Миссия – любовь
Шрифт:
– Роберт, – повторила я вопрос, который уже звучал ранее, – что ты теперь ко мне чувствуешь?
Стронг медленно притянул меня к себе и поцеловал – долго и страстно.
Потом его губы коснулись моей шеи – и я застонала. Он сводил меня с ума, спускаясь все ниже и ниже. Вот с плеча соскользнула тонкая бретелька платья, и на меня обрушился новый шквал поцелуев. Я таяла, как расплавленная свеча, ни на секунду не сомневаясь, что позволю ему все.
– Не хочешь подняться в спальню? – хрипло прошептала я.
– Боюсь, не смогу этого
– А что это у вас тут все двери нараспашку? – услышала я знакомый голос.
«Папа! Ну что ж ты так не вовремя!»
Мы с Робертом едва смогли оторваться друг от друга. Стронг вскочил на ноги, и в ту же секунду в гостиную вошел мой папочка собственной персоной.
– Привет! – сказал он бодрым голосом и внимательно посмотрел на нас. Выглядел он великолепно, будто и не горел в машине.
Я торопливо поправила бретельку платья. Папа улыбнулся, отводя глаза. Я постаралась справиться с дыханием и вскоре победила.
– Как там мама? – поинтересовалась я почти спокойно. – Переживает, – меланхолично ответил отец.
– В смысле?
– Говорит, ты выскочила, как кошка сумасшедшая, вслед за мной. Она даже не поняла куда.
– И что ты ей сказал?
– Что мы поссорились с тобой слегка, и я психанул. А ты почувствовала свою вину и захотела извиниться.
Я засмеялась:
– Эх, папа, папа! А ты врун, оказывается!
Он пожал плечами:
– Надо беречь людей, а особенно женщин, тем более тех, от которых у тебя дети.
– Мудро, – похвалила я, – и?..
– Что «и»? – передразнил он. – Собирайся. Отвезу тебя домой. К маме. Пусть полюбуется на свое чадо, а то, после того как ты поступила в университет, она тебя редко видит. А когда видит, то ты вся израненная или вообще без сознания.
– Может, я здесь переночую? – робко спросила я, взглянув на Роберта. – Мы завтра собирались…
– Знаю, знаю, куда вы собирались, – перебил меня отец, – и что вы сейчас собирались делать, тоже догадался. Не маленький.
– Папа! – возмущенно воскликнула я. – Откуда такое самодурство? То семнадцать лет тебя не было… Почти… А то вдруг объявляешься и командуешь…
– Ты когда за мной по шоссе мчалась, я подумал: какая же у меня дочь! Добрая, отзывчивая, умная, самоотверженная! Только совсем не рассудительная. Вот я и решил – выживу и начну воспитывать.
– Выжил… – растерянно пробормотала я.
– А ты думала! – самодовольно воскликнул папочка. – Нам не так просто умереть. Чтобы нас убить, нужно все очень правильно рассчитать. Ну, ты уже знаешь. Нашлись люди, рассказали… А чтобы самому себя прикончить, надо превратиться в столб пламени. Загореться, вспыхнуть, да как следует, поярче. А я вдруг передумал. Просто понял, что ты меня любишь и готова спасать даже ценой собственного здоровья. Разве ради этого не стоит жить? Можешь считать, что я врезался в забор больше для порядка, чем для дела. Позабавился немного, машину
спалил… Развлекся, в общем.Роберт, молчавший во время разговора, захохотал. Я смерила отца гневным взглядом и зашипела:
– Ах, это ты так развлекался?! Да я из-за тебя чуть сама в огненный столб не превратилась! Шутник, тоже мне! Ты знаешь, что мне Лиза потом руку заново соби рала?
– Да знаю я все, – посерьезнев, ответил отец, – а еще я знаю, что тебе предстоит все обдумать и решить, как ты хочешь жить дальше. Поэтому собирайся. Я у тебя как раз машину одолжил. Мигом до дома домчу. Там и подумаешь как следует. Прикинешь, так сказать.
Я перевела глаза на Роберта, будто отпрашиваясь; он кивнул:
– Мила, твой папа прав. Тебе нужно остаться одной. Конечно, дома тебе будет проще понять себя, так что поезжай.
В его глазах промелькнула грусть. Я видела, как сильно он не хотел меня отпускать. Тем не менее, вместо того чтобы окончательно вскружить мне голову и напрочь лишить способности трезво рассуждать, он предпочел дать мне свободу. Я благодарно посмотрела на него и сказала отцу:
– Поехали.
Мы втроем вышли во двор, запорошенный снегом. Мне захотелось позитива, и я воскликнула:
– А снегу-то нападало! Прямо Новый год! Роберт, ты непременно должен нарядить к празднику вон ту огромную елку. Гирлянды, шары, игрушки и все такое…
– Так до Нового года еще далеко, – удивился отец, но махнул рукой и пошел к машине.
Я подошла к Стронгу – в его глазах плескалась безграничная нежность. Он взял мою руку и прижал к губам.
– Не хочу навязывать свою волю, но очень прошу, прими правильное решение, – тихо прошептал он мне на ухо.
– Правильное – это какое? – уточнила я.
Стронг покачал головой и сказал:
– Ты сама знаешь. До завтра. Я за тобой заеду.
Он привлек меня к себе и порывисто обнял. Целоваться мы не стали, потому что мой папаша пристально наблюдал за нами. Сколько лет я мечтала, чтобы папа принял меня, вошел в мою жизнь, и вот – получите, распишитесь. Следит за каждым моим шагом, пальцем пошевелить не дает! Я шутливо нахмурилась и двинулась к своей машине.
Судьбоносное решение
Отец плавно вел автомобиль и задумчиво курил в открытое окно. Я спросила:
– Что мне делать, папа?
Он ответил вопросом:
– А что ты хочешь делать?
– Не знаю, – я пожала плечами, – меня ничего не интересует, кроме него…
Отец понимающе кивнул и сказал:
– Видишь ли, дочка. Для любви, о которой ты сейчас грезишь, нужна свобода. Любые ограничения унижают ее, делают похожей на кошмар. Я это точно знаю. И хотя на сто процентов убежден, что ты смогла бы многое сделать, став Ясной, все же призываю тебя остаться простой девчонкой и пожить нормальной, человеческой жизнью. Выйти замуж, родить детей. А там, глядишь, и призвание твое отыщется.