Миссия в Париже

Немногим отличалась и соседняя деревня Сели-ан-Бьер. Только здешний замок Куранс был красивее и древнее, платановый парк больше, каналы шире и глубже.

Взявшись за руки, они гуляли по парку, любовались его каналами, скульптурами дельфинов и каменных купальщиц.

Таня упросила Павла зайти в замковую церковь Сент-Этьен, постояли здесь в каменной прохладе.

Откуда-то с высоты на них тихо струилась умиротворяющая органная музыка.

Таня отпустила руку Павла, за которую все время держалась. Краем глаза он заметил, что ее губы беззвучно шевелятся. Затем она, едва заметно, мелко перекрестилась.

Когда они снова вышли на солнце, она сказала:

– Я помолилась, чтобы мы больше никогда не расставались.

– Ты ведь знаешь, что это невозможно. И никакой бог не в силах это изменить.

– Бог, он все может, – возразила Таня. – Но я так его попросила: «Господи, если по каким-то твоим причинам сейчас это невозможно, сделай так, чтобы мы вскоре еще встретились и уже больше никогда не расставались».

– Глупенькая ты моя, – ласково сказал он.

– Я знаю, вы, большевики, все атеисты. Ни во что не верите, – она подняла на него свои большие карие глаза. – А ты – верь! Я знаю, вам запрещают верить. Ленин запретил, или кто там еще. А ты через «нельзя» верь! Никому это не показывай, просто душой, сердцем – верь! – умоляюще шептала она. – Я тоже буду молиться за тебя, за нас. И все сбудется. Обязательно сбудется. Только верь.

Глава одиннадцатая

В Флёри-ан-Бьер они вернулись в сумерках, и еще издали увидели стоящий у ворот знакомый «фиат».

– Кажется, наше время уже истекло, – грустно сказал Павел.

– Нет-нет! Илья Кузьмич обещал мне четыре дня, – со слезой в голосе капризно пролепетала Таня.

– К сожалению, они уже уплыли.

– Я считала. У нас еще восемнадцать часов, – настаивала Таня.

– Они тоже прошли. Ты ошиблась, девочка. Ровно на один день.

– Нет. Вот посмотришь: Илья Кузьмич приехал, чтобы просто проведать нас.

Во дворе их ждали все трое: Елизавета Кузьминична, Жан-Марк и сам Болотов. По тому, как молчаливо и печально они их встретили, и Павел и Наташа поняли: им предстояло вернуться в Париж.

– Я должен был приехать за вами еще вчера, – сказал он, словно бы оправдываясь. – Но я взял грех на душу, соврал, что автомобиль не в порядке.

– Что-то случилось? – спросил Павел.

– Как сказать. Есть кое-какие новости, – уклончиво ответил Болотов. – Словом, ты нужен в Париже.

Таня безмолвно слушала их разговор, и по ее щекам катились слезы.

Елизавета Кузьминична обняла ее за талию, тихо сказала:

– Пойдем, девонька, собираться. Такая у нас бабья доля: провожать да встречать.

В Париж они добежали часа за полтора. Болотов все время молчал либо говорил на какие-то посторонние темы: про дорогу, про погоду. Павел понял: новость, которую он привез с собой, не для посторонних ушей.

Таня всю дорогу держала Павла за руку, время от времени к нему прижималась и с тихой надеждой шептала:

– Ты любишь меня? Мы еще увидимся здесь, в Париже? Правда?

Вместо ответа Павел молча гладил ее руку. Что он мог ей пообещать? Быть может, уже завтра его не будет здесь. Да и не с руки ему эти пешие прогулки по Парижу. Вон сколько знакомых встретил он здесь! Фролова, Миронова, Таню! Ладно, эти – свои, их не нужно опасаться. Но ведь здесь, по этим улицам, вернувшись из командировки в Россию, не сегодня-завтра вновь будет ходить полковник Щукин. Не исключена также его встреча с Микки Уваровым, который часто навещает Париж по служебным делам. И все эти случайные встречи могут для Павла закончиться печально.

