Мишка Forever

– Да ну! Мне очень нравится, Ил!

– Да?
– вздыхаю я.
– А я хотел, было, тебе рассказать, как однажды щуку я поймал, да Вадька с нею вместе за борт бултых...

– Вадька...
– смеётся Миша.
– С ним не соскучишься, это я понял уже. А он мне обещал на день рожденья аэрограф подарить, вы ругать его не будете?

– Так у него их три штуки! Один, правда, он кончил, промыть забыл, тетеря. Погоди, а ты тоже модели собираешь?

– Ну да. Только самолёты, а не машины. Я сейчас за Спитфайр взялся, ну а кисточкой красить, - полная лажа получается!

– Так, так... Лажа, говоришь?

Модельки, - это хорошо. И это учесть надо, в "Зорях Урала" классный отдел есть, и именно по авиации.

– Конкретно, лажа. А у Вадика с Егором очень даже ничего выходит.

– Это у меня выходит, а не у них!
– тут же надуваюсь я.
– Если хочешь знать, Мишка, то всё самое сложное для них я делаю. Вадька накрасит, пожалуй! Вот представь...

Тут дверь к нам в кабинет приоткрывается, и в щель просовывается взлохмаченная со сна голова Соболева.

– Вы чего это?
– хрипло шепчет он.

– Так. Не спится, - спокойно отвечаю я.
– А ты чего вскочил?

– Так орёте ж на весь дом, смотри, Илюшка, разбудишь ведь всех.

– Это ты только спишь, как индеец на тропе войны, все ж без задних ног дрыхнут. А мы тихонечко, да, Миш? Ты не торчи в дверях, или сюда, или туда.

Окончательно проснувшийся Соболев некоторое время с сомнением смотрит на меня, потом так же шёпотом заявляет:

– Знаешь, где командовать будешь? На работе у себя командуй. Пошёл я к тебе в спальню, а ты потом в гостиной ложись. Не выступай, Ил! Тёзка, если что, по башке ему дай чем-нибудь, здесь у него полно всего, только не орите вы, Борман проснётся, - всё, хана, все повскакивают.

– Вали давай, сказано же, - потихоньку мы.

– Полпервого ночи, - укоризненно качается Мишкина голова, и скрывается за закрывшейся дверью.

– Мы что, и правда, громко слишком?

– Слушай ты его, у меня кабинет звукоизолированный, а Мишка просто почувствовал, что мы не спим, он же телепат, блин.

– Вот и за столом вы, Ил, так же его называли, - это правда, что ли?

– Похоже, что да. Я за двадцать лет толком так и не разобрался, Миш, но что-то такое у него есть.

– Здорово.

– А по-моему не очень, утомительно, по-моему, - ответственности больше, и вообще...

– Да нет же, Ил, это ж супер просто!

– Ну, как бы то ни было, нам-то с тобой это всё равно не дано. Мишка, ты соку хочешь, гранатового?

– Не знаю...

– Слушай, завязывай ты с этим своим "не знаю"!
– я, выпростав ноги из-под одеяла, шлёпаю по паркету к бару.
– Ты чего, в самом-то деле, - стесняешься, что ли? Блин, неужто Вадька всё выхлестал? А, вот! Ёлки, бокалы на кухне... Идти неохота. Из горла буш? Ась?

– Из горла?
– Миша улыбается до ушей.
– Покатит...

– Замётано! Нарежемся щас! Так что, - стесняешься ты? Не надо, право не надо. Подушку повыше подвинь, так удобней будет. Знаешь, Мишка, если ты меня стеснятся будешь, то я тогда тоже краснеть начну, то да сё... Держи бутылку, хорошо, что горлышко широкое. И почему у бутылок со спиртным таких не делают? Всё против человека! Да не хихикай ты, прольёшь... Не холодный? Дай-ка... В самый раз. Нравится? Мой любимый. Вот когда я таким как ты был, берёзовый сок продавали, я мог трёхлитровку один за раз выдуть! Щас не видно что-то...

– Ил, а вы как насчёт этого, ну... ну, выпиваете?

– А по мне не видно? Как до самогона дорвусь, - удержу на меня нет! На люстре качаюсь, по дому всех гоняю с саблей в зубах.

– Я так и подумал, - задорно смеётся Миша.
– Вы не обижайтесь, это я так спросил.

– Ну, спросил, и спросил, чего же мне обижаться? У меня с алкоголем, Миша, очень лёгкие отношения. Могу и выпить, если в тему, и крепко. Ну, по моим меркам. Разум не теряю, - Соболевская школа. А пить ради того, чтобы просто пить, - это как-то не моё...

– Вот это правильно!
– горячо говорит Миша.
– Так и надо, а то...

– Что? Знаешь, Миша, - начал, так уж договаривай.

– Да так... Просто у мамы был там один... Друг такой один. Натерпелись мы...

Я молчу. Беда, она и есть беда... Я снова ловлю Мишкину лодыжку, не щекочусь, нет. Это ласка. И он это чувствует, не отдёргивается, не вздрагивает, только серые глаза раскрываются под взмахом пушистых ресниц, и вопрос в них: - не обидишь? Крылья и облака...

– Миша...
– тихо говорю я, совладав с голосом.
– Послушай меня. Не знаю, могу ли я тебе это говорить, имею ли право, но ты послушай. Все твои проблемы теперь, - это и мои проблемы. Вот хочешь ты того или нет, но решать мы их будем вместе. Это даже не я так решил, это Судьба так решила. Как же нам с тобой против неё идти? Нельзя, да и не хочу я...

– Я тоже не хочу, - выдыхает Миша.
– Только так сразу всё, странно как-то, я и не ждал ничего особо хорошего, а тут вы... И все остальные, конечно, и Борька тоже, но вы, Ил...

– Ну и всё, и слов не надо никаких. Слова, слова... И для них черёд придёт, но не сейчас. Дай-ка мне бутылку. Давай, Миша, за тебя я сейчас выпью. А лучше вместе, и знаешь что? Давай выпьем мы соку этого, чтобы ты ко мне на "ты" обращался. Есть такой обычай, ты же знаешь, наверное?

– Знаю, конечно, на брудершафт.

– Парень, да тебя и учить не надо! Я сражён! Наповал, просто. Так вы меня с Вадькой вдвоём совсем мозгами забьёте, убогого! Я те попинаюсь! Мишка, блин, сок разолью! Тише ты, спят все, в самом деле... Ну, вот, ёлки, забыл чего сказать хотел.

– Слова, слова, - улыбается Миша.
– На брудершафт хотели.

– Да это я не забыл. Чтобы я выпить забыл, - ха! Хоть и соку... Да ладно, дёрнем, как Вадька выражается. За тебя, Миша! Да, хорошо, не Otard, но всё равно, - хорошо. Держи.

– За вас, Ил!

– Ну вот. Теперь можешь говорить мне - ты.

– Буду.

Мы с Мишей замолкаем, мы не смущаемся, нет. Так просто... Но молчать я долго не могу.

– Ты мне скажи, ты спать не хочешь?

– Не-а, завтра высплюсь. Ха, вдвоём с мамой, она с ночной, ну и я за компанию. Ил, а ты правда книгу написал?

– И написал, и напечатал даже. Про Александра Македонского, тебе же говорили. Только это не художественная книга, она, Мишка, специальная, для профессиональных историков. Военно-историческое исследование это называется.