Миссис Крэддок

— В самом деле? — весело переспросила Берта. — У меня так не выходит. Мне всегда мало того, что есть.

Хлопнула входная дверь, и Берта вскочила с дивана.

— Эдвард пришел! Я должна его встретить, не возражаете?

Она почти вприпрыжку выбежала из комнаты. Замужество удивительным образом развеяло присущую Берте серьезность, из-за которой окружающие почти не видели в ней ничего девического. Она казалась моложе и беспечнее.

«Что за странное создание! — думала мисс Гловер. — В девушках держалась, будто замужняя леди, а теперь скачет, будто школьница».

Сестра викария сомневалась, что подобное легкомыслие уместно в положении замужней дамы и что необычные взрывы смеха Берты приличествуют этому таинственному состоянию, требующему степенности.

«Надеюсь, у нее все сложится хорошо», — вздохнула мисс Гловер.

Берта же порывисто бросилась на шею мужу и поцеловала его, а затем помогла снять куртку.

— Как я рада тебя видеть! — вскричала она, весело смеясь над собственным пылом, — супруги расстались не далее как после ленча.

— У нас гости? — осведомился Крэддок, заметив зонтик мисс Гловер, и немного рассеянно обнял жену.

— Сейчас увидишь, — ответила Берта. Взяв мужа под руку, она потащила его в гостиную. — Бедненький, ты, наверное, ужасно хочешь чаю!

— Мисс Гловер! — вскричал Крэддок. Они с обоюдной доброжелательностью пожали друг другу руки. — Как замечательно, что вы решили к нам заглянуть. Я искренне рад вас видеть. Сами видите, мы вернулись раньше, чем планировали. Нет места лучше, чем родной дом, верно?

— Вы правы, мистер Крэддок. Лично я не выношу Лондон.

— Ах, да вы просто его не знаете, — вставила Берта. — Для вас весь Лондон — это лишь кондитерская, Эксетер-Холл[20] да церковные конгрессы.

— Берта! — удивленно посмотрел на жену Крэддок: он не понимал ее фривольного обращения с мисс Гловер.

Сестра викария, это кроткое создание, была слишком мягкосердечна и потому не обижалась на высказывания Берты. Мисс Гловер мрачно улыбнулась — по-другому она не умела.

— Мистер Крэддок, расскажите, как вы проводили время в Лондоне. Из Берты ничего не вытянешь!

Крэддок, напротив, оказался словоохотлив. Ему доставляло огромное удовольствие снабжать людей информацией, он всегда был готов поделиться своим знанием с целым миром. Если Крэддоку становилось известно нечто новое, то он сразу же спешил сообщить об этом кому-либо еще. Некоторые, узнав новость, моментально теряют к ней интерес и вовсе не желают ее обсуждать. Крэддок был не таков, и даже многократный повтор одного и того же факта не истощал его жгучего стремления просветить остальных. За день он мог сообщить известие сотне человек и с таким же энтузиазмом рассказать о нем сто первому. Такое свойство характера — несомненный дар, поистине бесценный для школьных учителей и политиков, хотя и немного утомительный для их аудитории.

Крэддок представил гостье подробнейший отчет об их пребывании в Лондоне: перечислил виденные пьесы, пересказал все сюжеты и поименно перебрал актеров; назвал все музеи, церкви и светские заведения, которые они посетили. Берта смотрела на мужа, тихо улыбаясь его жаркому монологу. Не важно, о чем говорил Эдвард, — одни только звуки его голоса услаждали слух Берты. Она с радостью сидела бы и слушала супруга, даже если бы тот взялся прочесть от начала до конца «Альманах Уитакера»[21] (кстати, на это Крэддок был вполне способен). На взгляд мисс Гловер, Эдвард Крэддок гораздо больше соответствовал понятию молодого мужа, нежели Берта — понятию молодой жены.

— Очень приятный человек, — позже сообщила мисс Гловер брату. Викарий и его сестра восседали на противоположных концах длинного стола и ужинали холодной бараниной.

— Согласен, — ответил священник своим ровным, усталым голосом. — Думаю, из него выйдет хороший супруг.

Мистер Гловер был само смирение, что слегка раздражало мисс Лей, которая предпочитала мужчин, сильных духом, а силы духа в линхэмском викарии не было ни на грамм. Он смирился буквально со всем: со скверно приготовленной едой, с порочностью человеческой натуры, с мизерным жалованьем, с существованием диссентеров (почти); он являл собой покорность, доведенную до смертного порога. Мисс Лей сравнивала мистера Гловера с испанскими осликами, которые длинной цепочкой уныло бредут один за другим, неся на спинах тяжелую поклажу, — покорно, покорно, покорно… И все же, будучи не столь смиренным, как мистер Гловер, испанский ишак порой лягался; линхэмский викарий — ни разу!

