Митральезы Белого генерала

— Ты это видел?!

— Что тебя так возбудило, мой друг? — высоко поднял брови Барановский.

— Возбудило?! Да я, блин, чуть не кончил, как меня это…

— Да скажи, наконец, толком, что с тобой приключилось?

— Со мной — ничего! — ответил молодой человек и бросил компаньону газету. — На, читай!

Пожав плечами, Владимир Степанович углубился в чтение, которое заняло некоторое время, а немного успокоившийся Будищев плюхнулся в кресло, после чего протянул руку студенту.

— Дмитрий, — буркнул он.

— С-Саша, — немного заикаясь от волнения, робко ответил тот.

— Понятно, — отложил в сторону печатное издание инженер. — Я думал, ты знаешь.

— Что?!

— Тихо! — в голосе Барановского прорезались стальные нотки. — Николая Ивановича наша, с позволения сказать, пресса, склоняет на все лады очень давно. Даже Некрасов не удержался и проехался по нему. Помнишь, «ты поклялся как заразы, новых опытов бежать, но казенные заказы увлекли тебя опять»? [24]

24

Поэма «Современники». 

— Я его ещё со школы терпеть не могу, — недовольно буркнул изобретатель, вызвав недоуменные взгляды собеседников. — А в чем конфликт интересов?

— Какое интересное словосочетание, — оценил инженер. — И весьма верное. А конфликт вот в чем:

Создав практически с нуля современный машиностроительный завод, Путилов столкнулся с проблемой завоза сырья и вывоза продукции. Дело в том, что Финский залив чрезвычайно мелок и все грузы, следующие в Петербург и обратно, приходилось сначала доставлять в Кронштадт, а уже там перегружать. Всё это, разумеется, занимало немалое время, да к тому же и стоило недешево.

Деятельная натура Николая Ивановича не могла с этим смириться, и он быстро нашел выход. Нужно прокопать канал… прямо в море! И тогда корабли с большой осадкой смогут проходить в Петербургский порт и разгружаться там, что самым благоприятным образом должно было сказаться на стоимости транспортных расходов. Казалось бы, всем от воплощения этого в высшей степени амбициозного проекта будет сплошная выгода, но не тут то было! Существовало огромное количество посредников, крупных и мелких оптовиков, привыкших работать и зарабатывать в сложившихся условиях. И вот для них этот план был смерти подобен.

И началась травля. Подкупались газетчики, давались взятки чиновникам, ставились всевозможные препоны. В конце концов, противникам канала удалось добиться отказа государства от финансирования стройки. Но Путилов был не тем человеком, чтобы сдаться и взял кредит. Однако, как это часто бывает, предварительные сметы оказались заниженными, а проект требовал все новых и новых вливаний. И перед одним из ведущих промышленников России медленно, но верно вставала перспектива банкротства.

— Однако не стоит беспокоиться раньше времени, — поспешил успокоить компаньона Барановский. — У нашего друга большие связи и ему наверняка удастся решить эти проблемы.

— Ты думаешь?

— Конечно. Давай лучше поговорим о твоем изобретении.

— А что о нем говорить, — отмахнулся Дмитрий. — Все заняты скандалом с Путиловым и на демонстрацию новых приборов никто не обратил внимания.

— А вот тут ты не прав. Посмотри на заметку на последней полосе.

— Что там?

— Александр Степанович, — обратился инженер к студенту, — сделайте одолжение, прочтите.

— Извольте, — отозвался тот, и, схватив газету, прочел срывающимся от волнения голосом: — Вчера в помещении Минной офицерской школы в Кронштадте, известный изобретатель Барановский продемонстрировал новинку — беспроволочный телеграф собственной конструкции. Хотя многие авторитетные ученые полагают изобретение не более чем техническим курьезом, последняя представляет немалый научный интерес…

— О, блин, а я и не заметил! — удивился Дмитрий. — Отзыв, правда, так себе, но все же.

— Да и бог с ним, — отмахнулся Владимир Степанович. — Тем более что в «Кронштадтском вестнике» и заметка побольше и полоса первая, и ты, мой друг, назван изобретателем. Так что упоминание в прессе есть, осталось сделать доклад на физико-математическом факультете Петербургского университета. Собственно, этот молодой человек и прибыл сюда, чтобы привезти приглашение для нас с тобой. Вы, кажется, уже познакомились?

— Александр Степанович Попов, — представился студент, вогнав Будищева в ступор.

Дело в том, что он совершенно не помнил как звали настоящего изобретателя радио. Ни Гильермо, ни Никола, ни Генрих Рудольф [25] , ни другие имена ничего ему не говорили. В памяти осталось только «профессор Попов». А сколько их, Поповых, в России?

— Я считаю, что вы должны подать на газету в суд, — убежденно продолжал новый знакомый. — Написать о таком важном изобретении и не упомянуть его настоящего создателя… это свинство!

25

Гильермо Маркони, Никола Тесла, Генрих Рудольф Герц, — ученые, изобретатели. В той или иной степени, радио — их детище.

— Базара нет, — машинально согласился Будищев.

— Не стоит так кипятиться, — примирительным тоном заявил Барановский. — Надо обратиться в редакцию, и они опубликуют заметку с опровержением. Таким образом, будет второе упоминание в прессе, которое опять-таки не будет ничего стоить.

Пока Владимир Степанович утихомиривал разбушевавшегося Дмитрия, отставшие от старшего товарища Фёдор с Сёмкой помогали подняться и привести себя в порядок Глафире.

— Охти мне, — причитала она, — как есть убил, разбойник!

— Ну что вы, барышня, — конфузливо приговаривал Шматов, пытаясь помочь пышнотелой горничной и при этом не схватить её ненароком за какое-нибудь особенно выпуклое место. — Всё хорошо, ничего страшного не приключилось…

— Легко вам говорить, — куксилась та. — А я слабая женщина, меня всякий обидеть может…

— Да ладно тебе, Глаша, — прервал поток жалоб Семён. — Тебя конка не всякая переехать сумеет, где уж тут…

— Ах ты негодный мальчишка! — с полуоборота завелась Глафира. — Да я тебе…

— Что здесь происходит? — спросила привлеченная шумом хозяйка дома, с недоумением разглядывающая развернувшуюся перед ней драму.

— Доброго вам утречка, Паулина Андреевна, — радостно, будто родную матушку, поприветствовал её мальчик. — А мы вот с Дмитрием Николаевичем к вам зашли, а Глаша, значит, от радости чуть не упала!

— Это правда? — удивилась мадам Барановская и перевела взгляд на ошарашенную таким наглым заявлением горничную.

— Конечно, правда! — продолжал нимало не смутившись юный гальванер.