Младший научный сотрудник

— Так на Московском же, — Паша и сам обрадовался смене темы, — в прошлом году. В этом нет, они по нечётным годам проходят.

— И что там запомнилось?

— Ну конкурсная программа сам понимаешь, какая там бывает… сплошной соцлагерь плюс прогрессивные кинодеятели из стран капитала… плюс Тегеран-43.

— Он вроде и победил, это Тегеран?

— Да, победил — попробовало бы жюри не дать первое место прогрессивной антифашистской ленте, да ещё и с Аленом Делоном. Самое интересное там как всегда во внеконкурсной программе было.

— И что там было вне конкурса?

— Загибай пальцы, — довольно отвечал Паша, оседлавший любимого конька, — Электрический ковбой этого… Поллока, с Редфордом и Джейн Фондой в главных ролях…

— Угу, — поддакнул я, — Поллок это который «Три дня кондора»?

— Самый он… Ковбой этот не сказать, чтобы сильно увлекательное кино, про бывшего участника родео, а ныне алкаша… но Рэдфорд с Фондой вытягивают его, ладно… эротическая сцена между ними минут на десять опять же…

— А ещё что загибать? — поторопил я Пашу.

— Аааа… — начал вспоминать он, — можешь сразу два пальца загнуть — Бельмондо в «Игре в четыре руки» и Челентано в «Бинго-Бонго». Развлекалово, но высокого уровня, нашим киношникам до этих картин, как до Луны.

— Так-так-так, — начал вспоминать я, — Игра это вроде бы про Венецию…

— Точно, Бельмондо там играет традиционного весёлого мошенника, такого Остапа Бендера французского разлива — вот он и резвится на фоне венецианских каналов и собора святого Марка.

— А Бинго-Бонго это по-моему современный Маугли? — припомнил я.

— Откуда знаешь? — подозрительно посмотрел на меня Паша. — Его у нас только осенью прокатывать будут.

— По голосам кажется что-то слышал, — увильнул я от ответа. — А из артистов кого-нибудь видел вживую?

— А как же, — довольно ухмыльнулся Паша, — Мастрояни видел, вот как тебя, а ещё Камаки Курихару и Олега Видова, у него даже автограф взял.

– ---

Через час я сидел на лавочке и уминал двойную порцию макаронов с сыром — не обманула Нина, выдала все в соответствии с обещаниями. По телевизору показывали вторую серию «Миража», где незадачливые грабители пытались откупорить запертый броневик с деньгами. Аскольд завалился спать и на ужин даже не сделал попытки выйти. Паша с приятелями уселся играть в преферанс по копейке за вист, звали меня, но я отбрехался — игрок из меня тот ещё. А завтра предстоял председательский суд над проштрафившимся Аскольдом… и ещё Оля пригласила меня вечером сходить за грибами.

Ладно, вздохнул я, было утро и был вечер — день первый закончился и хрен бы с ним, завтра должно быть светлее, чем вчера… хотя кому и почему оно должно, это большой вопрос…

Глава 13

Суд Соломона, праведный, но беспощадный

А Аскольд раньше меня проснулся и даже сбегал на речку, как я понял. Когда я вышел из своей бани на свет божий, он делал что-то вроде зарядки, переходящей в боксёрский бой с тенью.

— Боксом занимался? — спросил я, повиснув на подобии турника.

— Было дело, — буркнул он, проведя особенно эффектную двоечку по воображаемому противнику.

— Что вчера было, помнишь? — продолжил я.

— В общих чертах, — ответил он, садясь на лавочку, — если ты расскажешь, так и совсем всё вспомню… кстати, у тебя нет запасной майки или рубашки? Я вчера свою посеял где-то… вместе с грибами.

— Значит кое-что помнишь, — констатировал я, потом вытащил белую майку из рюкзака, протянул ему и начал рассказ…

— Короче вот так оно всё и случилось… сегодня, как Али-Бабаевич сказал, тебя потащат на разбор к Пугачёву. Как этого… как Гринёва в Капитанской дочке.

— И чего я там делать буду? — спросил он.

— Оправдываться, я так думаю, — ответил я после недолгого размышления, — если грамотно отбрехаешься, то возможно тебе вчерашнее сойдёт с рук…

— А если неграмотно?

— Тогда обратно в институт вышлют, а вдогонку бумагу с описанием твоих подвигов — а в институте могут и из комсомола вышибить… запросто.

— Значит, надо отбрёхиваться, — уныло сказал Аскольд, — поможешь?

— Слушай, — пришла мне в голову одна мысль, — у тебя же родители в КГБ работают — один звонок им и они всё устроят в лучшем виде.

— Только мать, — поправил меня он, — там работает. Отец уже давно в отставку ушёл.

— Ну всё равно немало, целая мать у тебя в чекистах, поди подполковник уже…

— Майор, — всё так же уныло отбивался Аскольд, — и не буду я ей звонить по таким пустякам, сам разберусь.

— Ну тогда пошли завтракать, а ты тем временем продумывай план обороны от пугачёвского наезда.

Сегодня по кухне дежурила уже новая пара девочек, Нина с Зиной ушли в запас. На завтрак была та же самая пшённая каша, сваренная по всей видимости с помощью моей кулинарной книги — есть можно. На Аскольда народ косился, но вопросов как-то никто не задавал, понимали, что ему и так хреново.

— Сегодня все идут на колхозный ток, — сказал Али-Баба по окончании еды. — Крупорушка, озимые и пастбище отменяются. Так что через полчаса все залезаем в грузовик и дружно двигаемся на центральную усадьбу.

А затем он повернулся к Аскольду и продолжил:

— А ты, друг ситный, в десять тридцать идёшь в правление — там с тобой Пугачёв беседовать будет.

— Можно, я тоже пойду? — спросил я, — как свидетель типа.

— Можно, — с удивлением посмотрел на меня начальник, — тогда втроём идём. Я просигнализирую, когда время подойдёт.

Колхозный ток представлял из себя несколько амбаров, в которых собственно и происходила предварительная сушка зерна, собираемого с колхозных полей. Слева и справа там проходили трубы, по которым гнался горячий воздух, а между ними устанавливали такие жестяные полутрубы. И сверху на них разгружали то, что привезли с поля 53-и ГАЗоны и ЗИЛы. Это не самосвалы были, зерно надо было лопатами выгребать, так что наша работа заключалась в разгрузке машин с одного конца амбара и последующая загрузка подсушенного зерна в мешки, а мешков в машины — их увозили куда-то на элеваторы.

Работа не сказать, чтобы очень тяжёлая, но утомительная — одно и то же весь белый день… да и спина начинала болеть от постоянного нахождения в полусогнутом виде. И пыль тут поднималась при разгрузке немаленькая, так что бывалые товарищи советовали завязывать нос чем-то вроде платка. Через час-полтора где-то, когда мы отдыхали на завалинке амбара, к нам подошёл Али-Баба.

— Время, — сказал он, показывая на часы «Полёт», — идём к председателю.

— Придумал чего? — спросил я по дороге у Аскольда.