Миры Пола Андерсона. Том 19

И убила бы мальчонку.

— Пожалуйста, мистер Свобода! Мой отец ждет, я знаю. Пожа­луйста, мне очень хочется пить, не могли бы вы помочь мне?

Свобода стоял на крошечном выступе, вцепившись в свою ве­ревку. Рука потянулась ко второму крюку. Если бы удалось забро­сить его наверх, чтобы он вместе с прицепленным канатом врезался в камень... Нет. Отсюда такой бросок исключается, здесь не размах­нешься как следует. Еще меньше шансов забросить крюк, или лассо, или что-нибудь еще с земли. Лук или рогатка? А из чего их сделать? И главное — когда? Упругие жилы не растут на деревьях в лесу.

Меч-птица кружила все ниже.

Горечь поражения подступила к горлу Свободы, как тошнота. Он снова и снова повторял про себя литанию в адрес злобного Бога, который устроил все именно так, а не иначе. Конечно, я могу затаиться и дождаться, пока птица не подлетит на расстояние выстрела. А дальше что ? До ребенка нам все равно не добраться. Даже если мы прямо сейчас отправимся домой, и прошагаем всю ночь без остановки (что физически невозможно), и прилетим сюда на аэрокаре, и ветры пощадят его и не разобьют о горы, — даже если все у нас получится, пройдет часов пятьдесят, не меньше. Организм мальчика уже обезвожен. Чего стоит один этот голосок, точно у мумии!

Что лучше — позволить меч-птице заклевать его или оставить парнишку умирать от жажды ?

— Пожалуйста, ну пожалуйста! Я раскаиваюсь, что убежал. Я больше так не буду. Где мой папа? — хрипучим шепотом взмо­лился Дэнни, скорчившись на краю гнезда. Ветер ерошил ему во­лосы и развевал лохмотья рубашки, словно флаги.

Сквозь гул под черепом Свобода услыхал внизу какое-то цара­панье. И голос Коффина, зовущий: «Дэнни, Дэнни!» — а ему чуди­лось другое имя: «Авессалом!»¹¹ Коффин не может сюда забраться, у него не хватит сил. Дэнни не может спуститься. Он, Свобода, не может карабкаться дальше. Только меч-птица не ограничена в дви­жениях. Нетерпеливая, она приближалась к скале по плавной спи­рали: вот уже видны ее сизые перья и клюв, слышен свист рассека­емого крыльями воздуха. Даже завывание ветра не заглушало этот свист.

Ян понял, что надо делать. Возможно, существовал какой-то лучший выход, но затуманенный мозг не в силах был его приду­мать. Теперь, когда Свобода выключил фонарь, мальчик превра­тился в черный горбик на верхушке черной горы. Пальцы Свободы сомкнулись на оружии, возвращенном Коффином. Пистолет пока­зался тяжелым, хотя он даже не вытащил его из кобуры. Один выстрел, милосердная пуля, посланная в этот горбик, — и все. Ко­нец поискам. И можно будет спуститься вниз по веревке. Земля внизу совсем почернела.

— Дэнни! — снова позвал Коффин. Камни у подножия с тре­ском осыпались у него под ногами. — Ян, что мы можем сделать?

Свобода снял пистолет с предохранителя, так и не вытащив пока оружие из кобуры. Запрокинул голову, подставил ее ветру в надежде, что тот выдует из головы дурман, но ветер лишь с издев­кой запорошил ему пылью глаза. Меч-птица продолжала снижать­ся. Один раз она крикнула — трубный глас ее эхом отдался от гор, сокрытых ночною мглой. Огромные крылья все еще парили высоко над каньоном, на них по-прежнему сияли последние отблески за­ката.

Почему бы не отдать ей парнишку?Пусть сожрет нас всех троих. Здесь ее дом, она сильна и прекрасна, а мы чудовища из космоса, захватчики-инопланетяне. Спускайся, хищноклювое божество! Я принесу тебе жертву!