– Не знаю, – искренне ответил ей Павел. – Я очень тебя люблю, и ни на день не хотел бы с тобой расставаться. Или, на крайний случай, хотя бы изредка с тобой видеться. Но, к сожалению, не все в моей власти.

– Дай мне хоть знать, если тебе придется уехать, – попросила она.

Все время молчавший, но слышавший весь их разговор Болотов, сказал:

– Если Павел Андреевич внезапно покинет Париж, я вас об этом извещу. Но будем надеяться, что вы еще встретитесь.

– Я вам очень благодарна, – ответила Таня и, немного помолчав, добавила: – За все. За ваше участие.

– Да чего уж там! – смутился Болотов. – Разве не понимаю. Сам еще совсем недавно был молодым.

На рю Колизе Болотов остановил «фиат».

– Не хочу возле самого дома, – пояснил он. – На всякий случай.

Таня тепло попрощалась в Болотовым.

Павел взял из автомобиля ее сумку, пошел ее проводить. Идя рядом, она снова и снова, как заклинание, повторяла:

– Пожалуйста, не забывай меня! Я очень тебя люблю! Не забывай!.. Господи, неужели ты не услышишь мои молитвы?

Потом она остановилась.

– Дальше не надо. Вон там я живу, – она показала ничем не примечательный дом с высокими венецианскими окнами на первом этаже. – У нас небольшая квартирка.

Они еще раз обнялись. Она целовала его и, навзрыд плача, приговаривала:

– Я буду ждать! Я буду очень тебя ждать!

Перейдя через пустынную в эту ночную пору улицу, она остановилась в световом овале под фонарем, обернулась, что-то сказала Павлу.

Он не расслышал.

Тогда она показала рукой: «уходи».

Он вернулся к автомобилю, а она все стояла и глядела ему вслед. И когда автомобиль проезжал мимо ее дома, она все еще продолжала стоять, прислонившись к стене своего дома. Когда они поравнялись, она взмахнула им рукой.

– Ну и куда теперь? – спросил Кольцов, когда ее дом уже исчез за поворотом.

– Туда же, на Маркс-Дормуа.

– Почему вы не говорите о том, ради чего за мной приехали. Что случилось?

– Нашелся Миронов.

– И вы до сих пор молчали! – упрекнул Болотова Павел. – Что он говорит? Какие у него новости?

– Никаких.

– Как это: никаких?

– Так. Ни-ка-ких. Нашел его я. Уже ни во что не веря, я в очередной раз зашел в ваше кафе и увидел человека, по приметам похожего на него. Подходить не стал. Осторожно понаблюдал за кафе. Он сидел там еще больше часа. Ни с кем не общался, явно кого-то ждал. Потом пошел через пустырь в сторону Монтрее. Я огляделся, вроде нигде никого. Один идет. Окликнул его на русском языке. Он остановился. Я спросил, не он ли Миронов? Он так подозрительно на меня посмотрел, и сказал: «Ну, допустим. Что вам надо?» Я ему отвечаю: «Ничего. Вас уже больше недели разыскивает один ваш знакомый», – обстоятельно отчитывался Болотов. – Вашу фамилию я не назвал. Мало ли что.

Нетерпение Кольцова зашкалило за все мыслимые отметки:

– К чему все эти подробности! – почти закричал он. – Саквояж! Он нашел саквояж?

– Откуда я знаю?

– Но вы же с ним разговаривали!

– Я не смог ничего из него выдавить. Он был молчалив, как египетская мумия.

– И вы его отпустили?

– А что я мог сделать?

– Ну хоть что-то же он сказал?

– Сказал. Ну да. Сказал: «Кто меня ищет, тот знает, где меня найти». И все. И ушел. Надеюсь, завтра он снова появится в том вашем кафе.