Митральезы Белого генерала

— Тебе чего? — поинтересовался тот и расплывшись в улыбке, отчего и без того узкие глаза превратились в щелочки.

— Мне бы товарища повидать, — робко спросил Федя. — Живет он здесь…

— Какого товарища?

— Графа…

— Что-то ты напутал, парень. Я в этом доме всех знаю, не живет тут графов. Подполковник есть. Колежский советник тоже есть. Купцы первой и второй гильдий. Опять же. Был, правда, барон, но помер года три назад, а вот графов с князьями нету.

— Ой, — чертыхнулся про себя Шматов. — Граф, это прозвище, а фамилие его, Будищев.

— Дмитрий Николаевич? — изумился татарин.

— Ага. Митька… в смысле, Дмитрий.

— Эх ты, валенки! — покачал головой дворник и, отставив в сторону лопату, велел: — Ступай за мной, провожу.

Поднявшись на второй этаж, провожатый скинул варежку и ткнул заросший рыжими волосами палец в какую-то диковинную кнопку на стене. Раздалась резкая трель, отчего Федька вздрогнул и едва удержался от желания перекреститься. Обитая коричневой кожей дверь бесшумно отворилась и на пороге появилась какая-то очень красивая барышня.

— Что случилось, Ахмет?

— Да вот, Степанида Филипповна, человек господина Будищева спрашивает.

— Доброго здоровичка, — поклонился Федор, стянув с головы треух.

— Здравствуйте. Только Дмитрия Николаевича теперь нет.

— Вот незадача, — огорчился Шматов. — А скоро ли будет?

— Не знаю. А вы по какому делу?

— Да повидаться хотел…

— Вы знакомы?

— Стеша, кто там? — спросила барышню подошедшая из глубины квартиры дама, и, выглянув наружу, удивленно воскликнула: — Федя?

— Госпожа Берг, — расплылся в счастливой улыбке парень. — Так точно, я это.

— Вы его знаете? — уточнил всё ещё сомневающийся дворник.

— Ну, конечно! Это же Федя Шматов. Они вместе с Дмитрием Николаевичем служили в Болховском полку. Феденька, заходи! Только валенки свои отряхни веником, пожалуйста.

Заявившийся примерно через час Будищев, казалось, совсем не удивился появлению армейского приятеля.

— Здорово, дружище! — весело воскликнул он, крепко обнимая Федьку. — Ну что, не замордовали тебя на службе?

— Не-а, — улыбнулся во весь рот Шматов. — В Болгарии хорошо было, а как нас в Рассею вернули, так и срок мой вышел. Демобилизовали.

— Добро, коли так, — усмехнулся Дмитрий и обернувшись к своим женщинам спросил: — Красавицы, вы нас кормить сегодня будете? А то я устал как чёрт, да и замерз к тому же.

Напоминание, впрочем, оказалось излишним, поскольку Геся и Стеша уже суетились, накрывая круглый стол посреди гостиной. Завидев супницу, из которой доносился аромат щей, фаянсовые миски и мельхиоровые столовые приборы, Федька оробел и не знал, куда себя девать. Но гостеприимный хозяин, не обращая внимания на его стеснение, усадил однополчанина рядом с собой и тут же наполнил хрустальные рюмки водкой из запотевшего графинчика.

— Давайте, за встречу!

Все кроме Степаниды и Семёна, которым выпивка не полагалась по малолетству, дружно выпили.

— Хороша! — крякнул Будищев, и, заметив выразительный взгляд Геси, с хитрой улыбкой добавил, — особенно с мороза.

— Это верно, — поддакнул порозовевший Шматов.

— Кушайте, пожалуйста, — налила ему полную тарелку Стеша и, вернув половник в супницу, присела рядом с усилено работающим ложкой мальчишкой.

— Благодарствуйте, хозяюшка, — отозвался парень и принялся за еду.

Поскольку в доме Будищева все работали, приготовление пищи лежало на прислуге — улыбчивой вдове лет сорока пяти по имени Авдотья. Официально она числилась кухаркой, но вдобавок к заботам на кухне, закупала продукты, убиралась в доме и вообще вела хозяйство. Иногда ей помогала Степанида, да и Гедвига Генриховна, бывало, баловала своих домашних тельной закуской из сельди или запеканкой [18] , но в основном та прекрасно справлялась сама, тем более что её хозяева были людьми непривередливыми.

18

Русские названия форшмака и кугеля — традиционных блюд еврейской кухни.

— Знаменитые щи! Наваристые, — похвалил Федька с блаженной улыбкой.

— Это ты ещё солянки в исполнении нашей поварихи не пробовал, — заметил Дмитрий и пододвинул к приятелю рюмку, — давай, вздрогнем, и расскажешь, как там наши?

— Слава Богу, все живы, — начал обстоятельный рассказ Шматов. — Северьян Галеев на сверхсрочную остался, сказывали, уже в фельдфебели метит. Как чувствовал, что мы встретимся, велел кланяться. Степка Егоров, что артельщиком был, как и я демобилизовался. Говорил, трактир откроет.

— Этот сможет. А офицеры?

— По-разному. Их благородие господина Гаупта перевели в штаб, Михау тоже куда-то черт унёс. А вот Всеволод Михайлович служат ещё.

— Это ты про Гаршина, что ли? [19]

— Ага. Хороший офицер, с понятием. А вот господин Малышев в отставку подали.

— Понятно. А теперь расскажи, где ты шарахался до сих пор?

— Так домой в деревню отправился.

— И что там?

— Худо, — не стал скрывать Фёдор. — Мамка ещё прошлой зимой померла. Один я остался. Избенка без пригляду совсем худая стала, скотину мир разобрал, так что хозяйства почитай, что и нету. Я сперва на заработки подался в Рыбинск. А уж там барчука нашего встретил.

19

В этом варианте истории Гаршин не получил ранения и продолжает служить.

— Лиховцева?

— Его.

— Ну и как он?

— Бедует.

— Прямо-таки бедует?

— Известное дело. Хоть и благородный, а без ноги трудно!

— Тоже верно.

— Так вот он мне твой, то есть ваш, адрес и дал!

— Я так и понял, — покивал Будищев, потом с сомнением оглядев наряд однополчанина, обратился к Гесе.

— Гедвига Генриховна, счастье моё, ты видишь, как одет наш друг?

— Как крестьянин, — отозвалась та, сделав вид, что не поняла намека.

— А разве это хорошо?

— Смотря для чего.

— Для жизни в большом городе!

— Дмитрий, что ты от меня хочешь?

— Блин, я тебе конкретно намекаю, что надо бы его приодеть!

— Ты думаешь, ему подойдет отделанная кружевами кофточка из розового муслина?

— Из какого нафиг муслина, и почему кофточка?

— Господи, Будищев, а ничего, что у меня мастерская по пошиву дамского платья?

Услышав это, Стеша с Семёном, чуть не поперхнулись от смеха, а раскрасневшийся от выпитого Фёдор только растеряно хлопал глазами, не понимая толком, о чём идет речь.