Миссия: соблазнить ректора

«Ничего особенного, в этом нет совершенно ничего особенного, это просто тело, просто ему будет приятно», — убеждала я себя, теряясь в ощущениях. Миар толкнул мою руку в свои штаны, преграда ткани исчезла, я обхватила его член рукой, а он укусил меня за губу, не отводя потемневших глаз от моего лица.

Мрак, я не должна показаться неопытной, я не должна… Но когда это происходит на самом деле, не на словах — всё совсем иначе. И вот так, в постели, лёжа — тоже иначе.

Я сжала пальцы и стала водить вверх и вниз, надеясь, что не сделаю ему больно или неприятно. Его рука поглаживала мою грудь, другая расстёгивала крошечные застёжки комбинации, и вот уж в нём-то уверенности и опыта чувствовалось — хоть отбавляй. Очередная интрижка, очередная навязавшаяся девица… Одна из многих, такая, как та Акрысия из Асветона. Не первая и не последняя.

Обидно.

Как же обидно!

Я почувствовала выступившую на смутительно гладкой головке члена каплю, размазала её по горячей коже, губы ректора сомкнулись на моём соске, мягко потянули… Миару нравилось меня трогать, нравилось моё тело, я это чувствовала, ему нравилось быть со мной, но как же мне хотелось большего! Какая же ты дура, Ари-Котари. Что тебе важнее — собственная жизнь или то, что он о тебе подумает? В любом случае, думать о тебе очень скоро он будет очень и очень плохо…

Но не сейчас.

Миар стянул с меня бельё, положил руку на второй сосок и стал поглаживать его одновременно с первым, который ласкал губами. Уверенный. Опытный. Неужели он ничего не понял? А если понял… то до финала дело не дойдёт.

И пусть.

И отлично, если так.

На ладонь брызнула тёплая жидкость, а ректор уткнулся лбом мне в грудь, тяжело дыша.

— Что за несдержанность.

— Слишком долго… сдерживался. То есть, воздерживался.

— Мерзавец развратный. Сколько женщин у вас было, верлад Миар? — прошептала я. — Ненавижу их всех.

Мрак, я не вру ему сейчас.

Ненавижу.

— Вероятно, побольше, чем у вас мужчин, лада Ари, — он почти лёг на меня, продолжая целовать грудь и ласкать между ног, и я не могла протестовать, кожа горела, а тело выгибалось ему навстречу. — Надеюсь на это… Но я их тоже ненавижу.

Да уж, однозначно больше.

— Таких, как вы, не было ни одного.

— Ты нагло врёшь … и льстишь, маленькая, сладкая, испорченная девчонка, — в промежутках между поцелуями и прикосновениями он избавил меня от чулок, однако сам так и не разделся. — Влетела в мою жизнь, как ветер в открытое окно, и всё перевернула вверх дном. И как я теперь остановлюсь? Ты не понимаешь. Я должен остановиться…

— Я не хочу, чтобы вы останавливались, — в этих моих словах тоже было слишком мало лжи, увы. Зато последующие были ложью от начала до конца. — Я принимаю противозачаточное зелье, я же говорила.

— Неважно.

— Я выпила его перед тем, как идти к вам. Оно сработает.

— Маленькая хитрюга. Ты все специально подстроила?

— Предусмотрительная, — боги, что я несу! — Я постоянно себе представляю вас. Нас. В одной постели. На столе. У стены. Везде. Постоянно. Как вы делаете со мной всё это. Снова и снова. С самого первого дня.

То, что мне говорил Эстей, то, чему он меня учил, сливалось с тем, что я чувствовала. Я не врала.

Запрокинула голову, выгибаясь к Миару, его рукам, его губам.

— Ари…

Я чувствовала его. Грудь, твердый живот, член, упирающийся в низ моего живота.

— Ари, нам на самом деле нельзя, ты не знаешь всего…

— Нельзя. Да, нельзя же так… Конечно. Не сегодня, — сказала я, малодушно радуясь отсрочке — и в то же время содрогаясь от разочарования. — Давайте не сегодня, а потом… Как-нибудь потом.

