Миры Пола Андерсона. Том 19

— Что ж... — Казалось, он несколько смутился.

— Любимый, — выговорила она еле слышно, — вероятно, впер­вые в истории случилось, что кто-то подложил наживку в рудник, который и без того принадлежал жертве розыгрыша.

— У меня есть контракт, который Том де Смет будет выполнять согласно его духу и букве. А больше я ничего не знаю. Ни единого словечка не знаю.

Ева задорно вздернула голову:

— А не приходила ли тебе в голову, Дэн, такая возможность, что Том своим умом дошел до всего, и что именно поэтому он не стал глубоко копаться в фактах и проверять их?

— Э-э? — Редко когда Еве приходилось наслаждаться зрелищем столь ошеломленного супруга.

Но когда Дэн ушел от нее — ненадолго, всего на несколько часов, — он шел гордой поступью молодого буканьера. Ветер креп­чал, он пел, как поднебесная труба, а каждый осенний листок трепетал на ветру, как флаг, с вызовом поднятый на мачту пират­ского корабля.

ВО ИМЯ ОБЩЕГО БЛАГА

Конституционный Конвент разошелся на зимние каникулы, и Дэниел Коффин вернулся в свой дом у озера Мунданс. В этой части Низин зимний сезон приносил с собой ревущие холодные ливни, ветры, которые дули с гор, заставляя леса сгибаться и стонать, а яркий свет и мрачные сумерки бешеной чередой сме­няли друг друга, когда облачная пелена вдруг разрывалась, снова сходилась и снова рвалась в клочья, открывая глазам солнце, луны и звезды. Полеты на аэрокарах в это время становились небезопасными, а поэтому по обычаю люди сидели по домам, посещая лишь ближайших соседей; веселые пирушки укрепляли дружеские узы.

В прошлом году Дэн поступил иначе — он был гостем Тома и Джейн де Сметов в Анкере. Его собственный дом казался ему слишком большим и слишком пустым и в то же время полным призраков. Однако недавно его старшая внучка Тере­за вместе с мужем Лео Свободой предложили съехаться с ним. Отчасти это было выражением доброты к старому человеку, которого они все любили; конечно, их собственный дом не был таким прекрасным особняком, как этот, но он был удобен, а дела их процветали. Но переезд давал им всем определенные преиму­щества — вроде централизованного контроля над огромными зе­мельными владениями, принадлежавшими семье, особенно важ­ного теперь, когда транспортные связи значительно улучшились. Так что никто старика милостыней не оскорблял. Дэн с радостью принял их предложение.

Пионеры женятся рано. Как бы ни был освоен их район, Погра- ничье лежало неподалеку, им была практически вся планета, ма­нившая каждого жителя Низин на Рустаме. У Лео и Терезы было уже двое ребятишек, а третий существовал в проекте. И снова в доме зазвучали веселые детские голоса, опять лужайки увидели на себе его собственных отпрысков, и Дэниел Коффин снова узнал счастье, которое именуется покоем.

Сегодня все домашние Дэна занимались украшением «елки». После этого он почувствовал, что устал. Он еще не совсем соста­рился, Дэн знал это точно. Пусть волосы его поредели и побелели, пусть широкое лицо покрылось морщинами, но глаза еще не нуж^ дались в очках, мощный стан был прям, как всегда, а в ходьбе он мог загнать немало людей вдвое моложе его. И все-таки он немного переборщил, возясь с детишками. Пара спокойных часов перед обедом приведет его в порядок и позволит принять участие в ожи­даемой церемонии и общем веселье.

Медленно прошелся он по комнатам и холлам. Многое в их про­стых и ясных пропорциях, в голубовато-серой отделке стен, в блестя­щих натертых деревянных полах, в мебели и каминах было обязано своим появлением на свет ему самому. А почти все портьеры и занаве­си — работа Евы. Позже, когда на плантации прибавилось людей и она потребовала всего их времени, они с Евой наняли профессионалов, которые расширили их дом. Но сердцем этого дома, думал Дэн, всегда будет его центральная часть, куда он и Ева вложили свои сердца.

Наверху находились их собственные покои — спальня, ванная комната и по рабочему кабинету для каждого. Сначала, когда Ева только что умерла, он хотел закрыть ее кабинет или сделать из него что-то вроде святыни. Но потом он понял, как бы она была возму­щена таким поступком, она, которая всегда смотрела вперед, кото­рая всегда жила в переполненном событиями завтра. Он отдал эту комнату Терезе для работы, и она могла вносить туда любые изме­нения, которые ей захочется.

Его личная комната осталась в том же виде, в каком была рань­ше — большой письменный стол, удобное кожаное кресло, стены, уставленные стеллажами с книгами и микропленками. Книго­издательство для любителей роскоши стало процветающей отрас­лью так быстро, как никто и ожидать не мог в этом обособленном колониальном мирке. Высокие стеклянные двери выходили на бал­кон. Оконные стекла звенели под струями дождя, выл ветер, свер­кали молнии, раскаты грома были столь мощны, что заставляли стены дома вздрагивать. Отсюда едва можно было различить порос­шие травой лужайки, деревья, дорожки, окаймленные цветниками, ведущие к большому озеру. Волны метались по его отливающей сталью поверхности. Ракш приближался к планете и поднимал приливы, усиливая те, что создавало солнце.

