Миры Королева (Вся серия с 1-13 книги)

совершенно бессильно. Если бы он имел хотя бы обычный полевой медкомплект!

Одна пуля ударила в подвздошную область, вторая прошила правое легкое -

можно было бы прямо здесь, "на коленке", вскрыть грудину, ввести особый

состав, на время меняющий состав крови, и зашить сосуды и легочную ткань,

чтобы хоть как-то локализовать внутреннее кровотечение, - но ничего, кроме

обычной пилотской аптечки, у Андрея не было. Машинально, почти не думая о

том, что он делает, Огоновский вскрыл плоскую черную коробочку, два раза

приложил к руке Ингра крохотный блестящий пистолет-инъектор и отстранение, в

сторону, произнес: - Больно теперь не будет.

 В горле у Ингра заклокотало. Он дернул головой, на миг закрыл глаза,

потом сказал - ровно и спокойно, будто за обедом: - Смешно умирать рано

утром.

 - Тебе не больно?
– спросил Андрей, хотя ответ он знал заранее.

 - Нет, мне не больно.

 - Скоро начнутся галлюцинации. Тебе будет очень хорошо.

 - Это вы здорово придумали... Что там происходит? Андрей высунулся из-за

пыльной морды вездехода.

 - Касси с этим... типом кого-то еще подстрелили, теперь лезут на корабль.

 - Это корабль радарной разведки. Очень старый, но на нем есть самолет.

Правда, далеко на нем не улетишь, но все-таки... слушай, Андрей, я все время

хотел сказать тебе одну вещь...

 - Какую?

 - Я рад, что познакомился с тобой. Глупо, а? Потому что прав на самом

деле Халеф. Все, что он говорил, - это чистая правда. Вы действительно не

такие, как мы, и мне хотелось бы посмотреть, как там у вас. А тебе не нужно

бороться со своим дьяволом. В тебе его нет...

 Из его рта потекла тонкая струйка крови.

 - Знаешь, мне говорили, что, когда человек умирает, ему холодно. А мне

почему-то хорошо... солнце какое большое, правда?

 - Правда...

 - Слушай, а почему так пахнет сладким? Как будто варенье мама варит.

 Тонкие смуглые пальцы Ингра вдруг впились в запястье Андрея, и, уже

проваливаясь в пропасть "ласковой смерти", в которую человек уходит,

испытывая сильнейшее наркотическое наслаждение, он отчетливо произнес: -

Оставьте меня здесь.

 - Дьявол живет в каждом, - тихо ответил ему Андрей.

 Пальцы Ингра еще раз сжались, потом ладонь умирающего соскользнула на

песок.

 Андрей поднялся на ноги. Рядом с машиной, сжимая в руках закопченный

автомат, сидел на корточках Халеф.

 - Он умер?
– спросил он.

 - Через несколько минут. Но он уже не услышит тебя. Сейчас ему хорошо,

как никогда в жизни...

 - Откуда ты знаешь; как ему хорошо?

 Андрей пожал плечами. На корабле что-то происходило. Из его железных недр

раздавались какие-то глухие стуки, потом судно вздрогнуло, под кормой

забурлила вода, и на палубу выбралась Касси.

 Спрыгнув с пирса, она молча подошла к машине, опустилась перед Ингром на

колени. Андрей отвернулся. Ему невыносимо хотелось закурить или хотя бы

глотнуть чего-нибудь. В одном из мешков была арра. Он обошел корму "Пса",

развязал брезентовые тесемки и вытащил довольно большую, около литра,

бутылку.

 - Мы отплываем, - услышал он голос Касси.
– Берите его.

 - Он просил оставить его здесь, - резко произнес Андрей.
– Не трогай его!

 По словам капитана Каина - так назвался загадочный незнакомец с бородой,

– бандиты, пришедшие вчера вечером, захватили всю команду и ждали своих

приятелей, которые собирались удрать на его судне в Хабуран. Сам он,

конечно, не имел об этом ни малейшего понятия: уже неделю его экипаж жил на

берегу в ожидании некоего таинственного приказа; очевидно, именно этот

приказ и отдала ему Касси.

 Посудина называлась "Зоркий". Как сказал Каин, ее построили двадцать лет

назад и за все это время ни разу не ремонтировали - но, когда разговор зашел

о Виланском архипелаге, капитан угрюмо кивнул головой: дойдем, не

переживайте... Стоя на корме под крылом зачехленного самолета, Андрей

смотрел, как тает на горизонте полоска галечного пляжа с мертвым Ингром. Он

знал, что такое война, более того, за последнее время у Огоновского

выработалось нечто вроде профессионального цинизма военного врача - но

сейчас, глядя на удаляющийся берег, он испытывал острую боль: боль,

порожденную бессилием. Бессилие всегда было его кошмаром.

 - Через три дня мы будем на месте, - произнес за его спиной Халеф.

 Андрей резко обернулся. Щурясь от яркого солнца, юноша бесстрастно глядел

назад, словно отсекая своим взглядом все то, что осталось там, на берегу.

 - Я обязан ему жизнью, - вдруг сказал он.
– И не смог отдать свой долг.

 - Так бывает, - кивнул Андрей.
– Увы.

 - Там, где я родился, не принято говорить о долгах между людьми. Мы

слишком много думаем о долге перед теми, кто привел нас в этот мир.

Наверное, это не так уж и важно.

 - Теперь - уже нет. Да и никогда, наверное, не было. На самом деле, по

принятым в галактике законам, поступок Отцов заслуживает наказания. И вы не

должны нести перед ними никакой ответственности. Тем более это было так

давно...

 - Ты прав, - задумчиво отозвался Халеф.
– Глупо только, что вся история

моей планеты оказалась изуродована ими.

 - Ты не прав, - поморщился Огоновский.
– Если бы не они, и истории этой

не было бы. Более того, вся история человечества пошла бы по другому пути.

Сейчас, через тысячи лет, уже совершенно нельзя сказать, что тут хорошо, а

что плохо. Любопытно то, что религия в нашем, традиционном ее понимании у

вас так и не возникла. Вера требует подвига, а здесь, на Трайтелларе, идеи

противопоставления - веры и неверия в контексте добра и зла - абсурдны. Ваша