Миссия: соблазнить ректора

А ещё мне вдруг пришла в голову совершенно безумная идея, что мы действительно можем остаться с Миаром вместе. Мысль безумная, нелепая, невозможная — но такая восхитительно-сладкая. Я тоже ему нравлюсь, во всяком случае, я для него желанна — совсем недавно я в этом убедилась. Убеждалась долго-долго-долго… И не против убеждаться ещё лет сорок, регулярно, ежедневно.

— Верни темноту, пожалуйста, — попросила я. — У меня глаза болят.

Миар не ответил. И свет никуда не делся. Молча он взял меня за руку и принялся разглядывать. Лицо у него было хмурое, напряжённое.

Что он там опять себе навоображал? Скрывать мне больше нечего… если не считать гибели Мертона по моей вине. Но об этом ректор вряд ли мог узнать, изучая мою руку.

Тревога, неявная, колючая, вернулась снова.

— Что? — нервно спросила я. — Что такое?

Переползла к нему на колени и обхватила за шею, чтобы лучше видеть его лицо. Свет наконец-то погас, точнее, стал совсем слабым и тусклым, а Миар мне так и не отвечал, продолжая сидеть каменным изваянием.

Может, у мужчин такое бывает после близости? Может, это нормальное явление?

— Миар, — шепнула я, шалея от собственной смелости. — Скажи мне хоть что-нибудь, а?

Он вдруг обнял меня, мягко вжался носом в шею. Меня тут же отпустило — ну, вот, всё в порядке, главное, что он на меня не злится. А со всем остальным мы уж как-нибудь справимся.

— Знаешь, — тихонько продолжила я, целуя его в висок. — Ты уже понял, что я… да, всё, что ты мне говорил, когда ругался — почти всё это было правдой. Но вышло так, что если я и притворялась, то только в самом начале. А потом… не знаю, как так вышло, но я действительно стала чувствовать всё то, что должна была изображать. Наверное, я тебя люблю.

Миар молчал, только сжал руки крепче, и мне вдруг стало совсем страшно.

— Что случилось? — громче сказала я и опять почесала проклятущее предплечье. Что-то блеснуло — и я невольно всмотрелась. Поднесла руку поближе к глазам. А потом перевела взгляд на человека, которому только что призналась в любви в первый раз в жизни. — Что это? Это что, шутка такая? Ты это сделал? Зачем?!

— Одевайся, — резко бросил он мне.

— Миар, что это?!

— Одевайся!

— Куда? Ты меня выгоняешь? Мне не дадут уехать из Академии! — выдохнула я, уже совсем ничего не понимая. — Человек, который всё это затеял… он где-то здесь.

— Ну и отлично. Очень хочу увидеть этого… человека! — кажется, его трясло, вот только я не могла понять причину. И меня затрясло тоже. Больше не задавая вопросов, я оделась — и Миар оделся тоже. Впрочем, ему было проще — он по-прежнему оставался в рубашке.

Он вообще её снимает когда-нибудь?!

— Идём! — Миар подтолкнул меня к двери. Открыл её, сделал шаг вперёд — а потом назад.

— Привет, — раздалось из полумрака коридора, дружелюбно, негромко, уверенно.

…Я узнала этот голос. Не могла не узнать.

Глава 45

— Очень глупо.

Это было первое, что сказал Миар, пропуская ночного визитёра в комнату. Свет — уже не надрывно-белый, а привычный мягко-розовый, создавал ощущение мирной беседы трёх старых друзей, а вовсе не пришествия того самого грозного и ужасного Эстея, властителя человеческих судеб, которого я так боялась. Однако непринуждённо усевшийся на кровать человек вовсе не казался ни грозным, ни ужасным, ни всемогущим. Возможно, потому, что нас с Миаром было двое, а он — один. Возможно, потому, что никаких масок сейчас на нём не было — и я узнала не только голос, но и лицо, светлые встрёпанные волосы до плеч, аристократически изящные черты лица и пальцы. Теперь, когда на этом самом лице не осталось и следа робкого мальчика, позволяющего симпатичной взбалмашной студентке вить из себя верёвки, Тарин казался намного старше, и саркастичный прищур только усиливал это головокружительное ощущение подступающего безумия.

Впрочем, у Миара на этот счёт было собственное мнение.

— Во что ты превратился? Морда у тебя, как у танцовщика из низкосортного столичного кабарэ.

— Главное, что ты не узнал. Или… всё же узнал?

— Логически вычислил. Больше-то некому. А как ты заблокировал запах?

— Не ты один у нас умеешь алхимагичить. Ну, до вершин твоих умений мне далеко, но что-то и я могу. А ты вот совершенно пренебрегаешь конспирацией.

— Какой в ней смысл?

— И то верно… Поговорим?

— Уже говорим. Какие персоны работали у меня привратниками — с ума сойти можно, — ректор потянул ошеломлённую, застывшую меня за руку, усаживая на стул. Сел рядом сам. — Где ты нашёл эту девочку, Эстас?

— Не поверишь — наткнулся совершенно случайно. Иногда и в куче камней попадаются настоящие алмазы. Красавица, умница, отменная притворщица — я не был уверен до конца, но всё-таки решил подождать и позволить ей раскрыться, проявиться во всей красе. Никогда ещё роль случайного зрителя не была такой увлекательной. И, судя по всему, всё… удалось?

Эстей — мне было проще называть его так, чтобы не сойти с ума, смотрел на Миара спокойно, даже приветливо, хоть и не без язвительности. Но самое поразительное было, что и Миар общался с ним… нормально. Как со старым приятелем. Хотя лично я бы после такого…

После какого — «такого»? По большому счёту, я понятия не имела, какие между ними счёты. И, в сущности, заботиться о моём душевном спокойствии и моей жизни Миару не было нужды. Они с Эстеем решат свои вопросы с Ключом, ещё какие-нибудь вопросы — тоже решат, а «отменная притворщица» Ари… А Ари ответит за совершенное по закону.

Я обхватила себя руками и вновь удостоилась пронзительного взгляда Эстея. В голубых глазах промелькнули алые искорки.

— Дагара, — хмыкнул он удовлетворённо, словно только что и в самом деле откопал в куче отбросов бриллиант размером со слоновью голову. — Знаешь, отец всегда меня недооценивал, не говоря о матушке, а я ведь куда лучший стратег и организатор, чем ты. Нашёл такую девушку, всё так великолепно продумал, свёл вас вместе — и вуаля. Дагара, Мэйри! Редкая девушка, восприимчивая. Себе бы оставил, да я никогда не был жадным. Оцени мою щедрость — девушка досталась тебе непопользованной, вообще совершенно целой. А ведь мне так хотелось…

— Сними с неё свою изуверскую ворожбу, — Миар — или как там его звали на самом деле — холодно кивнул на меня. — Ничего тебе не хотелось, Эс, ты вообще ни на какие эмоции не способен, это во-первых, а во-вторых, ты всегда был предельно расчётливым. Дагара бы не проявилась, если бы она…

— Сниму, когда сочту нужным. Или оставлю — на память о себе. А насчёт дагары… Сам знаешь, что был и такой шанс. Какое между вами было притяжение — любо-дорого посмотреть! Искры так и летали, удивительно, как вы ещё не спалили Академию. Надо было мне идти не в политику, а открывать… как это у них тут называется? Брачную таверну? Дагара, братец! У матушки, между прочим, её не было, что и не удивительно. Метка нерушимого союза завязана не только и не столько на девственности и юности избранницы, но и на чувствах. Я бы сказал, в первую очередь на чувствах.