— Я очень надеюсь, что они будут жить в ладу, Чарльз, — промолвила мисс Гловер.

— Я тоже, — кивнул викарий и после паузы спросил: — Ты узнала у Крэддоков, придут ли они завтра в церковь?

Пережевывая картофельное пюре, он многострадально отметил, что оно подгорело. Ему всегда подавали подгорелый картофель, но викарий не возмущался.

— Ох, совсем забыла. По всей вероятности, должны прийти. Мистер Крэддок обычно не пропускает воскресную службу.

Священник ничего не ответил, брат и сестра закончили ужин в молчании. После трапезы викарий сразу же отправился в свой кабинет, чтобы закончить проповедь, а мисс Гловер достала из корзинки его шерстяные носки и принялась их штопать. Она трудилась более часа, и все это время чета Крэддоков не выходила у нее из головы. С каждым разом Эдвард Крэддок нравился ей все больше, она пришла к выводу, что на него можно положиться. Мисс Гловер немного корила себя за то, что поначалу осуждала этот брак. Она поступала не по-христиански и теперь размышляла, должна ли принести извинения Берте или Крэддоку. Сестру викария чрезвычайно привлекала мысль совершить нечто уничижительное для собственного достоинства. Берта, однако, отличалась от прочих девушек, и, подумав о ней, мисс Гловер почему-то смутилась.

Шорох стрелки в часах, готовящихся пробить новый час, заставил ее поднять глаза. Было без пяти десять.

— Надо же, как поздно!

Мисс Гловер встала, аккуратно отложила в сторону работу, взяла с фисгармонии Библию, большой молитвенник и поместила их на краешек стола. Выдвинула кресло для брата и села, спокойно дожидаясь его возвращения. Когда часы пробили десять, дверь кабинета открылась, вошел викарий. Не говоря ни слова, он взял книги, уселся, раскрыл Библию и нашел нужное место.

— Ты готов? — спросила мисс Гловер.

Священник на секунду поднял глаза.

— Да.

Мисс Гловер позвонила в колокольчик. Служанка внесла корзину с яйцами и поставила ее на стол. Мистер Гловер не сводил с нее глаз, пока она не устроилась на стуле, затем начал читать отрывок из Библии. Когда он завершил чтение, служанка зажгла две свечи, сказала «спокойной ночи» и удалилась. Мисс Гловер пересчитала яйца.

— Сколько сегодня? — спросил викарий.

— Семь, — отозвалась его сестра, один за другим помечая яйца и внося цифры в специальную книгу.

— Готова? — в свою очередь спросил мистер Гловер.

— Да, Чарльз, — промолвила она и взяла в руки свечу.

Он погасил лампу и, освещая путь при помощи второй свечи, вслед за ней поднялся наверх. У двери своей спальни мисс Гловер остановилась, чтобы пожелать викарию доброй ночи, он холодно поцеловал ее в лоб. Брат и сестра разошлись по комнатам.

По воскресеньям с утра в любом сельском доме царит особенное возбуждение, особая атмосфера, присущая только этому дню, ощущается некая готовность и предвкушение. Несмотря на то что ситуация повторяется из года в год каждую неделю, приготовления к посещению церкви все равно весьма волнительны. Пахнет чистым бельем, все одеты в накрахмаленные наряды и чувствуют себя немного скованно; куда-то пропадают молитвенники и псалтыри; дамы никогда не бывают готовы вовремя и в конце концов торопливо спускаются с крыльца, на ходу застегивая перчатки; мужчины сердятся и недовольно поглядывают на часы.

Эдвард, разумеется, оделся во фрак и цилиндр — самый подходящий костюм для сквайра, который воскресным утром идет в церковь (Крэддок, как никто другой, уделял внимание правилам приличия). Он держался очень прямо, стараясь сохранять серьезный, хотя и немного напряженный вид, подобающий, по его мнению, случаю.

— Берта, мы опоздаем, — поторопил он. — Это будет выглядеть очень дурно. Мы ведь в первый раз идем в церковь как муж и жена.

— Уверяю тебя, дорогой, — ответила она, — даже если мистер Гловер опрометчиво решит нас не дожидаться, для прихожан главная церемония начнется не раньше, чем появимся мы.