— Давай, давай… — отозвался он, продолжая меня целовать и ласкать.

— Но…

— Замолчи. Всё обойдётся. Всё должно обойтись.

— Вы всё время себе противоречите.

— Да. Потому что я знаю, как должен поступить. Но больше не могу.

Он чуть приподнялся, рука снова легла мне между ног, поглаживая, раздвигая колени, лаская мокрые, вот ужас-то, складочки, размазывая влагу по коже. Безумно хотелось сжать ноги, но я не должна выказывать свою неопытность! — я повторяла, как заклинание, и вместо того, чтобы сжаться, наоборот, еще шире развела колени. Пока он только поглаживал, это было действительно приятно, а я в какой-то момент я чуть было не попросила его немного ускориться. Какой стыд! Какой…

Но стоило ему попытаться протолкнуть палец внутрь, как я от неожиданности охнула, и чуть было сама не прокусила его губу.

Нельзя, чтобы он понял!

Но как же он не поймёт, неужели мужчины не чувствуют такие вещи…

Не знаю, что он там чувствовал, но головка его члена прошлась по моим губам несколько раз и, наконец, ткнулась внутрь, растягивая, распирая изнутри.

Он застонал куда-то мне в ухо, жарко зашептал что-то, я не слышала, что именно, потому что все силы направила на то, чтобы самой удержаться от жалобного стона. Мерзкая, отвратительная природа, почему она всё так устроила, почему, почему! Почему сейчас, в какой ещё суд по Этике мне потом бежать, я не хочу… Больно, а он ещё толкается, и горячо дышит мне в рот, и… опять целует, прикусывая губу. И снова толкается, так жадно, так, словно с каждым движением нарастает его удовольствие, чем быстрее, тем ему лучше. А мне… Не знаю, не понимаю.

Он увидит кровь и убьёт меня.

Ну и пусть. Лучше так, чем сдохнуть в тюрьме. Убьёт и убьёт.

— Ты плачешь? Опять? Ари…

— Неважно, — я нашла в себе силы не разрыдаться. — Мне … Мне жаль, что это ненадолго. На одну ночь. Я хочу, чтобы она была очень долгой, чтобы утро никогда не наступило, но ведь оно наступит, и всё закончится.

И это было так.

Неожиданно меня отпустило, и физически — боль больше меня не сковывала, не мешала — и морально. Слёзы продолжали заливать щёки, но, кажется, он так ничего и не понял, не захотел понять. Я обхватила его бёдра своими ногами, расслабляясь, чувствуя, как он двигается во мне, такой горячий и твёрдый, такой живой, и, опустив руку, коснулась своего живота.

Словно почувствовав перемену во мне, Миар тоже переменил позу, совсем чуть-чуть, но то ли он коснулся меня в каком-то новом месте, то ли всё дело было в моей голове, я вдруг почувствовала, что эти мерные толчки мне нравятся. Входя, он что-то задевал внутри, отчего становилось очень приятно, и потом, когда выходил, тоже. Я закусила губу, пытаясь подстроиться к нему, и начала отвечать. Миар наклонился и снова поймал мой рот своим, а ещё стал поглаживать моё самое чувствительное местечко между ног, ритмично, в такт своим толчкам.

Это… это какой-то запрещённый приём, в самом деле!

— М-м-м… — протянула я, сдавливая его внутри себя, он попытался отодвинуться, а я сжала сильнее, чувствуя, как бешено колотится сердце, и поднявшаяся внутри волна швыряет меня на берег… Миар вышел из меня резко, теперь уже струйка спермы попала на живот. Я уткнулась лбом ему в плечо.

— Не включайте свет.

— Дайхр, ты такая… тесная, — я задыхалась от вихря ощущений, от его близости, от жаркого шепота. — Ты такая… Такая… Тебе хорошо?