Миттельшпиль

— Ничего, Владимир Николаевич, мы еще припомним им все, — ответил Гаврилов. — Все, уцелевшие на войне, ответят перед судом за их злодеяния, когда мы войдем в Вену.

Германская империя Берлин, Городской дворец. Август 1909 г.

— … После сражений у Дубно и Красника русские остановились и в настоящее время, по донесениям нашего военного агента, заканчивают развертывание уже отмобилизованных корпусов. По нашим сведениям, в наступление они планируют перейти, когда будут полностью сосредоточены корпуса, которые они перебрасывают из остальных округов. На что им потребует не менее месяца. Австрийцы в свою очередь, заканчивают сосредоточение своих армий и, самое вероятное, перейдут в наступление, пытаясь разбить пограничные русские армии до прибытия подкреплений. Они сосредоточили практически всю армию на русской границы, оставив незначительные силы на нашей и итальянской границе, и не более одного-двух корпусов на сербской границе.

— У них есть шансы? — Вильгельм II сегодня вел себя необычно. Сидел тихо, внимательно, без единого замечания, выслушал начальника Генштаба, а сейчас — и начальника оперативного отдела. Такое поведение императора очень нервировало всех присутствующих, но как положено настоящим германским военным они старались делать вид, что ничего необычного не происходит.

— Очень малые, Ваше Величество, — ответил полковник Люндендорф — Русские незначительно уступают им в численности и вероятнее всего успеют подтянуть силы из Варшавского округа.

— Понятно, — немногословно ответил кайзер. — А что у нас на Западе? Полковник?

Николаи резко встал, и ответил, не заглядывая в лежащие пред ним бумаги.

— Бельгийцы, закончив мобилизацию, по-прежнему не меняют дислокацию войск. Две дивизии прикрывают нашу границу, одна стоит на голландской границе, две на французской, одна рассредоточена вдоль побережья и кавалерия стоит в столице. Французы сосредоточили на нашей границе войска прикрытия, всего не менее трех корпусов. Англичане, по полученным сведениям, начали высадку кавалерии, силами не менее двух бригад, в Кале. Население встречает их дружественно.

— фон Чиршки? — спартанская краткость Вильгельма поистине пугала. Вот и министр иностранных дел вскочил с видом школьника, не успевшего выучить урок.

— Ваше Величество, господа, — начал он, как опытный специалист по мере произнесения первых слов, которые, как известно, должны прикрывать истинные мысли настоящего дипломата, приходя в себя, — сразу после получения первых сведениях о действиях англо-французского альянса и по получении разрешения Его Величества, фон Шен передал Пишону[9] наши требования об объявлении нейтралитета, прекращении мобилизации и передаче в виде гарантии выполнения этих требований крепостей Туля и Вердена под управление нашей военной администрации. Ответ еще не получен, хотя срок уже истек.

— Хельмут, когда наши войска будут полностью развернуты?

— Ваше Величество, мы будем полностью готовы через сутки, — ответил кайзеру начальник Генерального штаба фон Мольтке.

— Сутки? Много. Даю двенадцать часов и ни минутой более! — вспылил кайзер. — Отмобилизованные и развернутые войска не смогут начать наступление в течение суток? Или я что-то не знаю? — он грозно смотрел на постепенно бледнеющего Мольтке.

— Я полагаю, Ваше Величество, что сначала необходимо добиться ответа от бельгийцев и уточнить французскую позицию, — ответил начальник Генштаба. — Но если на то будет ваша воля, мы готовы выступить не позднее шести часов с момента отдания приказа.

— Вообще-то мне всегда казалось, что ты возглавляешь мой генеральный штаб, а не министерство иностранных дел, — соизволил пошутить Вильгельм. — Но ты прав, не стоит спешить. Генрих, — обратился он к министру иностранных дел, — немедленно запросите у нашего посла во Франции, что ему ответили по нашим требованиям. Передайте в Брюссель — пусть вручат ноту. И… если французы не ответят — вручайте меморандум об объявлении войны.

