Мизеус
Шрифт:
Анна вздохнула.
– Присядь-ка. Разговор есть.
Григорий уселся напротив, глядя на нее усталым и нежным взглядом.
– Мой сын ломает себе жизнь. Ты может ее видел. Брюнетка такая кудрявая. Модель. Из Кишинева. Актрисой стать собирается. У нее ребенок. В общем, все понятно. Он уже перевез ее к себе. Нет, ради бога, но жениться! Ему двадцать пять. Надо его образумить. Но как?
– Ах, вот что, – Григорий разочарованно откинулся на спинку стула.
– Помоги, а? Что ты молчишь?
– Не знал, что ты – одна из таких мамаш.
– Не строй из себя дурака! Ты прекрасно знаешь,
– Перестань. Ну что ты? Такая милая девушка.
Анна поморщилась. Теперь она с неприязнью смотрела на голубоглазую физиономию Мельникова, на это примирительное, все понимающее и все прощающее выражение, этакий благовоспитанный провидец, великодушный святоша.
– Макс – парень не промах. Ты видела ее ноги? Как у… – Григорий осекся под яростным взглядом Анны. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Они взрослые люди. Что я могу?
Анна фыркнула. Чудовищно! Вот оно как… Помыкать слабыми женщинами – это они могут, а как доходит до дела, так «а что я могу?!»
– Фасоль пересолена.
– В самом деле?
– Чудовищно пересолена. Нет, это невозможно есть!
Анна бросила вилку.
– Прости, что лишил тебя удовольствия насладиться эгоизмом материнства.
– Ты потолстел.
Мельников поднялся и, не ответив, удалился на кухню. «Черт меня дернул купить желтое золото, не носит она его, белое надо было..,» – на ходу бормотал он.
Звонок мобильного отвлек Анну от обиды на весь мир.
– Ты где? – спросил Макс.
– Где, где. Собираюсь вот.
– Хорошо, что я тебя застал. Помнишь, нашу «Красную шапочку»?
– Ну?
Еще бы не помнила. Пол ночи с Павлом клеили эту волчью морду для школьного спектакля.
– Он у тебя слишком страшный, – говорила Анна. – Посмотри на зубы. Дети обделаются.
– Это волк, а не Русалочка.
– Это сказочный волк.
– Это мифология. Пасть должна пробуждать инстинкт самосохранения. Иначе в чем смысл сказки?
И эту самую пасть, рука не поднялась выкинуть, глаза навыкате, зубы, как у курящего крокодила, Макс просил занести – они собирались у кого-то на дне рождения пробудить инстинкт самосохранения.
Дома Анна смахнула с волка пыль. В раздумьях поднесла поочередно к носу несколько флаконов духов. Выбрала Шанель и побрызгала чудище.
Перед дверью Макса Анна натянула картонную голову на себя и стояла, не шевелясь, довольная шуткой.
– Проходи, – как ни в чем не бывало сказал Макс, отворив дверь.
Разве удивишь подобной выходкой режиссера?
– Здравствуй, дружочек, – бросила Анна Ольге, быстро прошла на кухню и прямая села за стол. На столе стояла бутылка вина.
По тому, как мать села, Макс догадался, что она не в духе.
– Как дела?
– Ужасно.
– Что случилось?
– В нашем доме теперь продают гробы.
– Ого. Неприятно, но не смертельно, – он зачем-то взял руку Ольги в свою.
– Ты так думаешь? Утром – гробы. Днем – гробы. Вечером, как ты понимаешь, снова гробы. Перед глазами одни гробы. И что это значит? Раньше там были велосипеды. Я смотрела и думала, жизнь прекрасна, жизнь – это бесконечная дорога, радость, движение вперед.
Ольга и Макс переглянулись. Макс едва заметно пожал плечами.
– Хочешь вина? Или, может, трех поросят?
– Ладно. Давайте выкладывайте ваши хорошие новости.
Анна сняла
волчью голову.– Барабанная дробь! Мы на три месяца бум-бум-бум отправляемся… на гастроли!
– Что три месяца? Не поняла…
– Гастроли, мам.
Это и есть хорошие новости?!
Раздуваясь от гордости, Макс размахивал какой-то глянцевой программкой.
– Ты можешь вообразить? Мою пьесу увидит добрая половина Европы!
Анна выдохнула, поднялась, шутливо взъерошила сыну волосы.
Подумать только. Гастроли.
– Ну и ну! Поздравляю! Что ты там, жмешься, Оленька? Это надо отметить. Открывайте ваше вино. Будем праздновать.
Надо же, какие хорошие новости.
Но странное дело – Анна не почувствовала большой радости оттого, что они едут на какие-то там умопомрачительные гастроли. Она неожиданно расстроилась, упала духом, все оказалось не тем, чем казалось. К черту гастроли. При чем тут вообще гастроли. Из волчьей головы она увидела совсем не то, что ожидала. Анна вдруг прозрела. Пока она сидела, напялив на себя дурацкий колпак, в картонные щели била правда, правда священная, древняя, могущественная правда. Девушка милая. А сама она дрянь. Из волчьей головы Анне стал виден этот ясный, животворящий свет любви, а она, дура психованная, и позабыла, как это бывает. Ей захотелось, чтобы хорошие новости оказались вовсе не о гастролях.
– Как жаль, что Машеньки нет, – сказала она Ольге. Нашла в телефоне присланные сыном фотографии… а там… там тебе все: и щечки, и носики, и кудряшки, кто бы мог подумать, почти копия Макс в детстве.
– Маша на море, с бабушкой, – хмуро ответила Ольга.
– Море – это чудесно…
У Анны встал в горле ком. Она подняла глаза к потолку, они вдруг наполнились непрошеными слезами, вскочила, «я же руки не помыла!», кинулась в ванную, и там включила воду и с отвращением взглянула на себя в зеркало. Они смотрели на нее, как…Анна не могла придумать подходящего сравнения…как на чужую, как они сразу отдалились, каким отчужденным стал Макс, а она ведь ничего не сделала. Или сделала? Но каким он стал снисходительно-враждебным, с какой легкостью он готов отречься от своей матери, она это почувствовала тогда.
– Господи, во что я превратилась? – горестно покачала она головой, глядя на розовые носочки на полотенцесушителе. – Что со мной стало? Что со мной?
Она вымыла руки, снова взглянула в зеркало, несчастное выражение собственного лица насмешило ее, и она усмехнулась. За стол она вернулась как ни в чем не бывало.
Ничего, ничего, еще немного вина, подарю им нормальные бокалы, страшно смотреть из чего пьет молодежь. Все поправимо.
Макс напустил на себя непринужденный вид. Обиженная ее холодностью Оля без притворства дуется. Щеки эти надутые полудетские смешные. Анна хмыкнула. Это из-за них Макс потерял голову, он ей сам признался, из-за щек.
Она прислушалась. Здесь было непривычно тихо. В их квартиру не проникали ни шум улицы, ни хлопанье дверей, только один звук привлек внимание Анны – еле слышимое шуршащее постукивание. Анна огляделась – это на подоконнике пластмассовый цветок качал двумя листками, вверх-вниз. Тик-так, тик-так, тик-так.
Она встряхнулась.
– Простите мне мое дурацкое настроение, – сказала она весело. – У меня последнее время бывает.
Теперь она само очарование. Пара смешных историй из детства Макса, пара анекдотов из собственной жизни…