Кабинет гляделся мрачноватым, в нем было даже немного хо­лодно. Дэн включил обогреватель и единственную флюоропанель, поставил на плейер Пятую («Бранденбургскую») симфонию Баха, налил себе немного виски в стакан и уселся в кресло со своей трубкой и «Письмами федералиста»¹⁸.

Мой долг прочесть эту книгу, если мы хотим создать правитель­ство, которое будет охранять свободу граждан теперь, когда числен­ность населения достигла такого уровня, при котором Рустаму нуж­но нечто большее, нежели мэр и Совет в Анкере, подумал он. Потом хмыкнул. Какого там черта — долг! Мне просто нравится стиль «Писем». Умели писать в те времена! Что бы сказали вы, Вашингтон, Джефферсон, Гамильтон, Мэдисон, если бы узнали, что когда-нибудь горстка людей пролетит двадцать световых лет, оторвется навсегда от планеты, где зародилось человечество, и все ради того, чтобы были живы идеи, которыми жили вы?Полагаю, вы сказали бы вот что: «Не подражайте нам, учитесь у нас, учитесь на наших ошибках, на том, что мы просмотрели, но также и на том, что мы сделали верно. Мы были первопроходцами».

«Становление нового правительства, с каким бы трудолюбием и мудростью оно ни создавалось, всегда породит.проблемы борьбы путаницы и точности».

Тук-тук — раздалось у двери. Дэну был хорошо знаком этот застенчивый стук.

— Входи, — позвал он.

Вошла его правнучка.

— Привет, — сказала она.

— А я-то считал, что ты играешь с другими ребятишками, Элис, — ответил он, имея в виду скорее детей служащих поместья, чем ее младшего братишку.

— Я тоже устала! — Крошечная фигурка в накрахмаленном бе­лом платье прижалась к его ноге. — Расскажешь что-нибудь?

— Ах ты, хитрюшка! Ну ладно, залезай ко мне. — Коффин по­мог девчушке взобраться к себе на колени. Глаза у нее были синие и огромные, ее локоны, цвет кожи и какой-то солнечный запах, если память ему не изменяла, были точно такие же, как у Мэри Локабер в молодости. Впрочем, это не удивительно, ведь Мэри — одна из ее прародительниц.

От счастья она даже вздохнула.

— Так о чрм же ты хотела бы услышать?

— О тебе и о бабуле Еве.

Воспоминание о смерти Евы, умершей всего лишь три года назад, пронзило его, и темнота навалилась на Дэна, подобно волне прибоя. Потом она схлынула. Он взглянул на портрет Евы, стояв­ший на столе, и подумал: как прекрасно, что он может передать этому комочку плоти от плоти Евы память о том, какой она была, и о ее делах. Потому что когда уйдет и он, и дети, которых они зачали, тоже уйдут в небытие, память о Еве будет жить еще долго.

Теперь ему уже не было больно, он испытывал даже радость, глядя в прошлое.

— Хм-м-м... дай-ка подумать, — тихо сказал он. Потом выпу­стил несколько колец дыма, что привело Элис в восторг: девочка успела проткнуть каждое из них пальчиком, пока они проплывали мимо нее. Перед Дэном проходили образы прошлого, они были куда ярче и четче всего того, что окружало его в этой комнате, исключая эту девчушку и исходящее от нее тепло. Это казалось странным. Ведь те дни давно унесло ветром...

— Ага, конечно... — выбрал он. — Ты помнишь, я рассказывал тебе о том, что мы были изыскателями, пока не осели вот тут — я и твоя бабуля Ева?

— Да. И ты говорил мне о том, как т-т-теразавры, — выговорила она с триумфом, — как они бегали и бегали кругом большого камня, пока ты не заставил их остановиться.

— Я бы не сумел этого сделать, Элис, если бы не то, что сделала твоя бабуля Ева перед этим. 0‘кей, так вот вскоре после этого ей пришла в голову мысль отправиться на лодке к островам, куда еще не ступала нога человека. Над ними только летали, и сверху они выглядели ужасно красивыми. — (Фантастические коралловые об­разования могли дать ключ к пониманию морской экологии, а это в свою очередь пригодилось бы рыболовству, если бы оно там стало развиваться. Но нет необходимости обрушивать эти технические подробности на малышку, да вряд ли нужны и другие детали, кото­рых она просто не поймет, исходя из уровня своих йредставлений о мире. Ибо и Ева, и он хотели познакомиться с этим чудом, так сказать, ради него самого. Еву всегда манило новое, неизученное. Когда она стала матерью и хозяйкой плантации, юные исследова­тельские порывы остались при ней. У нее рождалось множество идей, соображений, предложений — куда больше, чем у Дэна, и большая часть новшеств на плантации была обязана своим появле­нием озарениям Евы.) — В те времена моторов было мала, как и других средств передвижения. Мало, очень мало. *Все моторные лодки были заняты в других местах, но у нас была парусная лодка, способная плавать по морю. Такая же есть у меня и на озере, но та была куда больше, и если тебе это неизвестно, она называлась шлюпом.