— Простите, Ваше Величество, — вступил в разговор канцлер, — не получится ли так, что мы вступим в войну против Франции и Англии, а русские ударят нам в спину?

— Полагаю, что не стоит этого опасаться, господа, — настроение кайзера после этого вопроса явно поднялось. — Русские, как заверил меня лично Николай Второй, считают, что именно мы являемся жертвами агрессии ввиду неспровоцированного нападения английского флота, — тут он опять помрачнел и бросил взгляд на принца Генриха Прусского и сидящего рядом с ним вице-адмирала фон Хольцендорфа.

— Кроме того, они опасаются вступления в войну японцев и турок, Ваше Величество, господа, — попросив у кайзера взглядом разрешения говорить, вступил в разговор Николаи.

— Вот именно, поэтому они отнюдь не горят желанием нарушить Бьоркский договор, — кайзер поощрительно улыбнулся начальнику разведки. И снова посмурнел лицом. — Теперь поговорим о флоте. Докладывайте, Хеннинг.

Исполняющий обязанности начальника штаба Флота открытого моря фон Хольцендорф неторопливо поднялся и начал описывать, что же случилось с основными силами внезапно атакованного англичанами флота. К удивлению присутствующих, все оказалось не столь плохо, как они думали. Из новейших линкоров типа «Нассау» пострадал только «Вестфален», находившийся в это время бухте Яде. Причем повреждения от попадания торпеды оказались небольшими и через пару недель корабль должен быть полностью готов к бою. Вместо линкоров британцы атаковали стоявшие на их месте и недавно переоборудованные в суда-ловушки лайнеры[10]. Ловушки должны были ничем визуально не отличаться от линкоров и вполне сыграли свою роль. Правда при этом один из этих корабликов загорелся просто от попадания британского семи с половиной сантиметрового фугаса. Но, как следует из описания боя в английских газетах, хитрость удалась, и противник ничего не заподозрил. Фактически флот потерял всего лишь четверку миноносцев и бронепалубный крейсер «Газелле». Кроме того, получили попадания торпед и требуют ремонта броненосец «Поммерн» и крейсер «Роон». Выслушали фон Хольцендорфа, кайзер также в своей сегодняшней необычно спокойной манере потребовал ускорить ремонт и особенно — ввод в строй уже стоящих у достроечных стенок «Позена», «Гельголанда» и «Фон дер Тана».

На этом совещание закончилось. О России больше как бы и не вспоминали, заметив явное нежелание императора касаться этой темы.

Российская империя. Санкт-Петербург, Зимний дворец. Август 1909 г.

В личном кабинете императора, кроме его хозяина, присутствовали генерал-адмирал великий князь Александр Михайлович, канцлер и министр иностранных дел Петр Николаевич Дурново и военный министр генерал от инфантерии Александр Федорович Редигер. Собственно, эта четверка и составляла основу высшего, после реформ, органа управления армией и флотом — Совета Государственной обороны[11] и поэтому сейчас они готовились к заседанию, обсуждая сложившуюся ситуацию.

Прозвенел звонок и, после разрешения императора, в кабинет зашел дежурный офицер.

— Ваше Императорское Величество! Курьер из министерства иностранных дел!

— Веди, — согласился Николай.

— Ваше Императорское Величество, — курьер явно был растерян попаданием в столь высокий кабинет, но быстро пришел в себя — срочный пакет для Его высокопревосходительства канцлера из протокольного отдела! Приказано вручить лично в руки и дожидаться ответа

Дурново, поклонившись государю, принял пакет и тут же его распечатал.

— Ваше Императорское Величество, французский и британский послы просят о срочной встрече со мной.

— Будут уговаривать вступить в войну против Германии на их стороне, государь, — заметил Александр Михайлович.

— Не уговорят. — зловеще усмехнулся Николай. — И вообще, зачем нам тянуть? Петр Николаевич, напишите в министерство, пусть эти господа прибывают в Зимний к четырем пополудни, на аудиенцию. Вас, господа, — обратился он к присутствующим, — я отпускаю до этого времени. После чего прошу прибыть во дворец на обед. Заодно и обсудим англо-французские предложения.