И вдруг Свободу осенило.

Он стоял, не шевелясь, на ветру и во мраке, обмозговывая идею. Мысль была тяжелой, как жернов. Ян ворочал ее и ворочал, пока грохот в голове не превратился в ветер и хлопанье крыльев, пока не потекли по глазам соленые струи со лба. Собственный голос пока­зался ему чьим-то шепотом, исходящим извне, перекрывающим скрежет жерновов:

— Дэнни! Дэнни, ты меня слышишь? Ты не спишь? Я вытащу тебя отсюда.

Луч фонарика выхватил из темноты маленькое измученное ли­цо. Дэнни, преодолевая полуобморочную слабость и отчаяние, пролепетал:

— Конечно.

И потом более отчетливо:

— Вот здорово! Что я должен делать, сэр?

— Слушай. Вы оба слушайте. Дэнни, ты должен быть храбрым. До сих пор ты был очень храбрым. Поднатужься в последний разок, как в спорте, ладно? Притворись мертвым. Ты меня понял? При­творись мертвым, пусть меч-птица сядет рядом с тобой. И тогда хватай ее за лапы. Хватай изо всех сил и не выпускай. Ты понял меня, Дэнни? Сможешь ты это сделать?

Жернова со стоном раскололись на куски. Мальчик вроде что- то ответил, но Свобода не был в этом уверен. Он даже не был уверен, что Коффин понял его план. Он выключил фонарик, при­жался к скале и замер.

Птица спустилась совсем низко, и закатные отсветы уже не сверкали на ее оперении. Теперь она была такой же черной на фоне фиолетового неба, как и вершина скалы. Свобода вытащил писто­лет. Тени скрывали его от птичьих глаз. Ян и сам не мог разглядеть зажатое в руке оружие.

Птица издала боевой клич. Ответа не последовало. Свобода сообразил, что надо было подробнее объяснить свою идею. Но теперь уже поздно. Меч-птица села на край гнезда, сложив широ­кие крылья, и нависла над Дэнни, будто горбатый великан.

Мальчик прыгнул и схватил ее за лапы.

Птица вскрикнула и взлетела, и тут Свобода выстрелил почти наугад, не целясь. Она вскрикнула еще раз. Дэнни качался в небе, точно колокольный язык на ветру. Птичья кровь хлестала на него сверху.

Меч-птица сделала последнюю попытку подняться к небу. Ей удалось взлететь так высоко, что Свобода опять увидел сияние на ее крыльях. Но их взмахи становились все слабее и слабее. Птица медленно снижалась во тьму, готовясь вступить в схватку с неизве­стными чудовищами.

Свобода соскользнул по веревке с такой скоростью, что ободрал себе ладони.

Прогремело два выстрела. Когда Свобода подбежал, меч-птица уже была мертва. Коффин отшвырнул пистолет и фонарик.

— Дэнни! — прорыдал он. — Дэнни, сынок!

И они упали друг другу в объятия.

Глава 9

Солнечный свет проник сквозь белоснежные шторы, отразился от кувшина с водой и волнами заиграл на противоположной стенке. Вслед за ним в спальню прорвался прохладный ветерок. Лужайка за окном была еще зеленой, но кустарник уже заалел, мерцая золоты­ми нитями, а Геркулесовы горы смутно голубели в тумане, почти как бабьим летом на Земле.

Джудит открыла дверь Терону Вулфу. Свобода положил книгу на одеяло.

— Ну, — сказал мэр, — как ты сегодня?

— Прекрасно, — проворчал Свобода. — Не понимаю, какого черта я должен здесь валяться! У меня дел по горло.

— Врач велел соблюдать постельный режим до завтра, — строго напомнила Джудит. — Истощение — это тебе не шуточки.

— Может, я хоть немного утешу тебя, если скажу, что Джошуа приказано лежать на целый день дольше и злится он еще силь­нее? — промолвил Вулф, опуская свой широкий зад на стул и вы­таскивая из кармана рубашки сигару.