента России, а тогда и.о.премьер-министра В.Путина.