Мистер Январь

Инструмент, который он держит, с громким грохотом падает на землю, когда мой голос достигает его ушей. Он делает паузу на мгновение, прежде чем повернуться, как будто не совсем уверен, слышит ли он меня вообще. Он медленно поворачивается, пока не оказывается лицом ко мне. Его глаза скользят по моему лицу, и выражение его лица смягчается. Это то, что мне всегда в нем нравилось — мне не часто удается это видеть, но у него есть слабость, которая полностью принадлежит мне: иногда он смотрит на меня так, будто это я повесила луну и звезды.

— Дилан, — выдыхает он. — Ты вернулась.

Я пожимаю плечами:

— Думаю, я просто мазохистка.

Он вытирает грязные руки о комбинезон, и, хотя он все еще выглядит достаточно горячо, я благодарна, что, по крайней мере, на этот раз на нем больше одежды.

— Ты работаешь в воскресенье.

— Мне больше нечего делать. — Он пожимает плечами.

Я прикусываю нижнюю губу — нахождение с ним в одной комнате, заставляет меня нервничать. Не могу доверять себе, когда он рядом — не тогда, когда он так хорошо выглядит и так сильно меня хочет.

Его взгляд задерживается на моих губах, и на его лице расплывается ухмылка. Он хорошо знает мои реплики — он точно знает, какой эффект он на меня оказывает.

Вот так он снова стал дерзким Энди.

Он — двусторонняя монета. Одна сторона милая, чувствительная и мягкая, другая — высокомерная, эгоистичная и сексуальная. Я до сих пор не могу понять, какую бы я выбрала, если бы мне пришлось выбирать только одну из них.

— Я знаю, что должен извиниться за то, что поцеловал тебя и все такое подобное, но я не могу извиняться за что-то настолько хорошее — и я знаю, как ты относишься к честности… но мне жаль, если я тебя расстроил.

— О да, ты настоящая открытая книга, — отвечаю я, закатывая глаза. Я полностью игнорирую его полуизвинения.

Он делает шаг ко мне:

— Я никогда не лгал тебе, Дилан.

В этот момент все в нем кричит об искренности, но я знаю, что не могу ему поверить. Я больше не какая-то молодая, наивная маленькая девочка — мне приходится думать мозгом, а не сердцем, когда дело касается Эндрю Вудмана.

Я вытягиваю подбородок и игнорирую его комментарий:

— Я здесь по поводу твоей сделки.

— Хорошо… ты хочешь жить у меня или у себя? — Он ухмыляется. — На самом деле, это не имеет большого значения, что моё, то твоё, правда, принцесса?

Я сжимаю зубы и пытаюсь глубоко дышать через нос. Он действительно иногда бывает таким высокомерным. Ведет себя так, будто все утро ждал, пока я приду сюда и приму его сделку, но я-то знаю лучше. Он был искренне удивлен, увидев меня здесь.

Мне бы хотелось сказать ему, чтобы он пошел к черту, но я знаю, что не могу. Он самый упрямый человек, которого я когда-либо встречала. Еще более упрямый, чем я, а это серьезно. Он не сдастся — не без боя — поэтому, если я хочу расторгнуть этот брак, мне придется сыграть с ним в его же игру, какой бы рискованной она ни была.

Мне придется дать ему эти семь дней.

— У меня есть три условия, — начинаю я.

Он машет рукой перед собой, показывая, что мне следует продолжать.

— Во-первых, я не буду заниматься с тобой сексом.

Он усмехается:

— Но что, если тебе захочется?

— Этого не произойдет.

— Ну, а вдруг? Гипотетически? — бросает он вызов, скрещивая руки на груди.

— Хорошо. — Я с трудом выговариваю слова от закипающего гнева. — Гипотетически, если я вдруг захочу переспать с тобой — а я не захочу — тогда тебе дан зеленый свет, но сделай мне одолжение и подожди, чтобы услышать конкретные слова, окей?

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, без сомнения, какой-нибудь умный комментарий, но я прервал его взглядом.

— Во-вторых, ты получаешь семь дней — ни минутой больше, и когда эти семь дней пройдут, а я все еще не влюблюсь в тебя, ты подписываешь бумаги — без вопросов, новых сделок и прочего, ясно?

Он кивает, но я вижу в его глазах боль, которую он пытается скрыть.

— Ясно-понятно.

Наблюдаю за ним и слежу за собой, потому что мне приходится изо всех сил не сокращать пропасть между нами и не прижиматься к нему.

Я хочу его так сильно, что мне почти больно, но это не поможет никому из нас. Страсть и похоть больше не помогут. Весь фундамент наших отношений был смыт приливом и никогда не вернется. Секс это не исправит, каким бы заманчивым он ни был.

— Номер три, — заканчиваю список я. — Никакой больше лжи.

— Я не…

— Просто. Не надо… — Я прерываю его мольбу.

Он разочарованно качает головой, но протягивает ко мне ладонь для рукопожатия:

— Договорились.

Я стряхиваю с себя ощущение, что буквально заключаю сделку с дьяволом, и беру его руку в свою.

Глава 7

Энди

— Где спальня?

Она поднимает на меня бровь:

— И зачем тебе это знать?

Я с грохотом роняю сумку на землю:

— Обычно люди спят в кроватях, принцесса.

Она запрокидывает голову и смеется:

— О, золотко, ты невероятен, — бормочет она про себя.

Я наблюдаю за ней с удовольствием — она такая чертовски красивая, когда улыбается.

— Зона бывших заключенных прямо здесь. — Она указывает на диван в гостиной.

На моем лице появляется хитрая ухмылка. Я ни за что не буду спать на диване — отсюда мне не вернуть свою жену.

— Прости, что лопнул твой грандиозный замысел, рыжик, но спать на диване не входило в число твоих условий.

Она ненавидит прозвище «рыжик», и мое использование его не является оговоркой. Мне она нравится, когда злится — так было всегда. Разозлиться или возмутиться — это, кажется, единственный способ заставить ее разрушить стену, которую она воздвигла между нами в эти дни.

— Назовешь меня так еще раз, и ты будешь спать в сточной канаве перед домом, — предупреждает она.

Я поднимаю руки, сдаваясь, но не могу стереть с лица дурацкую ухмылку — эта женщина действительно пробуждает во мне самое худшее.

— Хорошо, но я не буду спать на этом чертовом диване.

— Ну, можешь тешить свое самолюбие, но и в моей кровати ты не спишь.

Она поворачивается, выходит из комнаты и исчезает из поля зрения.

— О, но, принцесса?.. — Я зову ее вслед. — Это наша кровать. Ты забыла?